.
Мы ехали долго.
Сначала по шоссе, где фонари мелькали, как удары сердца.
Потом — по узким улицам спящего пригорода.
Дома стояли близко друг к другу, окна тёмные, как будто здесь никогда не было жизни.
Чем дальше мы уезжали от города, тем сильнее у меня было чувство, что я не просто меняю адрес — я стираюсь.
— Мы почти на месте, — сказал Томас, не отрывая взгляда от дороги.
Я хотела спросить, как он выбрал именно это место, но не стала. В его голосе было что-то такое, что не терпит вопросов.
Через несколько минут машина остановилась возле небольшого двухэтажного дома из светлого кирпича. Окна на втором этаже были в пол, с тёмными шторами. Сад перед домом — аккуратный, но пустой, ни одного цветка.
— Выходи, — тихо сказал он.
Внутри пахло свежей краской и чем-то деревянным — как в новых домах, куда ещё никто не успел принести запахи своей жизни.
В коридоре стояли две пары обуви: мужские тёмные ботинки и женские кроссовки.
— Это…? — Я показала на кроссовки.
— Твои, — спокойно ответил Томас. — Всё, что здесь, — твоё.
На вешалке висели женская куртка и шарф. Я коснулась ткани — тёплая, мягкая. Новое всё. Даже запах.
Мы поднялись на второй этаж.
— Спальня здесь, — он толкнул дверь.
Большая комната, двуспальная кровать с серым покрывалом, два прикроватных столика. На одном — лампа и книга, на другом — пусто.
— Почему… — я запнулась. — Одна кровать?
— По легенде, мы муж и жена, — просто сказал он. — Соседи, почтальон, случайные люди… никто не должен сомневаться.
Эти слова прозвучали сухо, но я почувствовала, как внутри сжалось.
Муж и жена.
Даже если только на бумаге.
Внизу, в гостиной, он достал из сумки папку.
— Садись, — сказал он, усаживаясь рядом на диван.
В папке лежали документы: паспорта, водительские удостоверения, банковские карты.
Я взяла свой паспорт.
Имя: Софи Мэйсон.
Дата рождения — другая. Город рождения — выдуманный.
— А ты? — спросила я.
Он открыл второй паспорт.
Томас Мэйсон. То же имя, что и было, но теперь — «муж» в графе.
— Мы будем жить здесь вместе, — продолжил он. — Ходить в магазин вместе. Иногда я буду заезжать позже, но соседи должны знать: у Софи есть муж.
— И что будет, если я случайно забуду… быть Софи?
— Ты не забудешь. — Он посмотрел на меня так, что сомнений не осталось.
Я молчала.
Он взял лист с «легендой» — подробное описание нашей якобы совместной жизни: где познакомились, когда поженились, куда ездили в отпуск. Всё было расписано до мелочей.
— Мы будем это учить, — сказал он. — Пока ты не сможешь рассказывать это так, будто это твоя правда.
Ночь в доме была другой.
Тишина здесь была плотнее, чем в квартире.
Я лежала в постели, слышала, как Томас что-то печатает на ноутбуке за столом в углу.
Оба мы были одеты, между нами — несколько пустых подушек.
И всё же, даже через этот барьер, я чувствовала его присутствие слишком близко.
Его дыхание, его едва заметное движение.
И мысль, которая не давала уснуть:
теперь моя жизнь зависит не только от того, кем я буду, но и от того, кем мы будем вместе.
Свет в спальне был мягкий, приглушённый шторами, но я всё равно проснулась от запаха кофе.
Не своего.
Он шёл с кухни, насыщенный, терпкий, будто вплетался в воздух и заставлял встать.
Я спустилась по лестнице босиком, пальцы ног скользили по холодным ступеням.
В кухне Томас стоял спиной ко мне, в тёмно-синей рубашке с закатанными рукавами. На столе уже лежали два тоста, масло и джем.
— Доброе утро, Софи, — произнёс он так, будто уже репетировал эту фразу.
— Доброе, — ответила я, всё ещё привыкая к тому, что это моё имя.
— Сегодня идём в магазин, — сказал он, ставя передо мной чашку. — Нужно, чтобы соседи нас увидели.
— Просто… пройтись по магазинам?
— Просто жить. — Его взгляд задержался на мне дольше, чем нужно. — Но помнить, что мы — вместе.
Я кивнула.
За завтраком мы говорили о чём-то мелком, бытовом — кто выносит мусор, у кого сегодня очередь мыть посуду.
Это казалось странно настоящим.
Как будто мы правда жили вместе долго.
Через час мы вышли на улицу.
Солнце пригревало, но воздух был прохладным.
Я шла рядом с ним, и его ладонь вдруг обхватила мою.
