Первое утро☀️
«Утро»
На кухне пахло свежемолотым кофе и жареными тостами. Аромат был густым, насыщенным — почти уютным. Но уют разбивался о реальность, как тонкое стекло: запах — чужой, приготовлено не для меня, а дом — вовсе не дом.
Он стоял у окна, облокотившись на подоконник. Футболка тёмно-серая, джинсы, босые ноги на холодной плитке. Лёгкий, собранный, чужой.
Телефон прижат к уху. Голос ровный, ленивый. Улыбка вкрадчивая. Почти счастливая.
— ...Да, пусть зайдёт. Плевать, она имеет право. Я разберусь.
(Пауза. Он коротко усмехнулся.)
— Мама не в восторге? Ну и что. У неё с Ариной своя история.
(Смеётся чуть громче, но всё равно тихо, интимно.)
— Нет, не переживай. Мия всё равно молчит. Она — не проблема.
«Она — не проблема».
Всё внутри оборвалось.
Я перестала дышать. На секунду. Или дольше. Не знаю.
«Не проблема». Не имя. Не чувство. Не человек. Просто — пустота. Лишённая смысла часть уравнения.
Мне стало холодно. Мгновенно, будто по венам пустили лёд. Я обхватила себя руками, будто могла согреться от самой себя.
Он не обернулся. Не заметил. Или сделал вид.
Я сделала шаг — пол скрипнул. Только тогда он повернулся.
— А, ты проснулась, — буднично. Ни удивления, ни вины.
— Угу.
Он чуть кивнул, бросив взгляд на стол.
— Завтрак хочешь? Там что-то осталось.
— Нет, спасибо.
— Как хочешь, — отрезал он и вернулся к разговору.
Меня больше не было. Ни в комнате. Ни в его жизни.
Я подошла к крану. Налила себе воду. Стакан звякнул, когда коснулся поверхности раковины. Пальцы дрожали, но я сжала стекло крепче. Я не позволю себе уронить ни этот стакан, ни себя.
Он продолжал говорить. Голос стал мягче.
— Ну, конечно, заеду. Да, как договорились. Нет-нет, не волнуйся. Она всё равно меня не спрашивает.
Она — это я.
Я стояла спиной к нему, смотрела на воду в стакане, как будто могла утонуть в ней и исчезнуть. Я даже не слушала слова — я вчитывалась в междустрочие. В его свободу. В его спокойствие. В его право любить кого-то другого — и не скрывать этого.
Он был красив. Спокоен. Абсолютно не сломан.
А я — разваливалась.
И вот тогда, впервые с момента свадьбы, я поняла, насколько я здесь — невеста, но не жена. Присутствующая, но не существующая.
***
Я была на кухне, всё ещё с тем же стаканом воды в руке. Не пила. Просто держала.
Саша прошёл мимо, не глядя.
— Это она, — сказал в никуда, как факт, не требующий реакции.
Я не спросила: кто. Уже знала.
Он открыл дверь. Саша проводил Арину в дом так, будто она приходила сюда всегда.
Голос женский — тёплый, мягкий, немного смеющийся.
— Привет.
— Привет, — ответил он, и в его голосе впервые за многие дни появилось что-то живое.
— Можно?
— Конечно.
Они оба вошли в кухню. Я всё ещё стояла у раковины. Спина ровная, пальцы цеплялись за холодный стакан. Сделала вид, что не обернулась. Но слышала всё. Я слышала шаги. Уверенные. Каблуки.
А потом — дыхание ближе.
Я подняла взгляд только тогда, когда они вошли на кухню.
Арина.
Такая, какой, возможно, хотела быть я. В другом мире. В другой жизни.
Светлые волосы, идеальный мейкап — но лёгкий, будто она просто всегда так хороша. Прямой взгляд, лёгкая улыбка. Без напряжения. Она была в джемпере и юбке, в руках — маленькая сумка. Выглядела, будто это её дом.
И тут... он обнял её. Просто. Естественно. Как будто весь этот дом — её пространство.
