Воришка снов

Я спросила, и мне ответили.
На то, чтобы понять, не хватило смелости.

Палату заливал мягкий белый свет. Я подняла обмотанные бинтами руки к лицу – проверку на реальность никто не отменял. Пальцы, раз, два, три, четыре, пять. Все на месте, ничто никуда не плывет. Отлично.
Палата была не обычная, а явно элитная, одиночная. На подоконнике с голубыми занавесками росла герань, слева от широкой кровати стоял стерильно-белый столик со свежими фруктами, справа – какая-то медицинская аппаратура. Я отодвинула одеяло с живота. Бинты. Значит, не приснилось. Голова заболела с новой силой, я прикрыла глаза – и открыла их уже вечером, жутко голодная. Рядом сидел Семен – хмурый, морщинистый, в белом халате. Мне не понравилось выражение его лица.
- Выкладывай.
Друг криво ухмыльнулся.
- Так нельзя, говорят, тебе сообщать плохие новости!
Я моргнула. Перед глазами стояла вереница жертв.
- Хуже не будет. Давай новости. Начни с моей семьи.
Семен пожал плечами.
- Влад и Ульяна несколько часов назад успешно приземлились на одном из курортных островов. На каком из – знаешь только ты.
- Хорошо, - выдохнула я. - Мой дом?
- Насекомые разбежались, конечно. А так – ничего. Террариум убрали, ковер почистили. Взрывчатку я трогать не решился, пока детонатор в руках у него. Ты когда позвонила, я сразу рванул на помощь, парней из института подтянул, скорую вызвал. В общем, откачали тебя за три дня. Но...
- Кто меня откачивал? Я надеюсь...
- Конечно! – отмахнулся друг. - Никого, кроме Кристины, мы не подпустили. Ну точнее первую неотложную тебе оказали местные врачи, а вот обследованием уже занялась Крис. Ребят, которые охраняли твой дом, Макс прикончил.
- Я же говорила. Не нужно было их ко мне приставлять.
- И была права. Ну, вот все плохое и закончилось. Теперь - хорошие новости.
- Пффф.
- Я серьезно. И первая – тебе придется извиняться перед Мишель. Она не зря так долго копалась в архиве – похоже, информацию о последних годах работы Карла Лобневского стерли не случайно.
- И что в этом хорошего? – я устало поморщилась.
- То, что профессор Лобневский исследовал некую Ангелину. Припоминаешь?
Я попыталась сесть на кровати, но живот обожгло болью – и пришлось лечь обратно.
- Не дергайся, - нахмурился Семен. - Еще рана откроется. Так вот, Лобневский исследовал девушку по имени Ангелина, но ни одной записи в архиве об этом не сохранилось. Дневники, протоколы исследований и прочая макулатура – как сквозь землю провалились! Архивариуса сейчас допрашивают, но что толку... Лобневский, конечно, уже почил, как и профессора его поколения. Все, кроме одного. Васильев Альберт Борисович, живет в подмосковной деревушке, у родственников. С дочерью, вроде. Дедульке девяносто семь, он едва соображает, но, когда спросили про Ангелину, оживился и даже что-то невнятное выдал. Я хотел сразу ехать к нему, но тут сообщили, что ты очнулась.
- Я поеду с тобой!
- И речи быть не может. - Ты еще очень слаба!
В этот раз получилось сесть. Я схватила Семена за ворот и подтащила к себе.
- Забери меня из этой клоаки! Я хочу знать, что скажет Васильев!
- Ну нельзя же так! Тебе еще дня три...
- Да, ага, сейчас, - я свесила ноги с кровати. Боль в животе не давала сосредоточиться на какой-нибудь мысли. - Так. Идти я смогу. Оформляй выписку, поедем.
- Света!
- Есть еще новости?
- Да. Архивный список. Я сократил его до десяти имен, вычеркнув грузчиков и твоего секретаря, как людей без способностей к сталкингу. Еще убрал... - друг потупился. - Колю. И двух ребят из твоего отдела. В общем, осталось десять имен.
- Убери оттуда новичков, - голова закружилась, и я откинулась на подушку. - Макс очень опытный дрим-сталкер.
- Хорошо. Остается семь.
- Теперь мне нужно поспать еще немного. Устала, - и я прикрыла глаза.
«Покой нам только снится. Хотя какой там покой... Сверху смерть, на Глубине смерть, а между ними я, держусь на мелководье, потому что воздух обжигает, а в темноте, на дне, живут сводящие с ума твари. Вроде Макса».

