Творец

— Эми! Чёрт тебя дери! — голос Билла разорвал гулкую тишину, замечая, как её голова медленно опрокидывается набок, а тело начинает соскальзывать по стене. В одно мгновение он кинулся и оказался рядом, случайно задев локтем стеллаж с инструментами и сбив несколько металлических предметов на пол. — Я тебе сейчас третью мировую устрою! Открывай глаза, слышишь?!

Он схватил её под плечи, приподнял, встряхнул не резко, но с отчаянной надеждой. Внутри у него всё оборвалось, когда голова Эми безвольно запрокинулась. Билл уложил её на спину, инстинктивно проверил дыхание, которого не было. Пальцы метнулись к шее, затем к запястью – пульс отсутствовал. Руки дрогнули, лицо побледнело, но тело действовало на автомате, он уже приступил к сердечно-лёгочной реанимации, с силой надавливая на грудную клетку, которая с каждым толчком прогибалась под ладонями. В голове в это время складывалась жуткая цепочка: она не рассчитала дозу... перебор... или ошибка... галоперидол... чёрт, желудочковая аритмия - вот она, причина... а тогда неминуемый исход...

Билл стиснул зубы, продолжая надавливать по схеме, несмотря на протест усталых мышц. Слёзы, которые он не заметил, скатывались по щекам, падали на бледное лицо Эми. Каждое мгновение без сознания - это удар секундной стрелки, отчёт времени, которого не осталось. Когда дыхание стало прерывистым, руки начали дрожать, Билл остановился. Последний близкий человек, кто был с ним до конца, кто ещё оставался здесь, ещё дышал, ещё говорил, теперь мёртв. Наверное, опять из-за меня?.. Он позволил себе один короткий, сдавленный смешок от бессилия или от того, насколько ироничной оказалась судьба.

— Чёрт возьми, Эми... — прошептал Билл, оседая на пол рядом. — А я ведь обещал... что не буду тебя откачивать...

Мужчина сидел, привалившись к стене, и не замечал, как медленно замирает вокруг всё живое. Воздух в помещении становился холоднее, проникая под кожу, к костям, сковывая движения, но он не чувствовал ни озноба, ни желания подняться. Взгляд его упал на собственные руки, которые безвольно лежали на коленях, и Билл медленно разжал пальцы. Кожа была испещрена сетью старых, неровных шрамов. Когда-то они были памятью о буднях, потом - о бессонных дежурствах, о том, как приходилось хвататься за дефибриллятор, за чужие жизни, вытаскивая их из бездны. Поверх старых - свежие порезы: от разбитых ампул, от острых кромок упавших контейнеров, от собственных отчаянных попыток вернуть Эми к жизни.

Холод же усиливался, утягивая за собой. Он моргнул, хотя это мозг принял прошедшие несколько часов во сне за несколько секунд. Чёрная масса, та самая, которую Билл видел ежедневно в шпицах, а недавно и на теле Милли, теперь мирно пульсировала на стенах, вытекала из швов между плитами, из вентиляционных решёток, из едва заметных трещин в бетоне. Мужчина резко вздрогнул от боли - левое запястье жгло огнём, хотел было подняться, отдёрнуть руку, но замер.

В следующее мгновение сердце пропустило удар: перед ним, всего в нескольких шагах, стояла она - жена. Именно та, кого Билл когда-то держал за руку в дни радости, та, которую оплакивал тут по ночам, чувствуя пустоту, разъедающую грудь. Она стояла живая, кожа светилась под серым светом, волосы чуть растрёпаны, как после долгого рабочего дня. А Билл не знал, дышит ли в этот момент, остановилось ли его собственное сердце, и не был уверен, не предсмертное ли это видение. Даже остатки рассудка отказывались отвечать на вопрос «что это?». И вот Изабель сделала шаг - лёгкий, почти невесомый, опускаясь на колени рядом с ним. Не как привидение или фантом: руки дрожали, а по щекам катились новые слёзы, которые блестели на ресницах.

— Билл... — прошептала она жалобно. — Я так скучала. Я... я не знаю, сколько прошло времени. Я просто... я не знала, что не могла сказать тебе всего тогда. Мне жаль... мне так жаль за всё, что случилось с Кейти...

