Творец

Итана пришлось отпустить, возвращая его в палату, где он должен был провести остаток времени, пока его друзья всё ещё спали, утомлённые событиями прошедшего дня, который стал для них одним из самых тяжёлых за последнее время. Особенно это касалось Сильвии, чей эмоциональный фон оказался разорван в клочья после потери Флоры. Под действием успокоительных её аккуратно отвели на беседу с доктором Уиллингсом, а потом, поняв, что она не даст нормальных ответов таком состоянии, отпустили.

Ситуация, в которую они все оказались втянуты, казалась максимально странной и непонятной. Здесь не было победителей. Здесь были только те, кто продолжал держаться — пока мог.

Эван ушёл на поиски Сары. Он не задавал лишних вопросов, не искал объяснений — он просто понимал, что её не стоило оставлять одну. Уилл же, вместо того чтобы отправиться отдыхать, как советовал его организм, направился в кафетерий.

Горький, крепкий кофе на несколько секунд пробудил сознание, но не избавил от давящей тяжести в груди. Он пил медленно, прокручивая в голове события последних суток, затем, глубоко вздохнув, отправился разбираться с анализами и результатами Итана.

Годен он или нет?

Этот вопрос теперь завис над ним, как невидимый нож, готовый в любой момент опуститься. Жалко этих детей. Жалко всех. Но жалость не изменит ничего. Теперь оставалось только вынести вердикт.

Уилл сел за стол, разложил перед собой бумаги, включил монитор и углубился в данные. Показатели крови, уровень кортизола, реакции организма на стресс, нейрофизиологические тесты... Всё, что они собрали за последние несколько дней, теперь должно было сложиться в единую картину. Он просматривал графики, таблицы, методично сверяя результаты с базовыми показателями нормы.

Но нормой здесь уже давно никто не являлся.

Итан. Какой он? Бунтарь с неустойчивым характером, который пытается скрыть под маской сарказма свою тревогу и боль. Но главное — выдержит ли он? Выдержит ли "Зорю"? Выдержит ли то, чего не выдержали другие?

Уилл прикрыл глаза, потирая переносицу. Он знал, какой ответ напрашивался.

Лаборатория дышала тишиной, нарушаемой лишь редкими щелчками клавиш и приглушённым гулом работающего оборудования. Уилл сидел за столом, рассеянно постукивая пальцами по деревянной поверхности, в то время как взгляд его скользил по распечатанным анализам. Но мысли давно ускользнули за пределы стен этого стерильного помещения.

Тяжёлая атмосфера среди коллег, скомканные, натянутые разговоры и отголоски недавней трагедии — всё это давило на плечи незримым грузом. Однако сильнее всего его беспокоила Кейти. Её молчание после случившегося было подобно тревожному предвестию бури. Если бы она кричала, ругалась, плакала — он бы понял, что она ещё борется. Но Кейти не была из тех, кто позволял себе слабость напоказ. И именно это пугало его сильнее всего.

Глубоко вдохнув, Уилл выключил монитор, аккуратно сложил бумаги и, захватив их с собой, направился к выходу. По пути, проходя мимо кафетерия, он машинально остановился, его рука потянулась к холодильнику. Персиковый сок. Её любимый. Такой же мягкий, как её голос, такой же тёплый, как воспоминания о её улыбке. Маленький жест. Но, возможно, он сможет сделать её вечер хотя бы каплей светлее.

Когда он добрался до нужного этажа, коридоры уже опустели. В воздухе висела тишина, разбавляемая лишь редкими шагами персонала, который заканчивал ночные дежурства, передавая её следующим несчастным.

Приближаясь к комнате Кейти, Уилл уже собирался постучать, но внезапно заметил, что дверь была приоткрыта. Нечто холодное проникло в грудь, сдавливая её изнутри. Неправильно. Она никогда не оставляла дверь открытой.

- Кейт? Ты в комнате?

Тишина.

- Я сок принёс, ты не против, если зайду?