Появились лица, которые я бы с радостью вычеркнула из памяти. Нужно дышать ровнее. Не позволять им проникнуть внутрь.
«Они идут изнутри. Ты закопала их. Похоронила. Пытаешься забыть, оправдать содеянное. А он все, что спрятала, наружу вытягивает. Кормит демонов».
Так и есть. Макс смешивает все ориентиры с грязью. Переворачивает координатные оси. Меняет мышление, подводя к единственно выгодному для себя решению.
А я должна найти его раньше, чем выхода из ловушки не останется.
- Надеюсь, Васильев хоть насчет Ангелины этой проклятой прояснит.

***

Удивительное место – электричка. Удивительное потому, насколько серым оказывается наполняющий поезд пестрый народец. Бабульки с набитыми непонятной снедью сумками, мутные личности без возраста, приезжие разных мастей. И хотя каждый со своей историей, со своими демонами внутри, но даже черти в них прокуренные, старые и беззубые. Те, кто воспевают романтику электричек, скорее всего, никогда на них не ездили.

Мы ехали молча. Живот ныл, но как-то глухо. Видимо, привыкла, пока до вокзала добирались. Воткнув в уши наушники, уставилась в окно. То ли от боли краски мира поблекли, то ли день за окном был серый, а только смотреть было не на что. Бесконечная череда деревьев, домишек, иногда – станции, каждая остановка на которых отдавалась колючим штыком в прессе. Я старалась дышать коротко, не напрягаясь – так меньше болело. Но не хватало воздуха. От духоты и скуки невыразимо хотелось зевать. А зевать нельзя, больно.

Вечером меня так и не отпустили, бумаги подписали только утром, когда оповестили главврача. Наверное, к лучшему – раны еще немного поджили. Теперь я действительно могла ехать. Серость окружающего пространства, музыка в наушниках, молчаливый надзор Семена – идеальные спутники мыслей. Вот я и думала.

Список из семи имен. В нем есть Илья, Гектор, Семен, Эльвира, еще трое незнакомых мне дрим-сталкеров. Семен сказал, что ни у одного из них нет мотива действовать против Конторы. Я ответила, что ни у одного из них нет алиби.
За каждым из подозреваемых установили слежку, пока что – только на рабочем месте. Даже за Семеном, хотя его я совершенно точно оправдала для себя. С одной стороны, очень важно не спугнуть воришку снов. С другой – чтобы поймать его в ловушку, нужно позволить Максу сделать следующий шаг. А что, если он окажется последним?

И все-таки, мы приближались к нему. Я чувствовала. Даже если список окажется пустышкой, даже если Макс в него не попал – так или иначе очень скоро все разрешится. Радоваться было сложно, но я пыталась.

Поезд остановился еще раз. Я вынула наушники и вместе с Семеном спрыгнула на полустанке. Наш путь лежал вглубь деревни.