Поцеловал в висок.
А она улыбнулась. Так, как улыбаются тем, кому верят. Кого любят. Кто в безопасности.
Она посмотрела на меня тоже. Без враждебности. Без стыда. Как на кого-то, кого не нужно бояться.
Как на тень.
— Мы пойдём в кабинет, — сказал Саша, обернувшись на секунду.
Без просьбы. Без объяснения.
Просто — сказано. Констатация.
Я кивнула. Иначе не могла. Голос бы дрогнул. Или сломался.
Когда они ушли, в доме стало странно тихо.
Я просто стояла. Не шевелилась.
Мне не больно.
Снова это в голове. Как заклинание. Повторить три раза — и станет правдой.
Мне не больно. Мне не больно. Мне не больно.
Но тело знало другое. Холод в груди, дрожь в пальцах. Зрение будто затуманилось, как после бессонной ночи.
Я взяла стакан и сделала глоток.
Он был пуст.
***
Когда они ушли, дом будто задрожал от внезапной пустоты.
Я стояла посреди кухни, в которой только что кто-то смеялся. Где чьи-то руки касались чьей-то спины. Где был аромат чужих духов, чужого присутствия. И всё это было в моём доме. В моём браке. Если это вообще можно назвать браком.
Тишина резала уши. Я не знала, что делать с руками. Не знала, куда себя деть.
Никто не учит тебя, как быть лишним в своей жизни.
Я вымыла стакан. Зачем — не знаю. Протёрла стол. Потом подошла к окну. Поймала отражение. Уставшее лицо, покрасневшие глаза. Тень на щеке от косого солнца.
— Я в порядке, — прошептала.
И засмеялась. Тихо, беззвучно.
От этой фразы — "Я в порядке" — тошнило больше, чем от всего остального.
Я не была в порядке.
Просто не умела быть другой.
Прошло, наверное, минут пятнадцать, когда в коридоре послышались шаги. Смех. Саша что-то сказал — голос у него был спокойный, ленивый. Как будто это обычный день.
Дверь закрылась. И снова — дом перестал быть моим.
Я вернулась на кухню. Сделала вид, что чем-то занята. Хотя внутри всё напряглось, как струна. Я чувствовала — сейчас он войдёт. И не ошиблась.
— Ты всё ещё здесь, — заметил он, как будто это было неожиданностью.
— А куда мне идти? — ответила я, не оборачиваясь.
Он замолчал. Не потому что не знал, что сказать. А потому что знал — если скажет, будет хуже.
Но и молчание било сильнее слов.
— Арина ушла, — проговорил он после паузы.
— Угу.
Молчание снова. Только теперь оно стало глухим, будто воздух сжался между нами.
— Ты ведь знала, что она есть, — бросил он.
— Я знала, — подтвердила я.
— Тогда в чём проблема?
Я обернулась. Медленно. Не от боли. От усталости.
— Проблема в том, что я всё это вижу. Каждый день. Слышу. Чувствую. А должна делать вид, что ничего не происходит.
Он усмехнулся. Криво. Почти раздражённо.
— Мы же договорились не вмешиваться в жизни друг друга.
— Да. Мы договорились. Но ты живёшь, а я просто... существую. Рядом.
Он подошёл ближе. На шаг. Почти вплотную. И посмотрел в глаза. Долго.
— Ты знала, на что идёшь.
— Нет, — ответила я. — Я не знала, насколько это больно.
Он хотел что-то сказать — видно было по глазам. Но передумал. Или не решился.
— Спать будешь сегодня в своей комнате? — спросил наконец.
— А ты хочешь, чтобы я была в твоей?
Он не ответил. Развернулся и вышел.
Он ушёл без лишних слов. Просто вышел из кухни, оставив за собой запах кофе и дорогого парфюма, в котором пряталась едва уловимая нота чего-то чужого — как будто в этом доме, кроме нас, уже давно кто-то жил.
