Творец

После смерти Кейти и Уилла коллектив окончательно раскололся на мелкие, недоверчивые осколки. Люди начали избегать друг друга в коридорах, будто любое слово могло стать триггером для новой вспышки паранойи. А после исчезновения Эвана и Сары в отделении воцарилось тревожное молчание.

Билл оказался единственным, кто решил заглушить боль и подозрения в себе работой. Он с головой ушёл в рутину - проводил бесконечные тесты и беседы, заполнял отчёты за коллег, разбирал архивы, добровольно вышел в ночную смену. Усталость вгрызалась в него по сантиметру, но именно она не давала провалиться в отчаяние. Смерть Кейти разрывала изнутри, но Билл не позволял себе остановиться даже на секунду. Он не мог. Он обещал ей быть сильным.

Доктор Уиллингс, видя состояние лаборатории и ощущая, как ситуация выходит из-под контроля, попытался восстановить хоть какой-то порядок - начал с того, что решил поговорить с Сильвией. Та, однако, встретила его молчанием. Тогда старик обратился к чистой душе. Амелия напоминала ему иллюстрацию из сказки: её большие глаза блестели, то ли от слёз, то ли от внутреннего света. Она сидела в углу палаты, прижимая к груди грязного плюшевого кота, как в последнее напоминание о доме, которого больше не было, пальцы дрожали, как и губы, когда она выговаривала что-то себе под нос, вцепившись в игрушку. Уиллингс сел рядом, не спрашивая, а просто слушая, ведь знал: этим детям не нужны были вопросы. Им нужен был кто-то, кто не отвернётся.

Милли, как тень, не отходила от Эми. Та держалась только благодаря подруге, ведь ещё совсем недавно сидела на дне, и, несмотря на ремиссию, тяга была с ней постоянно. Эми была готова к этому, она сама сказала это однажды шёпотом, глядя в потолок:

— Я сорвусь. Я чувствую, как это приближается.

Но Милли лишь сжала её ладонь и прошептала:

— Только через мой труп, слышишь?

Они обе знали: всё держится на волоске.

И лишь Итан и Ким не знали ничего о происходящем. Им сообщили только то, что теперь они вдвоём находятся под наблюдением одного санитара, и что любые подозрительные действия будут караться строго, вплоть до помещения в карцер. В тот момент Итан вздрогнул, лицо его тут же помрачнело, воспоминания вспыхнули, отзываясь колющей болью в висках. Он скривился, молча кивнув, после чего подхватил Кима под локоть, словно уже знал - надо уходить, пока не стало хуже.

— И ещё... — окликнул их Билл. — Зайдите к вашей белоснежке. Вконец раскисла. Ни с кем не разговаривает.

Парни переглянулись, и оба почти синхронно кивнули, уже не задавая лишних вопросов. То, что они увидели в палате, выбило из колеи. Девушка сидела на кровати, обхватив колени руками, голова склонилась вперёд под тяжестью собственных мыслей. Лицо стало ещё бледнее, кожа натянулась на скулах, глаза, когда она подняла их на вошедших, потухли и выглядели безжизненными. Белая больничная рубашка висела, как мешок, подчёркивая пугающую худобу.

— Сил... — сорвалось у Итана, он сделал шаг вперёд, но Ким опередил, быстро подскочив к кровати, осторожно присев рядом и обняв Сильвию. Девушка беззвучно уткнулась тому в плечо и закрыла глаза.

— Простите... — прошептала она хриплым голосом.

— Тебе не за что извинят... — мягко начал Ким, но Итан вдруг перебил.

— Какого чёрта, Сильвия?! Ты убиваешь себя! Разве сейчас время вот так вот сдаваться?! — Он резко взмахнул руками, не зная, куда деть нарастающее чувство беспомощности.

Ким, всё ещё держа девушку, поднял голову, его брови осуждающе сдвинулись к переносице.

— Нихрена она никому не должна, Итан. Ты не представляешь, в каком аду она жила всё это время. Так что не тебе сейчас указывать, как выживать.

Сильвия попыталась улыбнуться, но вышло криво и натянуто.

— Всё в порядке, Ким, правда... — она сильнее сжала ткань его рукава. — Итан прав. Я просто... устала. Мы все устали. Ведь... быть может, нам не так уж и много осталось.

Тишина, воцарившаяся в комнате, зазвенела в ушах. Итан отвёл взгляд, почувствовав, как к горлу подступает ком от вины. Он понимал: его почти детская вспышка возникла не потому, что он злился на Сильвию, а потому, что боялся потерять её. Ким крепче обнял девушку, поджав губы, а Сильвия снова застыла, взгляд её вновь уткнулся в одну точку на стене, словно в ней был весь смысл её оставшейся жизни.

Итан опустился на корточки рядом с кроватью, потирая ладонями колени и не отрывая взгляда от пола.

— Эм... — наконец выдавил он, — хочешь... просто немного пройтись? Тут душно. - Он осторожно поднял глаза на Сильвию.

Сильвия не ответила сразу - медленно моргнула, затем слабо кивнула.