***

- Проходите.
От холода в голосе хозяйки захотелось поежиться. Я ей не нравилась, и она это не скрывала.
Двухэтажный особняк внутри представлял собой двоякое зрелище: это было прекрасное, хорошо обставленное здание, которое не смогло стать домом. В прихожей я заметила пустующие вешалки, запылившееся зеркало. Мы с Семеном прошли в гостиную, являвшую собой богато убранную комнату двадцатилетней давности. Огромный плоский телевизор у стены, старая, но дорогая стереосистема. Конечно же, на всем толстенный слой пыли – нынче по телеку смотреть совершенно нечего. Я села в черное кожаное кресло, Семен – на диван рядом. Честно говоря, очень хотелось полежать хоть полчасика, чтобы боль перестала путать мысли. Дочь Васильева, Евгения, кажется, молча наблюдала за нами, поджав губы. Прошла минута неловкого молчания. Наконец, я не выдержала:
- Что?
- Просто думаю, - женщина, некрасивая, замученная жизнью, уже старая, вложила в голос весь яд, накопленный за, полагаю, годы молчания. - С чего это вашему институту понадобился мой отец? На протяжении уже тридцати лет никто из вашей конторы не интересовался его здоровьем.
- А мы и не были обязаны, - в другой день мне было бы стыдно. Сейчас, под ударной дозой обезболивающих и в отвратительном настроении, я терпеть эту хамку не собиралась. - Уже тридцать лет Альберт Борисович не работает в институте, мы ничем не обязаны вам. Мы бы могли сюда приехать в ходе официального расследования, доставив дополнительные хлопоты. Но я, глава НИИ, с несколькими травмами, приехала мирно сюда, чтобы поговорить с Альбертом Борисовичем. А вместо этого уже пять минут лицезрею вашу недовольную физиономию. Так что, будьте добры...
Прежде, чем я договорила, Евгения вылетела из комнаты.
- Ты становишься жестокой, - негромко заметил Семен.
- Извини, что не сюсюкаю с каждой вредной бабой. Нет ни сил, ни времени, ни желания.
Друг промолчал. Вскоре на пороге возникла инвалидная коляска, направляемая Евгенией. В кресле расположился грузный седой старик в белой рубашке и темно-синих брюках. Профессор Васильев оказался улыбчивым и ненормальным. Одного взгляда хватило, чтобы понять – он уже давно пребывает в собственном внутреннем мирке. Дочь подкатила Васильева в центр комнаты и отошла к стенке, откуда уставилась на меня злым взглядом, скрестив руки на груди.
Я подошла к старику и, присев на корточки, взяла в руки его морщинистую ладонь. От профессора резко пахло старостью и лекарствами. Маразм. Склероз. Альцгеймер. Три кошмара, ожидающих девяносто процентов дрим-сталкеров. За использование своего мозга днем и ночью нужно платить.
- Альберт Борисович, здравствуйте!
Старик поднял на меня помутненный взгляд и закивал, улыбаясь беззубым ртом.
- Здравствуйте, здравствуйте, - прошамкал Васильев. - Что вам угодно?
- Мы хотели поговорить о вашем коллеге, Карле Лобневском, - решил присоединиться к разговору Семен. - Помните его?
- Конечно! – снова расплылся в улыбке старик. - Карл был прекрасным человеком, дай ему Бог! А вы, собственно...
- Мы из Конторы, хотим поговорить о последних годах работы Лобневского.
Васильев замер в кресле с полуоткрытым ртом, глядя ничего не выражающим взглядом сквозь нас. Я расценила это, как готовность слушать.
- Вы слышали что-нибудь о проекте «Ангелина»?
Старик довольно заворочался в кресле.
- Слышал? Конечно, я слышал про Ангелину. Даже виделся с ней!
Семен хотел что-то спросить, но я жестом приказала молчать. Перебить профессора сейчас – значило отвести от нужной мысли.
- Да-а... - глубокомысленно протянул Васильев. - Ангелина была самым красивым созданием в институте. Когда она появлялась, все вокруг сияло, становилось правильнее и лучше. Работа спорилась, проекты удавались. Умная девочка, схватывала на лету, разбиралась практически в любой области снов. А красавицей какой была! Идешь так по Залу, а она впереди – и засмотришься, даже зная, что она на тебя и внимания не обратит. Волосы у нее были длинные, до пояса, белые, как снег. Альбиносом получилась, но это её только красивее делало. Карл Ангелину любил, баловал всегда. Последние годы работы он ни один проект без нее не начинал. Да-а...
- А фамилию Ангелины вы не припомните? – не выдержал Семен.
Я наградила друга недовольным взглядом, но Васильев нисколько не сбился.
- Фамилию? Лобневская, конечно.
Я моргнула.
- Как, простите?
- Лобневская, - охотно повторил старик. - Лобневская Ангелина Карловна.

Больше ничего внятного мы от Васильева не добились. Профессор все твердил, что Ангелина была красавицей, Карл очень ее любил, все ее любили, и какой хорошей она была. Выдирая ноги из вязкой деревенской грязи, я вполуха слушала ругательства Семена.
- Ну и чего мы добились? - Многого, - я шагнула на асфальтированную дорожку. - Мы знаем, что Ангелина существовала, и, судя по всему, была дочерью Карла Лобневского. А не нашли мы ее в базе, скорее всего, потому что она либо мертва, либо...
- Либо именно данные о ней и стерли из архива.
Я не ответила, размышляя о таинственной Ангелине.
- Нужно поднять биографию Лобневского. Мне кажется, что там не все так просто. Поищем родственников профессора, расспросим у них об Ангелине.
Семен молча кивнул. Мы подходили к серому полустанку. Живот снова закололо. Нужно поскорее ехать домой.