Не крепко, но достаточно, чтобы это выглядело естественно для чужих глаз.
У калитки соседка — женщина лет шестидесяти с острым взглядом — остановилась, чтобы поздороваться:
— О, а это и есть ваша жена?
— Да, миссис Хенли, — ответил Томас с лёгкой улыбкой. — Софи, познакомься.
— Очень приятно, — сказала я и чуть сильнее сжала его руку, будто подтверждая его слова.
Мы зашли в маленький продуктовый.
Пахло хлебом и свежими яблоками.
Томас уверенно выбирал продукты, иногда спрашивал у меня, что взять — так, чтобы продавец слышал.
Всё выглядело как обычная, ничем не примечательная жизнь.
До того момента, пока я не увидела его.
Сначала — просто тень у окна напротив.
Я даже не сразу поняла, что смотрю в сторону.
Но потом… силуэт.
Чёрная куртка, руки в карманах. Лицо в полутени, но я знала.
Это был тот же, кто мог оставить конверт у моей двери в прошлой квартире.
Он не двигался.
Просто стоял, наблюдая.
— Софи? — Томас оказался рядом, его ладонь легла мне на спину. — Всё в порядке?
— Да, — соврала я, но взгляд уже потерялся в пустоте за стеклом — силуэта больше не было.
Дорогу обратно мы шли молча.
Соседи махали нам, улыбались, а я всё время чувствовала, что кто-то может быть за спиной.
Когда мы закрыли дверь дома, Томас повернулся ко мне:
— Кто это был?
Я хотела сказать «никто», но слова застряли в горле.
— Я… не уверена, — прошептала я.
Его взгляд стал жёстким.
— Значит, будем считать, что уверенна.
Дом к вечеру стал тихим.
Не той тишиной, что расслабляет, а той, в которой любое слово — как капля в воду.
Я сидела за кухонным столом, крутя в ладонях кружку с остывшим кофе.
Пар уже исчез, вкус стал горьким и плоским, но я пила, чтобы занять руки.
Томас вошёл почти бесшумно, но его присутствие сразу заполнило комнату.
На нём была та же рубашка, только верхние пуговицы расстёгнуты.
Он поставил передо мной тарелку с сэндвичем.
— Ешь, — сказал он.
— Не хочу.
— Всё равно.
Я откусила маленький кусок, лишь чтобы он отстал, но он сел напротив и не отвёл взгляда.
— Теперь расскажи, — тихо произнёс он.
— О чём?
— О том, что ты увидела сегодня в магазине.
Я уставилась в кружку.
Слова лежали на языке, тяжёлые, как камни.
— Я не уверена, — наконец сказала я.
— Софи… — он нарочито сделал паузу, будто проверяя, откликнусь ли я на это имя, — мы не можем работать с «неуверенна».
Его тон был мягким, но в нём сквозила сталь.
— Это был кто-то… похожий, — выдавила я. — Похожий на того, кто мог оставить конверт.
— Похожий — это на девяносто процентов «тот же».
— Я не уверена, — повторила я, но голос предательски дрогнул.
Он встал, прошёл к окну, отдёрнул штору и посмотрел наружу.
Тьма. Пустая улица.
— Если это он, значит, он нашёл нас быстрее, чем я ожидал, — произнёс он так тихо, что я не сразу поняла, говорит он мне или себе.
Вернулся к столу, сел ближе.
Я почувствовала лёгкий запах его парфюма — сдержанный, древесный, такой же, как он сам.
— Софи, — его голос стал мягче, — я должен знать всё, что ты помнишь. Даже мелочи. Даже если они кажутся тебе бредом.
— А если я не хочу вспоминать? — спросила я, подняв глаза.
— Тогда ты сама подставляешь себя. И меня. — Он не отводил взгляда. — А я этого не допущу.
Мы долго смотрели друг на друга.
И это было уже не просто «муж и жена по легенде».
Это было — «человек, от которого зависит, выживу ли я».
— Ты доверяешь мне? — вдруг спросил он.
— Не знаю, — честно ответила я.
Он чуть усмехнулся уголком губ.
— Значит, есть шанс.
Он взял мою кружку, налил свежий кофе и вернул.
— С этого дня, — сказал он тихо, — мы не врём друг другу. Даже если правда неприятная.
— А если придётся? — спросила я.
— Тогда я узнаю. — В его глазах мелькнуло что-то опасное и обещающее одновременно.
Я сделала глоток, и вкус оказался другим — свежим, крепким, почти обжигающим.
А он всё ещё сидел напротив, и я поняла: отныне любая ночь и любое утро будут начинаться с этого стола и его взгляда.
И, возможно, именно это будет самым трудным в нашей легенде.