Итан же не стал торопиться, а медленно протянул руку, ожидая, пока она решится. Сильвия посмотрела на его ладонь, а потом в глаза. Пальцы дрожали, когда она вложила свою ладонь в его.

— Спасибо, — тихо сказала девушка.

— Не за что, — так же мягко ответил он и, осторожно помогая ей подняться, повернулся к двери.

Санитар, скучающе развалившийся на стуле, лениво зевнул, поднял одну бровь, посмотрел на их сцепленные руки, и, флегматично махнув рукой, кивнул, с тяжёлым вздохом поднимаясь.

— Только недолго, ясно?

Троица вышла в пустой, прохладный коридор. Свет был тусклым, лампы гудели где-то под потолком. Шаг за шагом, не спеша, они пошли вперёд. Ким держался чуть впереди, а Итан всё ещё не отпускал руку Сильвии.

— Помнишь, Итан, как ты в седьмом классе проспал и пришёл к школе в пижаме? — внезапно раздался голос Кима.

— Ким! — простонал Итан. — Не начинай...

— А потом ещё умудрился спорить с охранником, что пижама - это культурный код нового поколения и «вы просто не понимаете концепт»! — уже смеялся Ким.

Итан закрыл лицо рукой, но не мог скрыть смущённую улыбку. Парень бросил быстрый взгляд на Сильвию и заметил, что она улыбается. Его сердце сжалось от облегчения, потому что для него это значило больше, чем все слова в мире. Но вот Ким, явно войдя во вкус, оглянулся через плечо с лукавой ухмылкой:

— О! О! А помнишь, как ты признался учительнице по биологии в любви? Публично, на линейке перед всей школой. И не просто признался - ещё и выучил монолог из Шекспира.

— Боже... Ким, заткнись уже, — шикнул Итан, чувствуя, как лицо заливается красками. Он провёл рукой по волосам, отворачиваясь. — Это было... сто лет назад, я был ребёнком...

— Ты и сейчас как ребёнок, — хихикнул Ким и демонстративно закатил глаза. - Влюбиться можно в красоту, но полюбить — лишь только душу!

Сильвия тоже засмеялась. Очень тихо, но искренне. Её плечи дрогнули, и Итан, посмотрев на неё, вдруг, сам не понимая, зачем, просто сказал:

— У тебя красивая улыбка.

Друг, услышав это, шумно выдохнул:

— Ооо, ну всё... — и театрально отвернулся, закатывая глаза. «Пошло-поехало... Начинается. Я лишний, я понял. И позовут только тогда, когда будут разводиться, чтобы я выбрал сторону...»

Итан смущённо провёл рукой по затылку, проклиная свой язык. Сильвия прикусила губу, но не отвела взгляда. Улыбка тоже не исчезла. За то исчез свет. И это вовсе не глупая метафора о потерянной беззаботности наших юных героев, души которых совсем недавно утратили свет — физически, буквально, внезапно погасли все лампы, и коридоры, которые всего секунду назад были залиты мягким, приглушённым светом, погрузились в липкий, густой мрак. Тишина, казалось, упала с потолка, накрыв каждого из присутствующих плотным покрывалом, в котором застревал даже самый робкий вдох. Не было ни визга сирен, ни панического мигания аварийной сигнализации, как это обычно показывают в фильмах-катастрофах, была только гнетущая, вязкая тишина.

Санитар, шедший позади группы, вздрогнул, замер на месте, затем вскинул голову и пробормотал себе под нос что-то нечленораздельное, в чём всё же угадывались ноты паники и неподдельного удивления. Лишь спустя несколько секунд в действие вступил резервный генератор, с трудом пробудив к жизни боковые лампы, чьё слепящее белое сияние резко и болезненно вонзилось в глаза. Автоматические двери, одна за другой, распахнулись с пугающим металлическим скрипом. Запасной генератор не был рассчитан на столь внезапную нагрузку, и потому большая часть систем попросту отказала, оставив персонал и пациентов наедине с неизвестностью.

Группа подростков замерла. Даже Ким перестал шептать себе под нос шутки, а Сильвия выглядела так, будто уловила что-то в звенящей тишине, склонив голову набок и вцепившись пальцами в рукав собственной рубашки. Итан первым пришёл в себя. Он нащупал её запястье, потянул вперёд, вырывая из оцепенения, и без слов повёл за собой, следуя за санитаром, который, несмотря на внутреннюю панику, попытался сохранить лицо и взять на себя ответственность за ребят. Но его неуверенные шаги, срывающееся дыхание и дрожащие руки выдавали страх с головой. Мужчина, оглядываясь на каждый шорох, пытался отыскать хоть кого-нибудь из персонала, кто смог бы объяснить, что делать дальше, но в коридорах царствовало пугающее одиночество.

