ОКО. Том 1

Джейк нехотя слезает с удобного кресла и выходит из комнаты в коридор. Джорджи оживляется — былой серьёзности, как не бывало, её сдувает ветром.

— Ух, какая лестница. Она как будто висит в воздухе! — Джорджи присвистывает. — Мраморные стены. Да ты живёшь во дворце!

— Историческая справка: старинную конструкцию лестницы удалили, на тот момент, когда я находился в малолетнем возрасте. Материальный объект, ныне отсутствующий в моем пространстве, был результатом самостоятельной разработки дизайн–проекта моей матери. И, разумеется, эта лестница, будучи воплощением её концепции, представляет собой объект, к которому она питает особую гордость.

— А кем она работает?

— Она представляет собой особь, специализирующейся на создании эксклюзивной мебели, бизнес–леди, что занимается предметным дизайном и руководит компанией. В настоящее время она координирует организацию своего собственного выставочного мероприятия в Лос–Анджелесе.

— Дизайнеры — это те люди, у которых тридцать мыслей и все про обои. Ха. Ладно, не обижайся. Ты бы хотел сейчас быть с ней?

— Разумеется. — вздыхает Джейк. — Однако даже ты, со всеми своими амбициями, вряд ли способен преодолеть ограничения, установленные объективной реальностью.

— Посмотрим. Все возможно тому, кто верит — я хочу научить тебя верить... хотя бы в меня. — После небольшой паузы Джорджи командует. — Так–с, ну–ка покрути головой! Я так понимаю, что на втором этаже ничего интересного: спальня, спальня, спальня, санузел, унитаз. Спускаемся.

Джейк выключает свет и шагает вниз.

— А это что за мазня? — указывает Джорджи на маленькую картину. — Так, я правильно понимаю, что автор намеревался изобразить людей, но передумал в процессе?

— Этот образец визуального искусства был создан мной в детском возрасте. Впоследствии я пришёл к окончательному выводу, что художественная деятельность не является моей доминирующей компетенцией.

— Я так понимаю, что эта самая лучшая твоя работа? Хотя, знаешь, в ней есть что–то... концептуально абсурдное. Возможно, это даже гениально.

— Не располагаю данными относительно мотивационной базы её выбора. Вероятно, у неё имеется некая уникальная система критериев, не поддающаяся рациональному анализу. — Джейк ещё раз оценивает картину и, не дождавшись ответа, уточняет: — Каков следующий пункт маршрута? — он уже направляется к холлу, к той точке разветвления дома, где на одной стороне находится обширная гостиная, а на другой — кухня и коридор, уходящий вглубь дома с множеством дверей.

— Направляйся в коридор. Что у вас там?

— Здесь расположен кабинет моего отца, кладовая, рабочая мастерская матери, затем небольшой спортзал и зимний сад. — машинально перечисляет Джейк, проходя по коридору.

— Стоп. А это что?

— Где?

— Что это за дверь? – замечает Джорджи, указывая на ту, где ручки просто нет.

— Это рабочая мастерская матери. К сожалению (или, скорее, закономерно), её доступность строго регламентирована. Дверь заперта, и даже миссис Харпер, имеющая ключи практически от всех помещений, сюда не допускается. Её уровень доступа оказался ниже установленного.

— Стоп. Неужели ты никогда не хотел хоть одним глазком взглянуть, что там находиться?

— Рассматривал такую возможность, но, увы, нормативно–правовые барьеры не позволили мне реализовать данное намерение.

— То есть ты сейчас отказываешься поддаться элементарному человеческому любопытству? Джейк, мне за тебя стыдно.

— Нет.

— Ладно, оставь это мне. Я сделаю всё так ловко, что даже сама реальность не догадается, что здесь был посторонний.

— О'кей, – сдаётся Джейк, — и как ты собираешься это сделать? Не думаю, что ты способен открыть дверь силой мысли.

— Обидно, конечно, но я не злопамятен. Хотя, скажу тебе так — внимательность ещё никому не вредила. К тому же — это ещё один урок на сегодня. А ты, мой друг, сейчас проваливаешь этот тест.

— Я слушаю, — в голос говорит Джейк.

— Слушать не нужно, всмотрись. Что ты видишь?