На секунду он замер, собираясь с мыслями, а затем, сглотнув подступивший к горлу неприятный ком, медленно толкнул дверь и вошёл внутрь. Комната была плохо освещена — только ночник у кровати отбрасывал мягкий, приглушённый свет на стены.

И тогда он увидел её.

Кейти сидела на полу, привалившись спиной к кровати, её голова была слегка опущена вперёд, а длинные пряди волос рассыпались по плечам, закрывая лицо.

А вокруг... Разбросанные таблетки. Белые, рассыпанные хаотичными пятнами на тёмном полу, словно кто-то небрежно рассыпал их из рук, но уже не смог собрать обратно.

Уилл не помнил, как выронил бутылку сока. Уже поздно. Глухой удар о кафель прозвучал слишком громко в этой тягучей, загустевшей тишине. Поздно?

Нет.

Нет.

В следующий миг он упал на колени перед ней, дрожащие пальцы потянулись к её запястью, холодному, бледному.

— Кейт...

Пульс. Чёрт, ну же, где пульс? Почему его нет? Нет... Нет, нет, нет.

— Давай, давай... Кейти, чёрт возьми!

Он сдавливал её запястье, сменил руку, пытаясь нащупать биение на шее, но пальцы предательски дрожали, разум гудел, не желая признавать реальность.

— Нет... — Уилл рвано глотнул воздух, чувствуя, как внутри поднимается паника, как мир сужается вокруг них двоих. Он наклонился ближе, прижимая ухо к её груди, выискивая хоть какой-то ритм.

— Боже... Прошу...

Но тишина. Нестерпимая, глухая, убийственная тишина.

Только не это. Только не Кейти.

— Нет! — его голос сорвался в шёпот, а затем в почти сдавленный крик, полный отчаяния и страха.

Он не мог её потерять. Не мог. Он не отдаст её смерти.

Уилл сжал её в объятиях, словно мог этим уберечь от пустоты, которая уже поглотила её. Его руки крепко обвились вокруг хрупкого, безжизненного тела, а лоб прижался к её, ощущая слабый, едва уловимый запах яблок и ванили всё ещё исходящий от волос.

— Чёрт... Кейт... — его голос сломался, превратился в болезненный шёпот.

Её кожа была ледяной. Настолько холодной, что казалось — сам мороз поселился в ней, лишив её всего, что когда-то наполняло жизнь.

Горячие, неподконтрольные слёзы скатились по его щекам. Уилл едва дышал, он гладил её по спутанным прядям, надеялся, что это может согреть её, вернуть хотя бы частичку того тепла, которым она когда-то светилась.

— Прости... прости, Кейти...

Ему казалось, что сердце разрывается, что внутри него что-то надломилось так глубоко, что уже никогда не сможет зажить. Она первая, кто его полюбила. Единственная, кто увидела в нём что-то большее, чем просто пустую оболочку, чем чужака среди людей.

Когда он пришёл сюда, в этот закрытый мир, в это место, где наука граничит с безумием, он не искал спасения. У него не было смысла в реальном мире. Ничего, что бы держало его там. Он пришёл сюда, потому что знал: снаружи его ничто не ждёт.

Но потом появилась она.

Кейти, со своей мягкой улыбкой, со своей упрямой, но доброй натурой, с тем тихим, но неизменным светом, которым она освещала даже самые тёмные дни. Она сделала его частью чего-то настоящего. Она подарила ему дом в этом безумии.

А теперь... Теперь её больше нет.

Она ушла из жизни по своей воле. Потому что не смогла справиться. Потому что боль, вина, страх — всё это оказалось сильнее, чем её желание жить. И это убивало его.

— Зачем... — его голос дрожал, губы прижимались к её холодному лбу. — Почему ты не сказала? Почему ты решила, что должна справляться одна?

Он раскачивался вперёд-назад, крепко сжимая её в руках, оберегая от пустоты, хотя она уже забрала её.

— Мне не нужен этот мир без тебя, Кейт...

Слёзы продолжали течь, горячими каплями стекая по его щекам, падая на её холодную кожу.

Он не мог её спасти. Он потерял её. Единственную, кто любил его по-настоящему.