Изабель посмотрела на него снизу вверх, глазами полными любви и горечи, и тогда Билл, не в силах терпеть это, протянул к ней руки и поднёс эти элегантные ладони к своим губам, которые дрогнули, едва не срываясь на рыдание.

— Нет, Из, любимая... Не тебе жаль. Мне жаль, что я бросил тебя, что не остался...

Он закрыл глаза на секунду, будто зная - это последний раз. Когда же вновь открыл их, взгляд непроизвольно скользнул в сторону, туда, где неподвижно лежало тело Эми. Возле неё стояла Кейти. Она стояла молча, с тем же выражением светлой, беззаботной грусти, которое Билл так хорошо помнил. Глаза её встретились с его взглядом - в них не было упрёка, только вина, словно девушка понимала, что брат всё ещё корит себя за её гибель. Кейти опустила голову, скривившись, осмотрев тело подруги, а затем, медленно сделала шаг вперёд. Она протянула руку к Биллу, ладонь раскрыта - приглашение, не приказ, мягкий, простой жест пойти с ней.

Билл затаил дыхание. Перед ним были две самые дорогие женщины: одна живая, ждёт его, а другая ушедшая, но сейчас стоит здесь. Он осознал - момент выбора близок, но самого выбора не предоставлено как таковой, поэтому Билл послушно протянул и сжал руку сестры в своей.

---

Шею ломило, по коже бежал озноб, каждый вдох давался тяжело, сухой кашель резал лёгкие. С губ с каждым выдохом вырывались белёсые облачка пара, тающие в ледяном воздухе. Итан с трудом приоткрыл глаза. Он медленно оторвался от промёрзшей стены, сцепил руки на груди, пытаясь согреться.

— Вставай давай... — хрипло проговорил Итан, прокашлявшись и локтем толкнув в бок Кима. — Все лёгкие, чёрт побери, отморозил...

Ответа не последовало. Парень моргнул, нахмурился, и резко дёрнул плечом, на котором лежал друг, но вместо привычного ворчания и хриплого мата, голова Кима безвольно скользнула вниз, а тело рухнуло на пол с непристойно глухим звуком. Итан замер, по позвоночнику пробежала волна мурашек. Он медленно подполз к другу.

— Не смешно... — с трудом выговорил тот, поджав дрожащие губы, вновь закашлявшись. Руки потянулись к Киму, пальцы с трудом нашли его плечи. — Хей... дурак... - Итан перевернул его на спину. Глаза напротив были плотно закрыты, поэтому разум начал панически и отчаянно кричать, заглушая голос сердца. — Просыпайся... Ким, не время для дурацких шуток. - Он потряс его сильнее. — Алё... Ну же! Перестань... Открой глаза! Не смешно, чёрт возьми! Не смешно... Ты не мог. Ты не мог!— голос сорвался на крик, слёзы выступили на глазах, Итан сжал плечи друга, приподнял его тело. Оно было неестественно тяжёлым. — Ты не можешь умереть вот так! Понял?! Не смей! Ты не умрёшь вот так, чёрт тебя побери! Ты не умрёшь, сказав последние слова про хренову романтику! Я тебе не позволю... не позволю... слышишь меня?! - Он тряс его изо всех сил, всхлипывая, захлёбываясь в рыданиях, голос дрожал, разрывая горло, срываясь на хрип. — Не смей... не смей...

Итан продолжал трясти Кима, заливаясь слезами, пока вдруг чьи-то руки аккуратно не обвили его плечи, оттаскивая назад. Парень в отчаянии пытался удержать друга, вырывался, но руки тянули его прочь от холодного тела Кима.

— Нет! Пусти! Не надо! Не трогай его! Он... он ещё... он должен...

Но Ким больше не дышал - последний друг ушёл, а в груди Итана что-то окончательно сломалось.

— Тссс... — Сара крепко прижала бьющегося в истерике Итана к себе, развернув его от лежащего на полу тела. Его рыдания срывались на судорожные хрипы, пока он вырывался из её рук, ногти впивались в ткань одежды.

— Отпусти меня! Отпусти, чёрт тебя возьми!!

— Итан!

— Не прикасайся ко мне! Пусти! — всхлипывая, выкрикнул он, но тут Сара резко сменила тактику: её ладони обхватили его лицо, большие пальцы вжались в скулы, пальцы запутались в его непослушных волосах. Она резко притянула взгляд парня к себе, наклонив голову так, чтобы их глаза встретились.

