Часть 8. «Помоги»
Утро началось с хаоса. Аверс стоял в углу комнаты, его лицо было искажено злостью, а голос громким и резким. Он ругался с кем-то по телефону, его слова были полны раздражения и бессилия. В гостиной Глеб сидел на диване, его пальцы быстро двигались по струнам гитары. Звуки, которые он извлекал, были громкими, полными боли и грусти. Казалось, что каждая нота — это крик его души, который он не мог выразить словами.
Даня поднялась с кровати, ее голова раскалывалась от боли. Она села за стол перед зеркалом и начала краситься. Ее движения были резкими, но точными. Яркие стрелки, красные тени под глазами, белая тушь, темные губы — все это смотрелось на ней гармонично, но в то же время вызывающе. Она смотрела на свое отражение, но казалось, что она видит не себя, а кого-то другого.
Встав, она сняла с себя всю одежду, оставаясь в одном нижнем белье. Ее тело было покрыто синяками, шрамами и свежими ранами, которые она тщательно скрывала от всех. В этот момент в комнату вошел Аверс. Он остановился на пороге, его глаза расширились от шока. Он видел все ее шрамы, все раны, которые она так тщательно прятала. Его сердце сжалось от боли, но он не мог отвести взгляд.
— Дань... — начал он, его голос был тихим, но в нем читалась тревога.
Она не обернулась, продолжая натягивать на себя черные брюки и худи. Ее движения были резкими, но в них чувствовалась какая-то отрешенность.
— Чё, бля, смотришь? — она бросила, не оборачиваясь. — Надоело уже, отстань.
Аверс подошел к ней, его руки легли на ее талию, мягко, но уверенно. Он прижал ее к себе, пытаясь передать ей свою заботу, свою любовь. Но она резко выгнулась, положила руки на его грудь и оттолкнула.
— Отъебись, бля! — она крикнула, ее глаза сверкнули злостью. — Не трогай меня!
Аверс отступил, его лицо выражало боль и беспомощность.
— Дань, я просто хочу помочь, — сказал он, его голос был тихим, но в нем читалась мольба.
— Помочь? — она фыркнула, ее голос был полон сарказма. — Ты, бля, сам мне мешаешь! Просто оставь меня в покое, ок?
Она продолжила одеваться, не обращая на него внимания. Аверс смотрел на нее, его глаза были полны боли, но он не знал, что сказать. Он понимал, что она страдает, но не знал, как помочь ей.
Выйдя из комнаты, она задела Аверса плечом, не сказав ни слова. В гостиной Глеб уже ждал ее у выхода. Он обнял ее, и они вышли из квартиры. Глеб подошел к машине, у которой стоял Саша. Девушка подбежала к нему, обняв его крепко. Ее объятия были неожиданными, но Саша не стал сопротивляться. Он обнял ее в ответ, его руки были нежными, но крепкими.
— Привет, Дань, — сказал он, его голос был тихим, но в нем читалась забота.
— Привет, Сашка, — она ответила, но в ее голосе не было тепла.
Глеб пожал Саше руку и улыбнулся.
— Поехали? — спросил он, его голос был спокойным, но в нем чувствовалась тревога.
Они сели в машину, и Глеб включил музыку. Это была его музыка, полная боли и грусти. Даня тихо подпевала, боясь нарушить доверительную обстановку. Ее голос был тихим, но в нем читалась какая-то глубокая боль.
Когда они подъехали к университету, Даня обняла брата и вышла из машины. Саша и Даня направились ко входу, пока Саша спрашивал ее о самочувствии.
— Как ты, Дань? — спросил он, его голос был тихим, но в нем читалась тревога.
— Нормально, блять, — она ответила, ее голос был грубым, но в нем чувствовалась усталость. — Не лезь ко мне с этими вопросами.
— Ты уверена? — он настаивал, его глаза были полны заботы.
— Да, бля, уверена, — она резко ответила, но в ее голосе не было злости, только усталость.
Они вошли в здание, Саша шел за ней, его глаза не отрывались от ее спины. Он видел, как она напряжена, как ее плечи слегка подрагивают. Он хотел помочь ей, но не знал как. Он знал, что она нуждается в помощи, но боялся, что если сделает что-то не так, она просто закроется еще больше.
— Дань, — начал он, его голос был тихим, но в нем читалась решимость. — Если тебе что-то нужно... если тебе нужна помощь... я здесь.
Она остановилась и посмотрела на него, ее глаза были полны боли, но в них читалась благодарность.
— Спасибо, Сашка, — она сказала, ее голос был тихим, но в нем чувствовалась искренность. — Но я... я сама разберусь.
Саша кивнул, но в его глазах читалась тревога. Он знал, что она не справится одна, но не стал настаивать. Он просто шел рядом с ней, готовый быть рядом, когда она будет готова принять его помощь.
***
Даня и Саша вышли из университета, когда солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо в теплые оттенки оранжевого и розового. Воздух был наполнен легкой прохладой, и листья под ногами шуршали, словно шептали что-то на своем языке. Саша, засунув руки в карманы джинсов, сделал шаг в сторону дома, но Даня резко схватила его за рукав. Ее пальцы вцепились в ткань так крепко, что на мгновение он почувствовал, как она дрожит.