Они укрылись в одной из палат. Холодная стерильность стен усиливалась с каждой минутой. Санитар шагал взад-вперёд, машинально потирая грудную клетку, то ли от тревожности, то ли от давящего удушья неизвестности. Его поведение вызывало у Итана только раздражение: «Тревожник, чёртов...должен нас успокаивать, в итоге, чую, будет наоборот», — мелькнуло у него в голове с досадой. В углу сидел Ким, перебирая пальцами, иногда взгляд парня поднимался на взрослого, но каждый раз, замечая его состояние, Ким морщился и опускал голову. И только Сильвия, всё это время сохранявшая молчание, наконец подалась вперёд:

— Итан...

Этот еле уловимый зов заставил его вздрогнуть и Итан обернулся.

— Что?

Сильвия, не отрывая взгляда от приоткрытого дверного проёма, сказала шёпотом:

— Ты слышишь это?

Она не ожидала ответа, словно просто делилась наблюдением с пустотой перед собой. Итан придвинулся ближе и прислушался. Ничего, кроме уже родного гула и едва заметного потрескивания ламп.

— Ты о чём? — спросил он, разглядывая напряжённый профиль девушки.

— Кто-то говорит, — медленно произнесла она, — может, пришли нам на помощь?

Итан нахмурился. Его взгляд скользнул по палате, и, наклонившись, он выглянул в сторону санитара. Тот всё ещё лихорадочно вертел в руках пейджер, не замечая ничего вокруг, надеясь, что техника оживёт лишь от силы его отчаяния. Но экран по-прежнему был мёртв, ни одного сигнала, ни одной искры надежды.

— Сил... здесь никого нет, — прошептал парень, уже чувствуя, как внутри него что-то напряглось. Лёгкий холодок пробежал по позвоночнику.

Девушка несколько секунд оставалась неподвижной, а затем резко выдохнула и, натянуто улыбнувшись, уткнулась лицом в ладони.

— Опять... — прошептала Сильвия сквозь сжатые пальцы.

Эти слова, такие тихие и полные внутренней боли, ударили Итана в грудь. Он не сразу понял, что именно она имела в виду, но мысли, подобно вспышкам молнии, быстро начали соединяться в цепочку: подавленное состояние... частые моменты отрешённости... резкие "отключения" от реальности... и вот теперь голоса. Его глаза медленно расширились. Внутри что-то протестовало, требуя дистанции. Её фигура, ещё минуту назад воспринимавшаяся как надёжная и близкая, вдруг стала чужой и тревожной. Итан ощутил желание отстраниться, уйти, спрятаться за логикой и рациональностью, как бы ни была ему симпатична Сильвия, как бы он ни сочувствовал её состоянию - голос внутри уже кричал, пронзительно и отчаянно: она не в себе... она больна...

Уловив его напряжение, Сильвия медленно повернула голову, встретившись с этим испуганным взглядом. В её глазах было не обвинение, не мольба, а странное, даже пугающее спокойствие, в котором сквозила глубокая усталость.

— Не бойся. Тебе я не наврежу, а вот себе... с лёгкостью. Если отпущу ситуацию.

— Чего?.. — прошептал Итан, непроизвольно отпрянув назад.

— Ты же не тупой, — произнесла Сильвия медленно, сдерживая вспышку раздражения, хотя голос её всё равно дрожал. — Я знаю это. Ну, если я слышу голоса, это ведь не значит, что я стала чудовищем. Это пр... — она резко дёрнулась, будто что-то услышала, а затем, закатив глаза, с тяжёлым выдохом вернулась в прежнее положение. — Это просто неприятно. Очень. Особенно когда перестаёшь понимать, что реально, а что тебе подсовывает мозг, шутя.

— Что ты слышишь? — спросил он тихо, поджав губы в неверье.

— В основном, это бормотание. Далеко, глухо, но иногда, будто кто-то совсем рядом наклоняется к самому уху и шепчет: убей.

— Кого? — резко напрягся Итан.

Сильвия лишь пожала плечами, как человек, который давно смирился с абсурдом.

— Думаешь, я знаю? — прошептала она, отводя взгляд. — Я пыталась понять. Думала, если выясню, чьё имя звучит в темноте, смогу остановить это. До того, как я сюда попала... — девушка замолчала, глубоко вдохнув, — они кричали, что я не должна жить. Что мои родители - уроды, грязные, гнилые изнутри, и что я должна наказать их. Что я должна оставить в их телах не меньше двадцати восьми ножевых ударов...- Сильвия уловила, как Итан задержал дыхание, поэтому поспешно добавила, подняв руки: - Я ничего из этого не сделала!

— Ребя-я-ят... — глухо донёсся голос Кима. — А наш-то слинял куда-то...

Итан замер. Его взгляд метнулся в сторону, где ещё несколько минут назад санитар беспомощно барабанил пальцами по экрану пейджера, то и дело мямля что-то под нос, надеясь вызвать хоть какую-то помощь. Но теперь там никого не было.

— Чёрт... — выдохнул парень и, вскочив, приблизился к дверному проёму. Тусклый свет коридора встретил его пустотой. — И какой смысл нам тогда тут торчать? — резко бросил он, обернувшись к друзьям. В ответ он поймал два взгляда - один, полный отрешённого безразличия, другой —-растерянный, испуганный, как у ребёнка, которому впервые пришлось столкнуться с тем, что взрослые не всесильные.