***

«Клименко Николай Алексеевич».
Красивое надгробие, аккуратное. Памятник привезут дня через три, не знаю, какой он будет формы. Я выдохнула на замерзшие вдруг ладони. День сегодня выдался пасмурный и по-весеннему промозглый. Я присела перед свежей могилой, чтобы положить цветы - два огненно-красных мака. Коля как-то говорил, что ему нравятся именно такие. Не помню, правда, когда – наверное, на одном из корпоративов.
«Что же тебя сломило?»

Не знаю, сколько я так стояла, перебирая в голове отрывочные мысли и воспоминания. Почему-то меня не волновало, что мозг превращается в винегрет из рваных кусочков, путанных, порой спорящих и замещающих друг друга. Думала, это все от таблеток. Если честно, страшно признавать постепенно наступающее сумасшествие.
Вчера, когда мы с Семеном, наконец, добрались до Москвы, решено было поехать по домам, чтобы разбираться с Ангелиной на свежую голову. Дома я никак не могла успокоиться, поэтому села медитировать. Закрыв глаза, отпустила собственные мысли, собравшись понаблюдать за их ходом. Вместо стройных, хоть и переплетающихся потоков, перед глазами замелькали невнятные, обрывочные образы. Коля, Сергей, горящие бумаги, Чайнатаун, Васильев, сколопендры, кровь, Макс, кровь, вереница жертв, кровь, Семен, Макс, Мышка, кровь, кровь, Макс, Макс, Макс...
Только открыв глаза, я почувствовала, что все это время горько плакала. Пришлось прервать медитацию и выпить пару стопок. О том, что пить во время приема сильных препаратов не стоит, вспомнила слишком поздно. Как-то добралась до кровати. Вместо нормальных снов мозг тошнило плохо контролируемыми кошмарами. Вставать было непередаваемо тяжело.

- Светлана Владимировна.
Я вздрогнула и обернулась. На тропинке стояла Мишель в стильном коричневом пальто и легкой шапочке, с небольшим букетом в руках. Я отступила от надгробия, пропуская Мышку, она присела у могилы, положив цветы рядом с моими. Я вдруг заметила, что в этом пальто, со спрятанными под элегантной синей шапочкой волосами, Миша выглядит гораздо лучше. И двигается увереннее. Красивая, в общем девушка, когда отбрасывает комплексы.
- Здравствуйте.
- Здравствуй. Тебе очень идет эта одежда. Не думала покрасить волосы?
Девушка дернула плечами, уперев взгляд в землю. Кажется, атмосфера кладбища действовала на Мышку не очень хорошо.
- Пойдем, выпьем кофе.

И мы пошли. В воздухе пахло весенней сыростью, ветер забирался под полы застегнутого на все пуговицы пуховика. Мишель шла рядом, не отставая и не забегая вперед. Разумеется, вокруг ни души – кладбище не очень публичное место, особенно в это время года. Некоторое время мы обе молчали, бегая взглядами по надгробиям. Кладбище старое, и памятники здесь очень разные. Были совсем новые – черные с серыми фотографиями, были советские, даже периода Второй мировой (на таких часто делали красные пятиконечные звезды), а кое-где виднелись остатки надгробий начала двадцатого века, может, даже дореволюционные. Я думала о том, сколько на этом кладбище похоронено дрим-сталкеров, обнаруженных Конторой или живших до неё. Где-то здесь лежит Сергей. Ни разу не посещала его могилу. Может, его закопали рядом с профессором Лобневским? Хотя вряд ли – предателей и основателей институтов обычно хоронят как можно дальше друг от друга.
«А где буду лежать я?»