— Белая платяная дверь, без лишних изысков, непримечательная, — мальчик вглядывается, — привлекает внимание в минималистичном ключе, сливаясь с окружающей отделкой, и лишена заметных элементов в виде ручки. Ой, точно, стоп, Джорджи! Это же как попытка деления нуля на ноль! Логическая аномалия. Дверь вообще не попадает в поле зрения. Судя по всему, многие гости даже не имеют представления, что там комната. В основном их внимание привлекает картина, размещённая напротив, — он размышляет, собираясь обернуться.

— Нет, — останавливает Джорджи, — взгляни сквозь меня, что ты видишь?

Джейк застывает, ощущая спиной взгляд картины. Это не просто полотно — это врата, запечатанные лабиринтом линий и символов, карта в мир, который никто не должен видеть. Но он видит. Напрягает «третий экран» пытаясь прорваться сквозь плёнку реальности. Вспоминает: Мэй годами корпела над этим полотном, одержимая, как будто болезнью, невидимой и неумолимой, которая заставляла возвращаться к холсту снова и снова. Всегда, когда она работала в мастерской, дверь была заперта на семью замками.

Когда–то эта дверь была другой — массивной, с золотой фигурной ручкой, с тем приглушённым блеском, который всегда принадлежит вещам с историей.

Иногда Мэй выходила озабоченная и злая, с размахом закрывала дверь, быстрым и тяжёлым шагом удалялась на кухню или зимний сад. В такие моменты мальчик понимал: её лучше не трогать.

Он не знал, когда именно произошло «просветление», но в один из дней она вытащила огромный полутораметровый холст и повесила на заранее заготовленный гвоздь напротив двери. Холст висит перед дверью, похожий на врата в неизведанный космос. Через несколько дней в дом приходит мастер и заменяет дверь. Новая, беззаветно поглощающая в себя, без ручки, с маленьким отверстием для ключа, без признаков жизни, лишённая тепла, стена, скрывающая тайны.

Джейк мало разбирается в искусстве, но в глубине понимает, что перед ним что–то необыкновенное и сверхъестественное. Издалека картина выглядит скромной, почти невзрачной: множество цветных мазков, пятен и точек. Но вблизи она объёмная и живая. Глаза запросто теряются и не могут найти в ней места, блуждая из стороны в сторону, как в лабиринте. По сути, это и была картина–лабиринт: стоит в неё всмотрелся и тут же понимаешь, что это не беспорядочные точки или пятна, а мелкие детально выверенные фигурки, складывающиеся в более сложные композиции, и ещё более масштабные формы. Конструктор.

Многие видели в этом шедевре искусства нечто более, чем просто картина, и пытались приобрести её за астрономические суммы, за право владеть этим таинственным лабиринтом. Но ни один амбициозный коллекционер не ушёл с ним в обнимку — Мэй не продавала своё творение, будто в нем прятались тайны, которые она не собиралась раскрывать никому. По сути, картина оставалась неприкасаемой, воплощение самой загадочности, заставляя всех, кто пытался в неё всмотреться, теряться в бескрайних деталях и формах, как путник в запутанном лесу.

Мальчик не понимает, почему картина не может просто украсить гостиную. Этот вопрос давно висит как Дамоклов меч над его детской любознательностью. Мэй распорядилась иначе. Висеть в тёмном узком коридоре, на задворках, куда свет солнца даже не решается пробиться — такова её участь.

Тишина вокруг становится густой, как мрак в забытом подвале, и только дыхание Джейка разрывает её на части. Он отключается от внешнего мира. Закрывает глаза. С упорством детектива всматривается в тёмные уголки полотна через «третий экран» в голове, старается понять логику и алгоритмы мелких фигурок. Внезапно, будто острая игла, сшивающая белой нитью разорванную плоть, его пронзает мысль, которую он озвучивает вслух:

— Трансгалактический аналитикон(1) , Джорджи! Это же геометрическая задача, где нужно найти кнопку — а мы без чертежа! Отмечено отсутствие ручки на двери, однако маленькое отверстие свидетельствует о наличии механизма запирания в виде замочной скважины. Нам необходим инструмент в виде ключа. Он находится здесь. В самой картине!

— Филигранно, мой мальчик! Следуй дальше.