— Твоя фамилия Колдгерг?!

На миг Итан застыл. Пальцы всё ещё дрожали, плечи ходили вверх-вниз от рваного дыхания, но он уже не вырывался, ведь в глазах Сары было не привычное холодное спокойствие, не профессиональная сдержанность. Там был страх. Настоящий, живой страх. Рядом с ним, впервые, Сара выглядела не как врач, а как человек.

— Что?.. — одними губами, едва слышно, спросил он.

— Твоя фамилия... Колдгерг? — проговорила Сара медленно и отчётливо.

Итан резко отпрянул, шагнул назад, плечи дёрнулись, а лицо исказилось недоверием.

— Ты... откуда... знаешь?..

Сара сделала шаг вперёд, но, заметив, как он инстинктивно напрягся, не стала приближаться. Руки дёрнулись, но она заставила себя опустить их.

— Твою бабушку зовут Мэнди. Твой отец - Джон... — голос дрогнул, но женщина продолжила. — А твоя мать-археолог пропала двенадцать лет назад. Её тоже зовут Сара. - Она указала на себя, медленно приложив ладонь к груди. — Сара Колдгерг. Это... я.

У Итана внутри всё оборвалось – пустота и гул в ушах. Он стоял, покачиваясь, а глаза бегали по её лицу, по растрёпанным тёмным волосам, по дрожащим губам, по глазам полным слёз. Парень не мог понять, принять и поверить.

— Ты... ты... — вырвалось у него сипло, в голосе паника и отчаяние.

Сара лишь медленно кивнула. Смотрела на него - не отводя взгляда, с затаённым страхом. Она, та самая Сара, мать, которую он считал погибшей, стояла перед ним, дрожа, не зная - подойдёт ли он или оттолкнёт её.

Он смотрел, она - ждала.

И в одно мгновение Итан сделал неуверенный шаг вперёд, а затем, сломав сопротивление собственных чувств, кинулся к ней, обвил Сару руками, прижавшись к плечу, уткнувшись носом куда-то в изгиб шеи.

— Ты бросила нас... Ты бросила нас. Ты бросила нас! — бормотал парень , голос ломался, каждое слово звучало всё глуше, будто он не находил правильных интонаций, не мог подобрать слов, чтобы выразить то, что разрывало изнутри.

Сара застыла: её дыхание сбилось, слёзы сами собой скатились по щекам, и руки дрогнули, сомневаясь в праве обнять его. В голове звенела одна мысль «нельзя, недостойна, не заслужила», но всё сильнее поднималась другая волна - что-то древнее и глубинное, о чём она так много слышала от других, но никогда не испытывала по-настоящему: материнский инстинкт. «Вот оно? Это и есть тот самый материнский инстинкт?.. Поздно, слишком поздно, но я смогла это почувствовать... хоть на миг». Сара медленно, неловко и через страх, обняла его в ответ, сжав руки на плечах, прижимая к себе, уткнувшись лицом в его спутанные волосы.

— Я знаю... знаю. Прости меня, умоляю... Я виновата перед вами, перед всеми. Безумно...

Но Итан, так же резко, как прижался к ней, отпрянул. Перед ним стояла та самая женщина, которая, по сути, разрушила жизнь. Женщина, из-за которой он рос в вечном страхе, под бременем слухов, отданный бабушке и отцу, который всегда видел в нём причину её ухода. Женщина, которая умышленно убивала людей, друзей и даже его возлюбленную в этой чёртовой лаборатории, проводя над ними эксперименты, как над подопытными крысами. И в то же время - это была мать. Хотя нет...Мама. Та, чью тень он носил в себе с детства. Та, которую рисовал изо дня в день. И та, ради которой был готов на всё, лишь бы однажды увидеть, доказать самому себе, что она любила его и не забыла. Но сейчас... сейчас этот образ рушился, сталкиваясь с реальностью.

Сара же в этот момент тоже боролась сама с собой, разделяясь на две части. Одна, что жила среди пробирок, шприцов и протоколов, машина без жалости и чувств, движимая лишь логикой, прогрессом и исследованиями. Другая - мать, пробудившаяся в муках вины, в этой ледяной тьме, которая тянулась к сыну, которого не надеялась больше обнять, с осознанием, что он не сможет и в праве не принять её.