— А куда мы пойдём? — тихо спросила Сильвия, не поднимая головы.

— Искать кого-то, кто не теряет сознание от паники. Не как этот даун, он же тупо истерил и исчез! — голос Итана сорвался на крик.

Ким молча кивнул и, смирившись, медленно встал. А Сильвия, вздохнув, повалилась на кровать. Её тело утонуло в складках простыни, в желании исчезнуть, спрятаться от всего.

— Давайте останемся здесь... Я не могу. Пока не могу.

Ким пожал плечами и усмехнулся, криво, почти безрадостно, но в этом было что-то живое.

— Представь, что мы герои фильма про зомби. Там ведь всегда говорят: держаться группой, чтобы нас не сожрали.

Сильвия, не поднимаясь, усмехнулась в ответ:

— Тупо. Их не существует.

— Зомби? — переспросил Ким, приподняв брови.

— Нас. Мы не главные герои, Ким... Мы никогда ими не были.

Они не были героями. Не были теми, кому по сценарию суждено выжить, победить, раскрыть заговор. Они просто дети, втянутые в чужую, опасную игру, и, может быть, в ней у них не будет ни спасителя, ни финальной сцены под эпическую музыку. И всё же Итан посмотрел на них и, сжав зубы, произнёс, выходя в коридор:

— Тогда станем ими. Хоть ненадолго. Хоть друг для друга.

---

«Тяжело ждать того, что, возможно, никогда не случится, но ещё тяжелее сдаться, когда это всё, чего ты хочешь»

Эми сидела, обхватив голову руками, пытаясь удержать внутри взрывающийся от усталости и раздражения мозг. Пальцы беспокойно теребили пряди у висков, локти упирались в край стола, а взгляд, невидящий и затуманенный, был прикован к пустоте. Лаборатория, обычно наполненная ровным гудением приборов и скрипом передвигаемых стульев, сейчас будто вымерла.

Тишину нарушил едва слышный скрип подошв и приглушённый двери. В помещение вошла Милли – та самая рыжеволосая девушка с застенчивыми глазами и привычкой держать спину чуть согнутой, словно вечно извиняясь за собственное присутствие. В руках она держала два бумажных стаканчика с кофе, от которых поднимался тонкий аромат обжаренных зёрен, разбавленный лёгкими нотками карамели. Она подошла тихо, будто боялась спугнуть Эми. Эта рыжая бестия из последних сил старается, чтобы наша иммунолог с немецкими корнями не провалилась в пучину отчаяния, как мило...

— Билл едва не заснул за бумагами, — осторожно пробормотала Милли, подавая один из стаканчиков. — Может, подменим его на час-другой?

— Сам справится, — отрезала Эми резко, с хрипотцой в голосе, почти машинально забирая эту ароматную дозу кофеина. Доза.

Милли, не обидевшись, лишь устало вздохнула, опустившись на стул рядом. Она взглянула на рабочую поверхность, где Эми что-то делала с пробирками, но, судя по хаотичному беспорядку, процесс давно вышел из-под контроля.

— Эт что такое? — осторожно спросила она, кивнув на образцы, окрашенные в тревожные, слишком яркие оттенки. Внутри одной из пробирок плавали фрагменты, по структуре напоминающие повреждённую ткань. Биоматериал был не просто необычным - он казался живым, как будто сопротивлялся самому факту анализа.

Эми стиснула челюсть, поджала губы, и отвернулась, поставив кофе на край стола, так и не сделав ни глотка.

— Это не должно было так реагировать. Это не та фаза. Он... оно мутировало. Без ввода дополнительного стимулятора, без внешних раздражителей. Просто... само по себе.

Милли замерла, наблюдая за тем, как свет пробирается сквозь стеклянную пробирку и отражается в тусклых глазах подруги.

— Это... Флора? — одними губами спросила она.

Эми медленно кивнула.

— Я думаю, — продолжила она уже тише, — «Зоря» не просто модифицирует тело. Она... проверяет. И если носитель недостаточно стабилен - ломает его изнутри. Я смотрю на эти образцы и понимаю, что не в силах предсказать, что будет с человеком через час. Не то что через день. И Сара... она об этом знает.

Милли молчала несколько долгих секунд. Потом убрала прядь волос за ухо, наклонилась вперёд и, прищурившись, долго всматривалась в пульсирующую массу в пробирке.

— Мне казалось, уже все поняли, что цель, которую нам озвучила доктор Колдгерг, нереальна, — спокойно произнесла рыжая, её голос прозвучал неожиданно твёрдо, с оттенком научного скепсиса.

Эми медленно обернулась к ней, не скрывая растерянности.

— Ты ведь говоришь так, словно... это аксиома.