Уилл поднял голову, но его взгляд был затуманен, а в груди разрасталась пугающая тьма, поглощающая всё вокруг. Мир стянулся в узкую, замкнутую точку, в которой существовали лишь они двое: он и Кейти. Жизнь и смерть. Только вот он не чувствовал себя живым.

Он не смог её удержать, не смог заметить, когда её последние нити надежды оборвались. Он думал, что знает её, что понимает её боль, но сейчас, держа в руках её бездыханное тело, он осознавал – он понятия не имел, что творилось у неё внутри. Он считал, что если она не говорит, значит, справляется, но на самом деле она просто медленно разрушалась за эти часы, пока не решила, что больше не хочет жить.

И что теперь? Как ему жить дальше, если той, ради кого он остался в этом проклятом месте, больше нет?

Рука слабо сжалась в кулак, ногти впились в ладонь, но даже эта боль была ничтожной по сравнению с той, что рвала его изнутри. Он не мог так. Не мог проснуться завтра и продолжить жить, будто ничего не произошло, будто не потерял единственного человека, который его любил. Его взгляд медленно скользнул вниз, по полу, по рассыпанным таблеткам, белыми пятнами выделяющимся в тусклом полумраке. Они выглядели безобидными, почти невесомыми, но он знал – этого достаточно, чтобы остановить сердце, чтобы утянуть его в темноту, куда ушла она.

И если Кейти решила, что там лучше... Может, и ему стоит последовать за ней?

Рука дрожала, когда он потянулся вперёд, пальцы зарылись в холодный, гладкий хаос таблеток, собирая их в ладонь. Ему было всё равно, что это за препарат. Всё равно, сколько нужно, чтобы сработало. Он просто сжал кулак, поднёс его к губам и, не раздумывая, проглотил всё разом, запивая вязкой горечью безнадёжности.

Пару мгновений и голова пошла кругом, словно земля под ногами исчезла, словно весь мир рухнул в чёрную пустоту. Он слабо улыбнулся, бесконечно уставший, разбитый, измученный. Он не чувствовал страха. Только облегчение.

Он лёг рядом с ней, крепко прижимая к себе, обнимая так, как делал это прежде, когда она жаловалась на работу, когда ему самому было слишком тяжело, но она всегда находила способ согреть его. Только теперь... теперь она не ответит. Не вздохнёт устало, не уткнётся носом в его шею, не пробормочет: «Я устала, Уилл...»

Теперь её не разбудить. Теперь и ему не проснуться.

Сознание медленно угасало, затягивало в темноту, от которой уже не было возврата. Но, по крайней мере, он уйдёт не один. Он уйдёт рядом с ней. И, может быть, где-то там, в другом мире, она снова улыбнётся ему.

---

Билл устало привалился к двери, ритмично постукивая костяшками пальцев по ней, пытаясь выбить хоть какую-то реакцию сестры.

— Кошка, ночную смену пропускаешь. Во второй раз я тебя прикрывать не буду. Только если ты не сделаешь за меня бумажную работу.

Тишина.

Он нахмурился, ощущая странное, неприятное беспокойство. Обычно, когда он так долго мучил дверь, Кейти распахивала её с таким грохотом, что эхо разносилось по всему коридору, а за этим следовал поток нецензурных, иногда даже творчески придуманных ругательств. Но сейчас... ничего.

— Кошка?

Она даже не крикнула «Заткнись», не швырнула в него подушку или ботинок. Что-то было не так.

Билл выдохнул и, покачав головой, потянулся к ручке двери.

— Кейт, я захожу. Если вы с Уиллом... прошу простить, но...

Он открыл дверь, на всякий случай, прикрыв глаза, не желая случайно наткнуться на что-то, чего видеть не должен. Но даже после нескольких секунд ожидания не последовало никакой реакции, никакого раздражённого окрика, никакого смущённого шёпота.