- Я хотела попросить у тебя прощения.
Мы стояли у ворот кладбища. Мишель по-прежнему выглядела подавленной.
- За что? – оживилась девушка.
- За пренебрежение твоим расследованием. Ты была права, не зря столько времени провела в архиве. Будешь отличным специалистом.
Я ожидала, что Мышка покраснеет или начнет отрицать свои заслуги и мою вину, но она только сдержано кивнула. Странно, совсем не в духе Мишель.
- В общем, ты молодец. Ну что, пошли за кофе?
Пройдя пару метров по направлению к припаркованному неподалеку «Рено», я остановилась, потому что не услышала шагов Мышки за спиной.
- Миш, ты чего?
Девушка, прямая и напряженная, как струна, стояла, где минуту назад, испепеляя меня осуждающим взглядом. Маленькие ручки Мышки сжались в кулаки, аккуратная грудь вздымалась часто, генерируя волны ярости.
- Как вы можете? Вы пришли на его могилу, положили цветы – и теперь спокойно зовете меня пить кофе?!
Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Вернулась к красной от злости Мишель. Положила руку ей на плечо.
- Ты поймешь. Когда потеряешь столько, сколько я, ты все поймешь. Все умирают. В Конторе умирают не меньше, чем в любой другой правительственной организации. И, каким бы циничным это не казалось, к смерти привыкаешь. Особенно мы, мимикрирующие. Ты убиваешь, тебя убивают. Но каждый из погибших сотрудников - ...
-... Миллионы спасенных жизней, - перебила Мишель. - Но это – не просто «каждый из погибших сотрудников». Это Коля. Наш Коля! Смешной, неловкий, очень-очень умный и спокойный Коля! Коля, который в жизни мухи не обидел, и вот он мертв, а вы говорите о миллионах жизней!
Я глубоко вздохнула.
- Ты еще слишком молода, Миш.
- В смысле, еще руки не по локоть в крови? – выпалила девушка.
Она снова посмотрела в глаза, и я увидела гнев.
- Мне пора идти, - Мишель со стеклянным взглядом, обошла меня, направляясь к своему старенькому «Фольксвагену».
Я попыталась схватить стажера за руку, но Миша резко ее отдернула и почти побежала.
- Мишель!
Нет ответа. Мышка прыгнула за руль – и через несколько минут скрылась за поворотом, оставив меня в раздраженном недоумении. Я села в свою машину и, повернув ключи в замке зажигания одной рукой, второй набрала Семена.
- Да-да?
- Слушай, Сём, у тебя стажеры с ума сходят!
- Что? Подожди, Свет. У меня новости насчет семьи Лобневских!
- Говори! – я выехала на дорогу.
- Итак у Лобневского никогда не было дочери по имени Ангелина. Его единственный ребенок – Лобневская Екатерина Карловна, сейчас ей пятьдесят восемь. Живет в Москве... - друг продиктовал адрес. - Больше живых родственников не наблюдается, у самой Екатерины взрослый сын, Дмитрий, и муж. Все сейчас с фамилией мужа, Беркутовы. Я сейчас отдам указания в институте – и еду к ним. Может, хотя бы дочь расскажет что-нибудь об Ангелине? Понимаю, информация по Конторе – секретная, но мало ли...
- Хорошая идея, - кивнула я, - Встретимся у Беркутовой! – и, бросив трубку, полностью сосредоточилась на управлении машиной.

***

Очевидно, наследства от Лобневского Беркутовы не получили. Дом с их квартирой расположился в Химках, и я проторчала в пробках целый час, чтобы туда добраться. Оказалось, что они обитали в типовой серо-желтой хрущевке безжизненного спального района.
Место для парковки нашлось не сразу – я вспомнила, что сегодня суббота, выходной, и большая часть автомобилистов осталась дома, вместе с машинами. Наконец, поставив «Рено» в соседнем дворе, пошла к нужному подъезду.
«Хорошо хоть домофон есть».
Интересно, куда Карл Лобневский потратил все свои честно заработанные богатства? Директор Конторы – должность высокооплачиваемая с самого ее учреждения. Почему же его единственная наследница прозябает в этой глуши?
«Может потому, что она не единственная?»
Домофон, надрывавшийся уже полминуты, отключился. Никто не поднял трубку. В душу закралось нехорошее предчувствие. Может, никого нет дома? Вряд ли Семен успел предупредить хозяев о нашем приезде.
Пока я размышляла на крыльце, дверь подъезда открылась изнутри, и наружу показалось сморщенное лицо какой-то старушенции. Пропустив бабушку на улицу, я скользнула на лестничную площадку и, застучав кроссовками по ступеням, взбежала на четвертый этаж.

Дверь в квартиру Беркутовых была приоткрыта. Я вытащила пистолет из кобуры и проскользнула внутрь, стараясь не издавать ни звука.