— Потому что это и есть аксиома, — начала Милли, и с каждым словом в её тоне появлялась сухая аналитическая чёткость, за которой пряталась правда, которую многие предпочли бы не озвучивать. — Зоря, как бы они её ни позиционировали, - не стимул, не эволюционный ключ. Это - автономная репликативная система с агрессивной адаптацией, построенная на базе ретротранспозонов. Она ищет слабое звено, а если не находит - создаёт его.

— Ты хочешь сказать...

— Я говорю, — спокойно продолжила девушка, — что любой реципиент обречён. Это неизбежно. Даже если на коротком промежутке времени мы наблюдаем относительную стабильность, даже если какие-то проявления кажутся "плюсовыми", - вектор один: полная метаболическая перестройка организма, нарушение гомеостаза и в конечном итоге - фатальный конфликт между исходной иммунной системой и новой структурой. Рано или поздно, но внутреннее равновесие рухнет, и тело либо будет поглощено, либо разрушено. - Милли потянулась к пробирке, слегка покрутив её в пальцах, и прищурилась. — Посмотри на этот фрагмент. Видишь волокна? Это уже не просто ткань. Это гибридная субстанция, содержащая одновременно как эндогенные элементы, так и чужеродные структурные белки, которые не должны вырабатываться ни при каких условиях. И они синтезируются... спонтанно.

— То есть всё это... — Эми замерла, осознав.

— Программа, которая маскируется под чудо, — закончила Милли. — Генетический троян, у которого нет другого финала, кроме гибели носителя. Даже если он кажется идеальным. Даже если он показывает оба положительных отклика - по классам А и Б. Это всё временно. И Сара это знает, ты права. Она просто делает ставку на скорость. На то, что носитель выдержит достаточно долго, чтобы они успели извлечь нужную информацию. А потом... потом всё рухнет. Потому что «Зоря» не терпит равных. Она или поглотит, или будет уничтожена сама. Но гибель будет в любом случае.

Эми, наконец, сделала первый глоток холодного кофе. Тот оказался горьким, слишком резкий вкус, который идеально совпадал с её ощущениями.

— И всё же мы продолжаем.

Милли посмотрела на неё с лёгкой, едва заметной улыбкой. В её глазах блестело нечто странное - смесь усталости, принятия и глухого, рационального ужаса.

— Может, потому что мы уже заражены, только не «Зорей», а безумием, которое её сопровождает.

Совсем внезапно, будто щёлкнуло что-то внутри, Эми разразилась смехом.

— Ты чего? — удивлённо приподняла брови Милли, подавшись вперёд. В её голосе прозвучала тревога, отчасти настоящая, отчасти рефлекторная, ведь она действительно испугалась, что подруга вот-вот сорвётся и утонет в истерике.

— Прости... прости, пожалуйста... — всё ещё посмеиваясь, пробормотала Эми, вытирая уголки глаз пальцами. — Просто... я не думала, что ты такая умная.

Милли удивлённо моргнула, непонимающе склонив голову набок, как настороженная птица. В её взгляде смешались недоверие, лёгкая обида и ожидание. Эми тут же спохватилась:

— Настолько умная, — быстро добавила она, подняв ладони в жесте примирения. — На вид ты... ну, ты же выглядишь, как та, кого берут по связям. Типаж - дочка важной шишки, такая вся... «милая декорация».

— Оу... — протянула Милли, и в её голосе сквозила ирония, в которой плескалась доля горького узнавания. — Я часто это слышала. - Она усмехнулась и тут же отвела взгляд. Пальцы машинально потянулись к кольцу на среднем пальце - серебристому, с лёгкой вмятиной у основания. — Это была одна из первых фраз, которую он бросил мне. Мой... — Милли запнулась, опустила глаза. — Мой муж. Мы тогда учились в одном университете. Первая неделя, первая пара, и он подошёл ко мне с этим выражением на лице... таким мерзко-снисходительным... и сказал: «Очередная папина куколка. Интересно, через сколько ты вылетишь? Притворяешься же умненькой». Он сказал это при всех, и потом ещё долго делал вид, что я просто ошибка на фоне системы. А потом... начал добиваться. Понимаешь?

Эми не ответила, просто слушала, не перебивая, чувствуя, как та боль, что была в этих словах, не нуждалась в жалости. Только в том, чтобы быть разделённой.

— Тогда выходит, я такая же, как он. Прости.