Итан сглотнул, пытаясь подавить подступивший ком. На долю секунды взгляд его скользнул за плечо, туда, где остался лежать Ким, но Сара осторожно, дотронулась до его плеча кончиками пальцев, возвращая внимание.

— Не надо. Это больно, я знаю. Я потеряла всех, по своей вине, и я не позволю потерять ещё и тебя...

— Что ты можешь знать... — прошипел он.

— Я не знала, Итан! — почти выкрикнула она. — Я не знала, что всё так сложится! Я хотела дать тебе всё, но не смогла... - Женщина вытерла слёзы, грубо, одним движением, отвернувшись на миг. — Давай уйдём отсюда, пожалуйста. Поговорим...

Но Итан уже не сдерживался, в голосе дрожало отчаяние:

— Издеваешься, да?! Мы оставим его?! Там?! Просто... оставим?!

— Он мёртв! Его не спасти! – Наткнувшись на широко распахнутые глаза напротив, блестящие от вновь подступивших слёз, Сара исправилась, заговорив тише. — Прости меня за это... У нас мало времени, так что прошу, дай мне ещё один шанс. Умоляю...

Итан руками обнял себя за плечи, он хотел кричать, но молча пошёл за ней. Сара, не оборачиваясь, вела его через коридоры к своему кабинету. Здесь пока ещё не ползла чёрная дрянь, стены были чистыми, воздух не таким холодным.

Итан опустился на край старого кресла, поёрзал, пытаясь согреться. Его взгляд скользнул по фигуре матери, и вдруг заметил странное. Сара не дрожала, кожа не покрывалась мурашками от мороза, тогда как у самого Итана изо рта шёл пар, тело сотрясал озноб. Она тоже это уловила. На секунду задумавшись, женщина пальцами поддела одеяло с кровати, не говоря ни слова, подошла и накинула его на плечи сына, а затем осторожно, тёплой ладонью, коснулась лба.

— У тебя температура...

Не теряя времени, Сара развернулась, начала рыться в небольшой аптечке на полке, и Итан, укутываясь в одеяло, вдруг спросил:

— Ты... ты меня сразу узнала?

Руки Сары замерли, женщина опустила голову, явно не зная, что ответить.

— Нет... — честно призналась она. — Я надеялась, что мы не увидимся.

— Почему ты ушла?..

— Были... - Сара медленно опустила коробку с таблетками на стол, развернулась к нему, подбирая слова, - были причины, Итан

— Я хочу... - парень закашлялся, схватившись за край одеяла, - хочу услышать правду...

Сара бросила на него быстрый взгляд и, увидев, как тот весь сжался от кашля, тут же снова вернулась к поискам таблеток.

— Я боялась. Боялась ответственности и провала. Боялась себя.

— Ты... - Итан поднялся, неуверенно переступая с ноги на ногу, медленно подошёл ближе, - ты знаешь, что делать?

Она замерла, спокойно обернулась, увидев эту живую детскую наивность во взгляде сына.

— Ну... что делать дальше? — уточнил парень.

— Мы найдём выход. Я тебе обещаю. - Но, когда Сара вновь подняла глаза, по коже пробежал холодок, похожий на удар током.

За спиной Итана, в полумраке кабинета, стоял Творец. Его губы растянулись в той самой хитрой улыбке, в которой жила не радость, а безумие. Тонкие пальцы скользнули вперёд, в сторону шеи парня. Сара, едва не вскрикнув, резко дёрнулась к нему, и Итан, напрягшись от такого движения, обернулся. Пусто. Никого. Сердце гулко стучало в висках, и она заставила себя сделать вид, что всё в порядке, что ей показалось. Итан нахмурился, глядя на Сару.

— Мы умрём? – Слова парня ударили, как плеть, из-за чего пальцы дрогнули, несколько блистеров с таблетками выпали из рук.

— Нет. - Она сделала шаг ближе, а взгляд снова скользнул за спину Итану, встретившись со звериным прищуром зелёно-голубых глаз, ставших родным. — Послушай меня. Ты должен мне доверять. Что бы ты ни услышал, что бы ты ни увидел - просто доверься мне, и... не оборачивайся. Ни при каких обстоятельствах.

Парень сглотнул, опустил голову, натянув одеяло выше, спрятал в него нос.

— Хорошо... — Он слабо кивнул. Тёплого уюта в словах матери Итан не услышал, и всё-таки... — Но почему?