Джейк остаётся стоять на месте, рассматривая затылком картину. Зацепить, схватить, расколоть нужные ему фрагменты — вот его задача. Третий глаз, точно лазер, сканирует поверхность картины, сталкивает ум Джейка с мельчайшими деталями, драгоценными клочками информации. Затем, словно опытный хирург, он выбирает точки входа, пытаясь проникнуть в самую суть тайны. Картина — это головоломка. Лабиринт, спрятанный в мазках.

— Ты можешь сделать изображение более чётким?

— Да, mon capitan. Я живу чтобы служить. Я живу, чтобы видеть. — Око фокусируется и приближает картинку. — Что ты делаешь?

— Пытаюсь обнаружить отпечатки пальцев, — осторожно выковывая слова, стараясь не растерять внимание, отвечает Джейк. Его ум, точен и достаточно остр, берет любую проблему, безжалостно разлагает её на составные части и делает выводы, вытаскивая ответы. Перед ним лежит головоломка, сплетённая из нитей загадок, и каждый разгаданный клубок добавляет ему дополнительного азарта. — Учитывая, что большинство людей оставляют на поверхностях следы, невидимые невооружённому глазу, но предсказуемые в своих закономерностях, логично предположить, что и здесь может присутствовать определённая последовательность. Вопрос лишь в том, смогу ли я её обнаружить.

И, наконец, мозаика начинает складываться. Джейк ловко хватает фрагмент за фрагментом, соединяя их в единое целое. И вот он замечает его, ключевой элемент — хвостик, нижняя бороздка ключа, многозубчатая и змееподобная. Жадные и голодные глаза фиксируют каждый мазок, а внутренний детектив взбудораживается. Появляется форма. Без колебаний, как игрок, достигший финала, Джейк поворачивается, точно тыкая в заветное место. Что–то щёлкает. Внизу, из рамы отскакивает маленькая загадочная полочка, в которой лежит ключ.

— Вау! — восклицают оба.

— Энциклопедический эвристикон! — вырывается у Джейка вместо простого: «Вот это да!». Восторженные глаза расширяются до размера двухдолларовой монеты. Он внимательно осматривает ключ — тот длинный, с большим оголовком. — Ого, он тяжёленький.

— Ну... – не терпится Джорджи, – что ты медлишь! Вставляй ключ!

– Зачем? — недоумевает Джейк, — загадку мы разгадали, а в комнату я проникать не намерен.

— Ты специально действуешь мне на нервы? Специально давишь на мой тонкий душевный баланс? Специально такой принципиальный?

— Нет. Меня нисколько не привлекает идея искажать факты. Если я пересеку порог этой комнаты, произойдёт нечто, называемое «конфликтом когнитивной целостности» — иначе говоря, я окажусь в ситуации, где придётся либо оправдывать свою ложь, либо испытывать чувство вины за нарушение этических принципов. И мне совершенно не хочется разбираться с этими моральными издержками. А в случае моего вступления в предоставленное помещение возникнет неприятная этическая дилемма — как смотреть маме в глаза?

— Смотри через меня, — злится Джорджи. — К тому же, лжецы преуспевают. Они зажигают, как пожар на бензоколонке. Разве ты никогда не обманывал?

— Я проявлял недостатки честности в своём поведении, что вызывает у меня чувство стыда.

— Одна маленькая ложь ничего не изменит. Это как капля в океане. Это как специи в обыденной жизни. Жизнь вдруг играет новыми красками, когда ты нарушаешь пару правил. Жизнь — это не череда однообразных правд, это бурлящий котёл веселья. А правда? Правда — это занудство, одно и то же каждый день. Я же предлагаю тебе разнообразие. — Око останавливается. — Кстати, ты уже частично соврал матери, когда полез искать ключ. Так что добро пожаловать в клуб.

— Определённая доля рациональности в этом есть. О'кей, твоя взяла, но исключительно по причине моей потребности в новом знании. Все ради знаний! — с покорным восклицанием соглашается Джейк.

— Рому, Дерби Макгроу, рому! Все ради знаний! — восклицает Око, пока Джейк вставляет ключ в дверь, несколько раз проворачивает его. Что–то щёлкает. Джейк, с полуоборотом ключа, легонько толкает дверь. Она распахивается тихо, без скрипа. Комната приветствует их мраком, но углы освещены странными светильниками, будто каждый из них — священный алтарь в чёрной церкви. Красные лучи светильников пронзают тьму до потолка, создавая длинные танцующие тени. Стены словно оживают, дышат своим собственным ритуалом, окутывая комнату мистической аурой.