Я стояла с бокалом воды, чувствуя, как она холодом стекала по горлу, но не приносила облегчения. Моё отражение в стеклянной дверце шкафа казалось бледным, расплывчатым — как будто я больше не была собой. Как будто меня нарисовали чужими руками и забыли стереть лишние линии.
— Хм, — раздалось за спиной. — И это теперь называется жена?
Я обернулась.
На пороге кухни стояла она — его мать. Высокая, с прямой осанкой, в идеально выглаженном платье пепельного цвета. Её лицо было маской: ни злобы, ни приветствия, только едва заметная тень недовольства в уголках губ.
Я промолчала.
— У нас в доме принято здороваться, — произнесла она и прошла мимо, не дожидаясь ответа.
— Доброе утро, — тихо сказала я, зная, что уже опоздала.
Она осмотрела стол, цокнула языком и демонстративно протёрла влажным платком уже чистую поверхность.
— Саша ушёл голодным. Интересно, чем ты тут целый час занималась?
Я не ответила. Потому что знала — ответа она не ждёт. Только подтверждения своей правоты.
— Ты хоть что-то умеешь? Варить, жарить, убирать? Или тебя просто выставили замуж, как красивую куклу на полку? Саша не будет ждать, пока ты научишься быть женщиной, девочка.
Я сжала пальцы на стакане. Льдинка внутри треснула, и этот звук эхом отозвался где-то в груди. Я хотела что-то сказать, оправдаться — но горло сжалось. Слова застряли, как кость в дыхании.
— Молчишь. Ну конечно. Тебе же удобно быть тихой. Так проще выглядеть приличной.
Она поставила чайник, достала чашку и, не спросив, налила себе кофе — из той же кофеварки, с которой я утром пыталась согреть себя. Как будто вытесняя даже из рутинных мелочей.
— Арина зайдёт вечером, — добавила она мимоходом. — Постарайся не мешаться под ногами.
Я подняла взгляд. И впервые не опустила его. Она заметила. Усмехнулась.
— Не думай, что ты особенная. Ты — часть сделки. А у сделок нет чувств.
Она развернулась и ушла, оставив после себя запах дорогого крема и ощущение чего-то гнилого — едва уловимое, но невыносимое.
Я осталась стоять на кухне, как призрак.
Вечер в этом доме опускается как бархатная занавесь — плотная, тяжёлая, давящая. Я всё ещё сидела в комнате, где едва ощущалась моя собственность. Здесь не было ничего моего — ни запаха, ни тепла, ни следа прошлого, которое можно было бы называть «домом».
Шаги. Женские каблуки. Лёгкие, уверенные. Дверь внизу хлопнула — и сразу же голос Саши, ниже обычного, почти бархатный:
— Привет. Заходи, ты отлично выглядишь.
Смех. Её. Как будто в нём ничего не весило, всё было легко.
Я поднялась с кровати, не включая свет. Подошла к двери и приоткрыла — настолько тихо, что скрип не посмел прозвучать.
Снизу доносились фразы.
— Я говорила, ты женился зря.
— А ты как всегда была права.
— Ты скучал?
Пауза. А потом — движение. Приглушённое. Шорох одежды.
И его голос, почти шёпотом:
— Очень.
Всё стало слишком ясно.
Смех. Поцелуй. Нежный, короткий — как точка в предложении, которое не закончится.
— Пойдём наверх.
Я услышала, как они поднялись по лестнице. Он вёл её в ту самую комнату, которая когда-то должна была быть моей супружеской. Но никогда не стала.
Дверь захлопнулась. И началась тишина.
Не звенящая, не гробовая — нет. Это была такая тишина, в которой отчётливо слышишь всё. Каждый вдох. Каждый стон. Каждое движение пружин и сдавленные крики, которых не прячут, потому что не считают нужным.
Она осталась на ночь. Я слышала, как её голос растворяется в его дыхании. Один раз. Потом снова. Ещё.
А я лежала на спине, уставившись в потолок, будто там был выход из этой комнаты. Из этой жизни. Из самой себя.
Но потолок был таким же глухим, как и всё вокруг.