Комната была погружена в полумрак. Тёплый, приглушённый свет ночника лениво растекался по стенам, растворяясь в густых тенях. Воздух был неподвижен, словно застывший в какой-то гнетущей, вязкой пустоте. Билл почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Медленно он убрал руку с глаз, готовый к очередной тираде недовольства, но вместо этого замер на месте, как вкопанный.

Они были там.

Два силуэта у кровати, тесно прижавшиеся друг к другу в почти нежных, пугающе неподвижных объятиях.

На мгновение Билл даже задумался, не стал ли он свидетелем чего-то интимного, но затем внутри него что-то сжалось в тревожном предчувствии.

Что-то было не так. Слишком тихо. Слишком... неподвижно.

Где-то в глубине сознания пронёсся предупреждающий сигнал, но он не хотел ему верить. Медленно, осторожно он сделал шаг вперёд, затем ещё один. Его взгляд был прикован к ним, к их застывшим телам, к тому, как они лежали, обнявшись, словно в каком-то последнем, немом утешении.

Но не было ни движения. Ни слабого вздоха. Ни малейшего колыхания плеч от дыхания.

Пространство вокруг внезапно стало слишком узким, слишком удушающим. Билл почувствовал, как у него пересохло в горле.

— Чёрт...

Он не хотел верить в то, что видел. Но уже знал правду.

Билл бросился вперёд, колени с глухим стуком ударились о пол, но он этого даже не почувствовал. Руки автоматически начали действовать, следуя заученному сценарию, которому он подчинялся сотни раз за годы работы.

Сначала Кейти.

Её тело было холодным. Слишком холодным. Билл скользнул пальцами к её шее, туда, где должен был быть пульс, но не нашёл ровным счётом ничего. Сердце сжалось, но он не остановился. Он сильнее надавил пальцами, как будто мог заставить кровь снова побежать по венам, как будто мог силой выжать из неё хотя бы искру жизни.

— Давай, давай, Кейт... чёрт, нет... — он почти не осознавал, что говорит, просто повторял эти слова, как мантру.

Он запрокинул её голову назад, осторожно приоткрыл рот, проверяя дыхание. Тишина. Никакого движения. Ни малейшего намёка на жизнь.

Билл резко вдохнул, прерывисто, болезненно, как человек, внезапно осознавший, что стоит на краю пропасти.

— Нет... — почти беззвучно сорвалось с его губ.

Он переключился на её запястье, но уже знал, что там тоже не найдёт ответа. Пустота. Холод. Смерть. Словно под давлением тысячи тонн тяжести, его голова резко дёрнулась в сторону. Уилл.

Тот же алгоритм. Те же движения. Но теперь его руки дрожали.

Пульс - нет. Дыхание - нет. Зрачки. Билл осторожно раздвинул веки парня, но даже без фонарика уже знал, что увидит. Расширены. Без реакции.

Он судорожно выдохнул, чувствуя, как контроль начинает ускользать. Нельзя терять самообладание. Нельзя поддаваться панике.

Но его пальцы дрожали, когда он резко стащив с шеи стетоскоп, прижался ухом к их груди по очереди, отчаянно выискивая хоть слабый звук сердцебиения. Но его не было. Простая, абсолютная тишина. Как в морге.

Голова медленно опустилась вниз. Его взгляд наткнулся на пол.

Таблетки.

Разбросанные белые таблетки, хаотично рассыпанные по тёмному покрытию, словно безмолвные улики. Некоторые прилипли к коже, к их одежде - мёртвые мотыльки, осыпавшиеся в последнем полёте.

Сердце у Билла колотилось, гулко и болезненно, но не было ни капли надежды, что два других сердца когда-нибудь забьются снова.

Он видел передозировки. Видел трупы, которые привозили в больницу слишком поздно.

Но не свою сестру. Не Уилла.

Горло сжалось, дыхание сбилось, а в голове начало звенеть.

Это конец.

Он уже не реаниматолог. Не спаситель. Не человек, способный исправить ситуацию. Он просто брат, который держит в руках мёртвое тело своей сестры. Просто друг, который только что потерял того, кто был ближе всех к его семье. К его сокровищу.

Ему нужно что-то делать. Что-то. Но что? Её нет. Его нет.