— Ты не такая, как он. Он... он особенный. Понимаешь... я даже не поняла, когда он стал своим. Всё началось с язвительных шуток, «дружеских» подкалываний, с вечного сомнения в каждом моём слове. Крис умел быть обаятельным, а я тогда так отчаянно хотела, чтобы хоть кто-то поверил, что я не случайность в науке. - Милли опустила взгляд на кольцо, впаянного в её жизнь, как клеймо. — Мы сблизились быстро. Как в книжках, знаешь? Вроде бы с огнём играешь, а потом уже и сама пепел. Я даже не заметила, как начала прогибаться под него. Как стала отказываться от семинаров, молчать на дискуссиях, чтобы он не выставлял меня дурой. Как начала смеяться, когда он отпускал свои мерзкие шутки на тему женщин в науке. - Она проглотила ком, который вдруг подступил к горлу. — Я ушла из университета сама. Ну, по собственной инициативе. Тогда я уверяла себя, что наука «не моё», - девушка театрально закатила глаза, изобразив невидимые скобочки быстрым жестом, - что мне не хватает целеустремлённости, упорства, таланта... Но это Кристиан вложил мне в голову. И я поверила, так и не получив степень, хотя могла. Очень даже могла. Но в тот момент казалось: зачем? У меня же есть он. У нас будет дом, семья, всё как надо. Всё как правильно. Родители... они не понимали, что произошло. Их "милая, умная доченька", которую они всегда поддерживали, внезапно бросила всё, замкнулась, а потом выскочила замуж, будто боялась, что если не сделает этого сейчас, то не сделает никогда. И да, у меня теперь есть две дочери. Чудесные. Они единственное, ради чего я вообще просыпаюсь. Но их отец...может накричать, может ударить, потом извиняется, дарит цветы. И самое страшное - я уже не плачу, просто... живу по инструкции.

— А знаешь, где я нахожу хоть что-то похожее на покой? — продолжила Милли насмешливо, но голос дрогнул. — В этих дурацких, по мнению Эвана, розовых романах. Где любовь на каждой странице, где он всегда приходит, спасает, обнимает. Я читаю это ночами, в ванной, пока дети спят и его нет дома, потому что Крис считает, что это всё для тупых, сто мне, "с таким-то образованием", читать это - позор. А мне не стыдно, просто страшно признать, что этот глянцевый абсурд - место, где кто-то реально любит.

- Что ты делаешь здесь, Милли? – вопрос прозвучал слишком резко, Эми сама испугалась своего громкого голоса.

— Ну... Не потому что хотела, не потому что верила, что изменю мир. А потому что в один момент проснулась и поняла: либо я увязну окончательно, либо хоть где-то вспомню, кто я. Работа в проекте - это шанс, даже если временный и с риском. Я вернулась не в науку, а к себе. Или хотя бы к тому, что от себя осталось.

- Ты молодец. - Эми, медленно потянувшись, положила ладонь поверх руки Милли.

Но покой продлился всего миг. Сначала лампы моргнули, и комната погрузилась в плотную темноту. Затем раздался резкий, как удар ножом по стеклу, писк - противный, истеричный вой приборов, звучавший, как крик самой лаборатории, и в ту же секунду всё выключилось.

— Was zum Teufel... (Какого черта...) — выругалась Эми, резко поднимаясь и тут же ударившись ногой о металлический край стола. Сквозь стиснутые зубы вырвался шипящий выдох, и что-то тяжёлое и стеклянное с глухим звуком соскользнуло со стола, разбившись.

— Хей, ты в порядке? — голос Милли дрогнул, она тоже вскочила, щурясь, пытаясь хоть как-то различить контуры в темноте.

— Да... — пробормотала Эми, но в этот момент тусклый аварийный свет вспыхнул, ослепив обеих на пару секунд. Девушка зажмурилась, моргнула несколько раз и со злостью выдохнула: — Verdammt... Das ist unerträglich.(Черт... Это невыносимо.)

Когда зрение восстановилось, первая её мысль - стол. Она повернулась и увидела, как тёмная, густая, почти маслянистая жидкость медленно расползается по белоснежной поверхности, перетекая через край. Там, где стояла пробирка «Зори», теперь было пятно. Пробирка разбита.

— А вот «Зоря» и Флора, похоже, чувствуют себя совсем неважно... — пробормотала Эми и сделала шаг назад, инстинктивно прикрывая собой Милли, которая всё ещё моргала, прогоняя остаточные блики из глаз.

— Оно выделяет что-то летучее? Что-то, что мы могли вдохнуть? — спросила Милли, тихо, но с тревогой, послушно отступив.

— Не знаю. Прямых данных нет, но... — Эми покосилась на пятно. — Препарат всегда вводили в защитных масках. Сара это строго отслеживала.

— Значит, я была права... Это пл... — начала Милли, но договорить не успела.

В проёме вдруг показалась фигура Билла. Он держался на удивление спокойно - скользнул взглядом по полу, задержался на распространившейся жидкости, тихо выругался, потерев переносицу.

— Так, — спокойно произнёс мужчина, глядя на девушек по очереди, — без паники. Собирайтесь. Нужно найти остальных.

---

Блуждание по пустым коридорам длилось, казалось, целую вечность. Их шаги отдавались гулким эхо, отражаясь от стен. У Итана постепенно начинала болеть голова - тупо и навязчиво, словно где-то внутри черепа медленно раскручивался ржавый винт. Сильвия пыталась говорить, поддерживать разговор, но то и дело обрывалась на полуслове. А Ким... Ким молчал. Его обычно оживлённое лицо застыло в растерянности, и он всё чаще оборачивался, надеясь увидеть кого-то, кто наконец всё объяснит. Убедившись, что позади только пустота, Ким догнал Итана, который шёл чуть впереди, ссутулившись.