В доме повисла душная тишина. Несмотря на солнечный день, в прихожей я едва не налетела на вешалку – настолько темной оказалась квартира. Правда, глаза быстро привыкли – и я двинулась внутрь, в главную из двух комнат дома. Стоило мне заглянуть туда, смысл красться пропал. Квартира была не пуста, а мертва.
Крови было очень много. Я знала, чем орудовал убийца - Макс никогда не расстается со своим идиотским клинком. Ближе всех ко входу в комнату лежал глава семейства. Из глубокой раны в шее вытекла, кажется, вся кровь. Почему соседи снизу не вызвали полицию?
«Они в отпуске. Или просто на даче. Господи, Света, тебя ЭТО волнует? Тут мертвая семья!»
Дальше лежала на животе сама госпожа Беркутова, с пронзённой насквозь спиной. Я старалась не присматриваться к телам, чтобы лишний раз не травмировать и так расшатанную психику. Слава богу, у Беркутовых не было маленьких детей.
- Алло, полиция? Сообщаю об убийстве...
Продиктовав адрес, я еще раз окинула беглым взглядом всю комнату. Даже не надо быть супер-детективом, чтобы увидеть, как все произошло.

Он проник дом через входную дверь. Не знаю, кем Макс представился: полицией, сантехником, проверяющим счетчики, не важно. Главное – его впустили. Воришка шагнул в квартиру, оттолкнув Беркутова. Хозяин квартиры попытался что-то сделать, но следующим ударом Макс пробил его шею. Женщина, Екатерина Карловна, бросилась бежать. Конечно, это ее не спасло – воришка сделал выпад, и жизнь Беркутовой оборвалась. Я перевела взгляд на стену.

Но оборвалась не сразу!

Пока кровь хлестала из раны, Екатерина смогла окунуть в нее палец и написать одно-единственное имя. «Ангелина».

***

- Алло?
- Света! – в голосе из трубки сквозила паника. - Ты где?
- Как это «где», я в квар...
Налетевший ветер словно открыл глаза. Я стояла посреди Москворецкой. Мимо шли влюбленные парочки, какие-то старички, просто веселые компании. Я уронила телефон, подбежала к краю набережной, и меня вырвало на бетонную стену, в воды Москвы-реки.
- Девушка, вы телефон потеря... - парень, подбежавший ближе, увидел выражение моего лица и, положив смартфон рядом, предпочел молча ретироваться.
Я взяла телефон и, сползая по бетонному ограждению, приложила трубку к уху.
- Сём, - я заплакала. - Я не понимаю...
- Что происходит, Света?
- Я не помню, не помню, как тут оказалась!
- Где «тут»?
- На Москворе-ецко-о-ой!
Следующие несколько минут я не воспринимала ничего и просто плакала, чувствуя, как тушь растекается по щекам. Семен что-то говорил, но я не слушала. В конце концов, телефон замолчал и погас. Я сидела на набережной, обхватив согнутые ноги, и пыталась восстановить дыхание.
- Сходим с ума?
Вздрогнув, как затравленная собака, я посмотрела на того, кто остановился рядом.
- Отвали от меня.
- Не получится, - пожал плечами Макс. - Cовесть не позволит тебя тут бросить.
- А убить двух человек тебе совесть позволила? – я сорвалась на крик и вскочила на ноги. Люди, проходившие мимо, оборачивались. - Ты, ублюдок, смеешь говорить про совесть?!
- Смею, - кивнул воришка снов, - я хотя бы убил этих спрайтов ради собственных убеждений, а не потому, что мне платят.
Я задохнулась от ярости. Воришка повернулся спиной и пошел вперед. Конечно, можно выстрелить сейчас, но у меня так много вопросов...
- Подожди!
Догнав его, я пошла рядом. Макс порылся в складках плаща и достал чистый черный платок.
- Вытри лицо, люди косятся.
Послушно убрав с щек тушь, я приступила к расспросам:
- Что происходит? Кто такая Ангелина?
Воришка снов дернул плечами.
- Ответ на вопрос «Что происходит?» полностью зависит от точки зрения. А Ангелина – это не твое дело. Я же говорил, не стоит вмешиваться в историю с ней. Неужели так сложно просто послушать хоть раз в жизни?!
Я потянулась к пистолету, но зазвонил телефон.
- Да?
- Света! – почти крикнул в трубку Семен. - Я отправил к тебе людей! Что ты сделала, Света?!
- Что я сделала?
- Уехала с места преступления! Мне понадобились все полномочия, чтобы убедить полицейских в том, что это не ты поубивала Беркутовых!
- Как будто у меня был мотив, - буркнула я. - Извини. Кажется, у меня был нервный срыв после увиденного.
«Нервный срыв? Девочка, ты почти солдат, тебя обучали на записях с горящими детьми!»
- Срочно возвращайся! – кажется, друг начал успокаиваться. - Обсудим наш следующий шаг.
- Договорились, - я положила трубку и повернулась к Максу.
Воришка снов уже шел прочь, теряясь в толпе.