— Филигранно, мой мальчик! Следуй дальше.

Зацепить, схватить, расколоть нужные ему фрагменты — вот его задача. Третий глаз, точно лазер, сканирует поверхность картины, сталкивает ум Джейка с мельчайшими деталями, драгоценными клочками информации. Затем, словно опытный хирург, он выбирает точки входа, пытаясь проникнуть в самую суть тайны. Картина — это головоломка. Лабиринт, спрятанный в мазках.

— Ты можешь сделать изображение более чётким?

— Да, mon capitan. Я живу чтобы служить. Я живу, чтобы видеть. — Око фокусируется и приближает картинку. — Что ты делаешь?

, — осторожно выковывая слова, стараясь не растерять внимание, отвечает Джейк. Его ум, точен и достаточно остр, берет любую проблему, безжалостно разлагает её на составные части и делает выводы, вытаскивая ответы. Перед ним лежит головоломка, сплетённая из нитей загадок, и каждый разгаданный клубок добавляет ему дополнительного азарта. — Учитывая, что большинство людей оставляют на поверхностях следы, невидимые невооружённому глазу, но предсказуемые в своих закономерностях, логично предположить, что и здесь может присутствовать определённая последовательность. Вопрос лишь в том, смогу ли я её обнаружить.

И, наконец, мозаика начинает складываться. Джейк ловко хватает фрагмент за фрагментом, соединяя их в единое целое. И вот он замечает его, ключевой элемент — хвостик, нижняя бороздка ключа, многозубчатая и змееподобная. Жадные и голодные глаза фиксируют каждый мазок, а внутренний детектив взбудораживается. Появляется форма. Без колебаний, как игрок, достигший финала, Джейк поворачивается, точно тыкая в заветное место. Что–то щёлкает. Внизу, из рамы отскакивает маленькая загадочная полочка, в которой лежит ключ.

— вырывается у Джейка вместо простого: «Вот это да!». Восторженные глаза расширяются до размера двухдолларовой монеты. Он внимательно осматривает ключ — тот длинный, с большим оголовком. — Ого, он тяжёленький.

— Ну... – не терпится Джорджи, – что ты медлишь! Вставляй ключ!

— недоумевает Джейк, — загадку мы разгадали, а в комнату я проникать не намерен.

случае моего вступления в предоставленное помещение возникнет неприятная этическая дилемма — как смотреть маме в глаза?

Они зажигают, как пожар на бензоколонке. Разве ты никогда не обманывал?

Я проявлял недостатки честности в своём поведении, что вызывает у меня чувство стыда.

Это как капля в океане. Это как специи в обыденной жизни. Жизнь вдруг играет новыми красками, когда ты нарушаешь пару правил. Жизнь — это не череда однообразных правд, это бурлящий котёл веселья. А правда? Правда — это занудство, одно и то же каждый день. Я же предлагаю тебе разнообразие. — Око останавливается. — Кстати, ты уже частично соврал матери, когда полез искать ключ. Так что добро пожаловать в клуб.

Определённая доля рациональности в этом есть. О'кей, твоя взяла, но исключительно по причине моей потребности в новом знании. — с покорным восклицанием соглашается Джейк.

— Рому, Дерби Макгроу, рому! Все ради знаний! — восклицает Око, пока Джейк вставляет ключ в дверь, несколько раз проворачивает его. Что–то щёлкает. Джейк, с полуоборотом ключа, легонько толкает дверь. Она распахивается тихо, без скрипа. Комната приветствует их мраком, но углы освещены странными светильниками, будто каждый из них — священный алтарь в чёрной церкви. Красные лучи светильников пронзают тьму до потолка, создавая длинные танцующие тени. Стены словно оживают, дышат своим собственным ритуалом, окутывая комнату мистической аурой.

__________________________________________________________

  (1) — Трансгалактический аналитикон — вымышленный термин, придуманный Джейком. На самом деле, такого термина в английском языке нет, и его можно рассматривать как каламбур или выражение для добавления характерной эксцентричности.