— Эй, чё с тобой? — спросил он, догоняя друга и слегка тронув его за плечо. Итан вздрогнул, резко обернулся и, на секунду потеряв равновесие, едва не рухнул вперёд. Ким успел подхватить его под локоть, вернул в вертикальное положение и, будто ничего не произошло, продолжил идти рядом, не отпуская. — Мда... братан, ты конкретно приуныл. Сильвия, что ли, заразила депресняком? Или сам с ума начинаешь сходить?

— Да просто... — Итан провёл рукой по лицу, пытаясь стереть с него тревогу. — Фигня какая-то. Мы даже не знаем, что происходит. Куда идти? Что делать?

— Сейчас найдём кого-то из взрослых, они объяснят.

— Ты правда всё ещё полагаешься на взрослых? — Итан покосился на него с недоверием.

Ким пожал плечами:

— Ну, прости, конечно, но мы в какой-то чёртовой секретной лаборатории, где двоим из нас ввели непонятную, пульсирующую жижу со своим интеллектом. Думаю, да, взрослые, по крайней мере, в теории, компетентнее нас. Хоть кто-то должен знать, что делать, раз уж это они всё устроили.

Итан тихо фыркнул и, слабо усмехнулся, толкнув его плечом:

— Кей, не знал, что ты способен сформулировать такую внятную и...почти даже умную речь.

— Ага! — Ким рассмеялся, взъерошивая волосы и дёрнув плечом в ответ. — Я вообще-то частенько говорю умные вещи. Это ты просто глухой или игноришь!

— Ну-ну... не знаю, не знаю, — Итан театрально покачал головой, изображая скепсис, и, чуть бодрее, обернулся назад. — Сильвия, а ты что скажешь? Ты хоть раз слыша... - Но он не договорил.

Сильвия отстала. Она стояла посреди коридора, как вкопанная, не двигаясь, не реагируя. Глаза её были широко раскрыты, взгляд направлен куда-то мимо них, в глубину темнеющего коридора, а рот приоткрыт, будто она собиралась что-то сказать.

— Сильвия? — тихо позвал Итан, останавливаясь. — Всё нормально?

Она не ответила. Итан и Ким, почувствовав что-то неладное, обернулись и посмотрели туда, куда была устремлена её беспомощная, стеклянная концентрация. Но там только коридор, слегка пульсирующий под умирающим светом ламп, отбрасывающих жидкие тени на стены. Пустота. Но для Сильвии там был ад.

В её голове уже десять мучительных минут кипел невыносимый хор голосов - не тихих, шепчущих, как раньше, а ревущих, визжащих, клокочущих. Приказы сливались в одну неразборчивую какофонию, тысяча ртов одновременно проклинали её существование:

«Убей!»

«Ты не достойна жизни!»

«Они лишь плод твоего воображения!»

«Ты сломана! Сумасшедшая! Грязь!»

Звуки были не внутри - они были ею. Единственным желанием стало выть изо всех сил, лишь бы пробиться сквозь этот хор безумия и услышать себя, своё сердце, хоть что-то живое и реальное. Но не это было самым страшным.

Нет.

Страшнее было то, что она увидела. Только подняв голову на знакомый голос Итана, полный заботы и лёгкой тревоги, Сильвия увидела его. Оно стояло там, в пустоте, невидимое для остальных, но абсолютно осязаемое для неё. От одного лишь вида по телу девушки пробежали мурашки.

Существо. Оно было огромным. Настолько, что, чтобы уместиться в узком коридоре с высокими, почти промышленными потолками, существо склонило голову и пригнулось, как гуттаперчевая марионетка, нарушающая понятие анатомии только одним своим существованием. Лысая, бледная голова была повёрнута под углом, который у любого человека сломал бы шею, но оно держало её так, словно это было нормально, будто иначе и не бывает.

Существо прижимало череп к острым, неестественно вытянутым плечам, а прямые руки, как у манекена, безвольно свисали вниз. Длинные, вздутые пальцы почти касались пола, каждый противно подрагивал.

Тело его было абсолютно голым, но не телом в человеческом смысле. Оно было слишком гуманоидным, будто художник пытался изобразить человека по смутным воспоминаниям, которые исказились в чьём-то безумном сне. Ноги были изогнуты, как у рогатого зверя, с вывернутыми коленными суставами, и казалось, что оно когда-то жило в ином гравитационном поле и теперь страдало от законов человеческой физики. Его кожа, если это можно было назвать кожей, состояла из извивающихся, влажных слоёв, переливающихся тошнотворным глянцем.

На его лице не было носа - вместо него зияли две тёмные, рваные впадины. А выше... блестели два не моргающих глаза, круглые, как чёрные стеклянные бусины. Гладкие, без зрачков, без век. Без возможности хоть на секунду отвести взгляд.

И всё это улыбалось.

Не ухмылялось, не скалилось, а именно улыбалось. И улыбка была человеческой. Аккуратные, ровные зубы, вырезанные из рекламы стоматологической клиники, выглядели неуместно и отвратительно в этом искажённом, чужом лице. Будто скульптор, потеряв рассудок, решил вложить в свою жуткую работу деталь из реальности, чтобы напомнить: «Да, ты узнаёшь это. Это часть тебя»

Существо не двигалось. Оно просто ждало.