***

С убийством Беркутовых разбирались до вечера. Пришлось трижды дать показания, подписать несколько бумаг, чтобы, наконец, меня оставили в покое. Мы с Семеном сразу поехали в ближайшую кофейню - обсудить очередную оборвавшуюся зацепку. Чувствовала я себя на удивление хорошо для человека, недавно пережившего сильнейший нервный срыв. Голова болела, но с уже привычной силой, мысли более-менее прояснились, адреналин в крови подогревал желание действовать.
- Итак, что теперь? – я медленно мешала кофе в картонном стаканчике. - У нас опять ничего?
- Ну... Получается так. Мы не знаем, кем была Ангелина Лобневская, и почему Беркутова написала ее имя на стене. По личности Макса никаких подвижек. Ты медленно, но верно сходишь с ума, а расследование стоит на месте.
Я сжала руки в замок и судорожно вдохнула.
- Неужели нет ни одной зацепки?
- Ну... - Семен отпил из чашки. - В отчетах о «Крылатых» говорится, что Макс вещает сектантам свою волю в новолуние.
- На кой черт?
- Понятия не имею. Видимо, так им проще отслеживать время – тем, кто навечно остался во сне, нужно состыковываться с четырьмя Крылатыми, которым повезло остаться здесь. Свет, я много чего не понимаю. Там же они все в разной степени идиоты. У самых нормальных есть возможность смотреть часы, у других, которые из подсознания не выныривают – никакой. Вот они коллективным сознанием и сформировали расписание по лунам, ведь часы во снах контролировать тяжело.
- Бред какой-то...
- Я к чему это начал-то! – Семен поднял указательный палец. - Новолуние через четыре дня. Предлагаю наведаться в гости. А заодно – проверить наших подозреваемых, в том числе – меня. Со мной в сон пойдет Мишель и еще кто-нибудь из трех техников, составлявших отчет. Ты же в это время будешь кооперировать группу захвата, чтобы, если мы правы, взять урода с поличным.
- Как мы узнаем, кто из вас семерых – Макс? Он же не дурак, будет проводить собрание ночью. Ночью мы все либо работаем, либо просто спим.
- Чтобы всю ночь стабильно пребывать в чужом сновидении, ему понадобится капсула. Значит, сделаем так, что все капсулы Конторы будут недоступны, - друг задумался и сломал печенье, подаваемое вместе с кофе, пополам. - Он будет вынужден проникнуть в капсульный зал тайно. А ты будешь ждать.
- Хороший план. А что, если он не захочет рисковать?
- Тогда мы опять проиграем, - нехотя признал Семен. - Но с чего бы ему испугаться? Придумаем правдоподобную причину, даже закроем капсулы дней на пять – два до новолуния, три после. Будет выглядеть максимально естественно, Макс даже не подумает о ловушке!
- Ладно. Попробуем. В конце концов, нам ничего больше не остается.
«Семена надо бы отстранить от расследования. Он - подозреваемый.»

Подозреваемый? Кем? Лично я ему доверяю достаточно.

***

Засыпать было страшно. Я лежала в постели, осознавая, что все вещи в моем доме теперь стоят ровными рядами, и что именно я их так поставила. Чашки смотрят ручками в одну сторону, лаки, духи и прочая косметика будто солдатские шеренги на плацу. Пустота на месте террариума.
Собравшись с силами, закрыла глаза. Подсознание тут же «стошнило» квартирой Беркутовых – и я провалилась в очередной отвратительный кошмар.

- Я не понимаю, - Ульяна положила мемуары наколени, - если Макс так не хотел, чтобы мама копала под «Ангелину», зачем позволилБеркутовой написать это имя?
Семён тяжело вздохнул.
- Ты ведь уже знаешь, кем он был на самом деле. Не думаю, что у Макса тогдасиленок и времени в достатке было – он, поди, просто не заметил, что Беркутоваеще жива. А дочь Лобневского, когда убийцу увидела, за Ангелину приняла,наверное. Не уверен я, Уля. Этого мы узнать никак не сможем.