— Куда, блять, собрался? — ее голос прозвучал резко, почти агрессивно, но в нем чувствовалась какая-то неуверенность, словно она боялась, что он действительно уйдет.
— Домой, — пожал плечами Саша, оборачиваясь к ней. — Чего ты?
— Не хочу, чтобы ты уходил, — выпалила Даня, сжав его рукав сильнее. — Ну, блять, понял? Не хочу.
Саша улыбнулся, его глаза смягчились. Он подошел ближе, и его пальцы слегка коснулись ее руки. Даня не отдернула руку, будто его прикосновение было чем-то необходимым, чем-то, что она давно ждала, но боялась признать. Ее кожа под его пальцами была прохладной, и она слегка вздрогнула, но не отстранилась.
— Ну, пошли тогда, — сказал Саша, и они двинулись в сторону музыкального училища.
Дорога была наполнена смехом и шутками. Саша рассказывал какой-то дурацкий анекдот, а Даня, хоть и пыталась сохранять серьезное выражение лица, не могла сдержать улыбки.
— Ты вообще, блять, идиот, — бросила она, когда он закончил рассказ. — Кто так шутит?
— Ну, ты же смеешься, — парировал Саша, подмигнув.
— Я не смеюсь, я просто... блять, ладно, смеюсь, — сдалась Даня, толкнув его плечом.
Саша смотрел на нее с нежностью, замечая, как она постепенно оттаивает. Ее грубость и резкость, которые она так тщательно выстраивала, словно стена, начали давать трещины. Он видел, как ее губы дрожат, когда она смеется, как ее глаза светятся в последних лучах заката.
Когда они дошли до музыкального училища, Даня осмотрела парковку. Две одинаковые машины стояли рядом, и она сразу поняла, что Глеб и Аверс уже здесь.
— Ну, поехали, — сказала она, толкнув дверь.
Студия встретила их знакомым запахом пыли, кофе и старого оборудования. Глеб и Аверс сидели за компьютером, увлеченно добавляя бас к биту. Саша снял ветровку и бросил ее на диван, а Даня, не теряя времени, подошла к гитаре.
— Давайте, блять, работать, — бросила она, втыкая кабель в усилитель.
Звук гитары заполнил комнату, и студия ожила. Даня играла с такой страстью, что казалось, будто она выплескивает всю свою боль и злость через струны. Ее пальцы быстро двигались по грифу, и каждая нота звучала как крик. Саша подошел к микрофону, и они начали записывать трек.
— Я больше не люблю тебя — соврал, — пел Саша, его голос звучал хрипло и грубо. — Все наши чувства сгорали, куплеты летели в мусорку, с ними все, что когда-то написал для тебя.
Даня подхватила:
— Ночь... вокзал... я снова не сплю дома, ты знал!
Она пела с такой силой, что казалось, будто ее голос рвет на части не только микрофон, но и все, что ее окружало. Ее грубый, почти прокуренный голос изливал грустные слова, и каждый слог звучал как удар. Саша кричал в микрофон:
— Нахуй твою любовь и нахуй всю эту музыку, если блять в моей музыке не будет тебя... не будет!
Когда они закончили, в студии наступила тишина, прерываемая только тяжелым дыханием. Глеб и Аверс повернулись к ним, их лица выражали восхищение.
— Ну, блять, — сказал Глеб, — это пиздец как круто.
— Да, — поддержал Аверс, — вы, блять, гении.
Даня, обычно скептически относившаяся к похвалам, на этот раз не стала спорить. Она села на пол, обхватив колени руками, и улыбнулась.
— Ну, блять, — сказала она, — может, и правда что-то получилось.
Саша сел рядом с ней, их плечи соприкоснулись.
— Ты знаешь, — начал он осторожно, — тебе бы, может, к психологу сходить.
Даня резко повернулась к нему, ее глаза вспыхнули.
— Ты серьезно, блять? Ты сейчас мне это говоришь?
— Да, серьезно, — не сдавался Саша. — Ты сама видишь, как тебе это помогает.
Даня хотела что-то ответить, но потом вздохнула и опустила голову.
— Ладно, блять, может, и правда стоит.
Они еще долго сидели, разговаривая о музыке, о жизни, о том, как все идет к черту, но в то же время как-то налаживается. Даня, хоть и продолжала сыпать матами и грубить, уже не казалась такой закрытой. Она смеялась, шутила, и в ее глазах появился какой-то новый свет.
— Ты знаешь, — сказала она вдруг, — может, и правда, чтобы сделать хорошую музыку, нужно прожить целый ад.
Саша улыбнулся.
— Ну, блять, тогда мы уже на полпути к шедеврам.
Даня рассмеялась, и в этот момент она казалась почти счастливой. Почти.
— Ну, блять, — сказала она, глядя на него, — ты, конечно, идиот, но... спасибо.
Саша усмехнулся.
— Всегда пожалуйста, блять.
Они сидели на полу студии, окруженные гитарами, микрофонами и проводами, и в этот момент казалось, что весь мир сузился до этой комнаты, до их смеха, до их музыки. И даже если завтра все пойдет к черту, сегодня они были здесь, вместе, и этого было достаточно.