И в этом бездействии, в этой зловещей неподвижности, крылась самая чистая форма ужаса. Сильвия понимала: если оно решит сделать хоть один шаг вперёд - она не успеет даже закричать. Горло сдавило, грудную клетку жгло. Первый рваный всхлип вырвался сам собой.

— ...но я же... та самая... — хрипло прошептала Сильвия, тяжело дыша, бессознательно качая головой, как ребёнок, которому отказываются верить. Слёзы застилали взгляд, превращая существо перед ней в размытый кошмарный силуэт.

И тогда оно сделало первый шаг. Нет, не шаг - движение. Левая нога плавно вытянулась вперёд, а вторая медленно подтянулась следом, не сгибаясь, волочась. Его голова задела потолок, издав при этом сухой, противный шорох, будто кожу сдирали по наждаку.

Сильвия сделала шаг назад.

— Я же... дольше всех... выдержала... это наказание...

— Нет избранных. Пришло твоё время. - Слова не прозвучали вслух. Они просто были, прямо в её голове.

— Но я же слышала! Слышала! — закричала Сильвия, срываясь, вцепившись в волосы, надеясь выдрать из головы сам источник боли. — Он говорил! Говорил, что я нужна! Что я... что я...

— Мне не нужны избранные. - Шаг. — Мне нужно жить.

Сильвия попятилась, оступилась, и рухнула на колени, которые наверняка разбились в кровь, но она этого не чувствовала. Всё её существо было сосредоточено на одном - на сухом, затянутом, мучительном скрежете, с которым это существо скользило по потолку и стенам, приближаясь как нечто неумолимое, чуждое всему живому.

Итан уже был рядом, опустившись на пол, хватая её за плечи. Он тряс девушку, кричал громко и отчаянно, не веря, что она не слышит. Ким, бледный как мел, с дрожащими руками, пытался перехватить её за руки, что вырывали клочья волос.

— Сильвия! — Итан кричал, захлёбываясь в панике. — Очнись! Пожалуйста, смотри на меня!

Но она не смотрела, ведь была не с ними. Тогда существо склонилось вплотную и, подняв одну из своих уродливо длинных рук, с неестественным хрустом кости, обвило пальцами её горло. Творец забирал своё творение. Сильвия дёрнулась, попыталась вдохнуть, пальцы рванулись к шее, ногти впились в чужую кожу, но это было уже бессмысленно. Её тело дрогнуло и обмякло. Она повисла в руках Итана.

— Сильвия! Нет, нет, пожалуйста! — голос парня сорвался, превратился в нечто дикое, неуправляемое.— Ты же здесь! Смотри на меня! Сил!

Голова Сильвии безвольно откинулась, глаза, прежде полные тревоги, теперь были полны тишины. Она утекала из реальности, пока он из последних сил пытался её удержать.

Ким, стоя в паре шагов, отступил ещё на один. Он не мог пошевелиться. Его пальцы дрожали, губы размыкались в беззвучных попытках что-то сказать. Парень пятился назад, вдоль стены, пока вдруг не почувствовал, как кто-то резко, но твёрдо схватил его за руку.

— Nicht zurückweichen. Geh! (Не отступай. Иди!) — прорычал голос с хрипотцой. Ким вздрогнул и обернулся - перед ним стояла Эми. Без халата, с растрёпанными волосами, собранными в низкий хвост, из которого выбивалась прядь, прилипшая к щеке. — Ты же в порядке?

— Чего?.. — начал было он, язык заплетался, но она уже потянула его за руку вперёд. – Но..

Она шла мимо, почти не оборачиваясь, пока не приблизилась к Итану, и рот её скривился от раздражения. Тот сидел на полу, прижимая к груди безжизненное тело, пытаясь «разбудить» Сильвию.

— Verdammter Junge... ( Чёртов мальчишка...) — процедила она сквозь зубы, снова переключившись на английский. — Соберись. Мы не можем ничего для неё сделать, Итан.

— Отстаньте! Она... она не... она... — Итан цеплялся за Сильвию, как будто мог защитить её даже теперь.

— Scheiße... Потом! — отрезала Эми, уже подхватывая его под локоть. Он сопротивлялся, но, на удивление, она оказалась сильнее. — Вставай. Немедленно. Du bist der Einzige ohne Zorya... der Einzige! — прошипела девушка на немецком, но тут же одёрнула себя, резко переведя: — Ты единственный из них, у кого нет «Зори». Ты не имеешь права погибнуть здесь, понял? Не имеешь права! Ты не связан с этим дерьмом, и ты нужен нам живым.

— Она... она же тоже была жива...

— Нет. То, что ты видел - это завершение одной из команд существующей программы. — Эми рывком подняла Итана на ноги и крикнула Киму: — Ты - за мной. Живо! - И, удерживая парня, рванула вперёд, уводя подростков прочь из этой секции коридора.