Сара немного прошлась, села на кровать, подальше, чтобы не навязываться, сцепила пальцы так крепко, что костяшки побелели.

— Потому что мы сейчас не просто в ловушке, Итан. Мы в аду. Здесь нет Бога, нет света и нет спасения. Никакой добрый пастырь не спустится и не поможет, даже если ты будешь молиться с последней искренностью. - Она подняла глаза на сына, который, несмотря на недоверие, слушал её. — Ты знаешь, я никогда не любила рассуждать о рае и аде, благословении или проклятии. Это пустые разговоры для тех, кто живёт в иллюзии. Но одну вещь я поняла очень чётко. — Сара выпрямилась. — Бог никогда не даст тебе прикурить. То есть не даст тебе ту силу или ту власть, о которой многие мечтают. Чтобы получить это, нужно спуститься в ад, и там, внизу, попросить у самого Сатаны. Вот уж он не откажет. - На губах мелькнула горькая, вымученная полуулыбка. — Я это и сделала, не по своей воле, конечно, у меня не осталось выбора, как тогда казалось. Я пошла туда и открыла дверь, которую не следовало открывать. Поэтому сейчас знаю наверняка - никто из нас изначально не живёт на небесах: ни ты, ни я, ни даже Бог. Если он и существует, то точно не там... А если рай и есть - людям там небезопасно. Опасно стремиться наверх, когда внутри всё гниёт, когда ты несёшь с собой всю эту грязь, ведь там, наверху, для нас слишком светло. Мы сами сожжём себя этим светом, понимаешь? - Женщина опустила голову, на секунду прикрыла глаза. — Поэтому не оглядывайся, Итан... Не сейчас и не здесь.

Сара медленно выдохнула, собрала в себе остатки сил, поднялась и шагнула к Итану. Тонкое одеяло съехало с его плеч, поэтому она осторожно протянула руки, поправляя.

— Да, у тебя будет травма, Итан. С этим ты будешь жить, причём всю жизнь. Я не лгу тебе и не стану говорить, что время всё сотрёт. Не сотрёт, она будет возвращаться к тебе по ночам, в кошмарах. Но ты должен жить, слышишь меня? Жить. С этой болью, с этим грузом... но жить. Потому что ты сильный. Не давай этому забрать тебя, как забрало других. Пожалуйста, живи... - Тихая мольба, а не приказ или требование. Просто просьба - самая простая, но невыполнимая в этом проклятом месте.

— А ты?.. — вдруг спросил Итан, склонив голову. Сара поймала этот взгляд - искренний, с блеснувшей чистой и детской надеждой. И от этого перехватило дыхание.

— Прости... прости, Итан, но я уже обречена сгореть. - Она склонила голову, пряча лицо в ладонях. — Не обвиняй меня в запахе пепла, это не по моей воле. Мне страшно умирать.

Итан дрогнул, склонился вперёд, неловко обнял её, укутывая обоих одеялом.

— Я так и понял... — шмыгнул носом он, прижимаясь крепче. — Просто тебе не холодно...

Сара кивнула, едва сдерживая рыдания. Подняла голову, протянула руку, коснувшись его лица кончиками пальцев. Итан не отпрянул, остался и прильнул к её ладони, как котёнок.

— Мне жаль, но твоя жизнь без меня будет лучше, в любом случае...

В этот момент в голове вспыхнула ясная мысль:

«Мама хорошо воспитала Итана. Он чувствительный, хоть и обиженный на весь мир мальчик, который хочет быть любимым и ищет эту ласку. У него развита эмпатия, он умеет сочувствовать, и, слава Богу, Итан никогда не услышит этих проклятых слов: «Тот, кто лишён сочувствия - не человек». Никто не ведает, каково это быть ребёнком перед рыдающей матерью, и не чувствовать ни боли, ни вины. Понимать всё, но вместо раскаяния только немота и скованность: хотеть обнять, утешить, но не знать, как. Поэтому молчишь. Не потому что не хочешь, а потому что не умеешь иначе. Быть тем, кого с детства трясли в ярости, пытаясь вырвать хоть искру отклика. А страх? Его выбивали...»

Сара поджала губы, зная, что у её сына другая судьба. И теперь, пусть и на краю этого кошмара, у него ещё был шанс жить и стать другим.