Он опоздал.

Билл опустил голову ниже, его лоб медленно коснулся холодного плеча Кейти. Его руки продолжали сжимать её ладонь, но это уже ничего не меняло. Мёртвые не чувствуют. Ему хотелось закричать. Хотелось что-то разбить. Хотелось, чтобы это был просто кошмар, из которого можно проснуться. Но это была реальность. И больше никогда не будет по-другому.

— Прости... — хрипло прошептал он, потому что больше ничего не мог сказать.

Никакие слова не вернут их обратно.

Боль пришла не сразу. Сначала было оцепенение — вязкое, тягучее, словно липкий туман, окутывающий сознание. Билл продолжал сидеть на коленях, держа в руках её ледяную ладонь, и не мог двинуться.

Это было реальностью.

Он чувствовал, как его собственное тело предаёт его — руки слабеют, пальцы подрагивают, дыхание сбивается, превращаясь в хриплые, прерывистые вздохи. Он качнулся вперёд, резко прижав сестру к себе, словно мог хоть на секунду представить, что она просто спит.

Но холод не обманывал. Кожа была чужой, безжизненной, остывшей. Её голова, как у куклы, откинулась назад.

И тогда боль ударила. Глубоко, резко, с размаху.

Его грудь сдавило, как будто невидимая рука сжала его сердце, перекрывая кровь. Горло перехватило, и он не сразу понял, что задыхается, что едва способен вдохнуть, что внутри поднимается что-то сырое, тяжёлое, невыносимое.

Слёзы.

Сначала одна, горячая, солёная, упала на её холодное лицо. Потом ещё. А потом их стало слишком много. Они стекали по щекам, по губам, по подбородку, падали на её бледные губы, но она их не чувствовала. Она больше ничего не чувствовала.

Глухой, задушенный звук вырвался из его груди — не то стон, не то сдавленный всхлип. Он не хотел этого. Не хотел показывать слабость, не хотел позволять этому разорвать его на части, но это было сильнее него. Боль разрасталась, заполняя каждую клетку его тела.

Он потерял её.

Она всегда была рядом. Всегда. А теперь её не было.

— Чёрт... Кейти... — его голос сломан, разорван на части, он почти захлёбывался собственными словами. Он не мог больше сдерживаться.

Билл крепко прижал её к себе, сжимая так, как никогда не сжимал прежде. Как будто мог впитать её в себя, как будто мог удержать её там, где она уже не могла быть.

Но он держал только её тело. Только оболочку. Кейти ушла. По своей воле. И он не был рядом, когда она больше всего в этом нуждалась. Он должен был заметить. Он должен был понять, что она больше не справляется.

Как он мог этого не увидеть? Как он мог позволить ей дойти до этого?

— Прости...Боже... прости меня...

Он провёл ладонью по её спутанным волосам, разглаживая их так, как делал, когда они были детьми. Тогда она всегда хмурилась, отмахивалась от него, но всё равно улыбалась. Сейчас же её лицо оставалось безмолвно спокойным. Билл сжал зубы, не в силах сдержать стон боли, который застрял в горле.

— Я был ужасным братом... — он коснулся губами её ледяной щеки, как в детстве, когда хотел успокоить её после ночного кошмара. — Ты всегда тянулась ко мне, а я... - Он судорожно вдохнул, пальцы сжались на её спине, но она не обняла его в ответ. — А я всегда был где-то ещё... Думал, что у нас ещё куча времени, думал, что ты справишься, ведь ты же сильная, ты же всегда справлялась... Какого хрена я не видел, что ты умираешь рядом со мной?..

Билл уткнулся лбом в её висок, его плечи сотрясались от рыданий, но он продолжал целовать её в щёки, снова и снова, будто пытался согреть, будто мог вернуть её этим.

— Я должен был быть рядом... Я должен был остановить тебя...

Он качал её в своих руках, как маленькую, как в те дни, когда она пряталась в его комнате после очередной ссоры с родителями, когда слёзы ещё можно было вытереть, а боль — унять простыми словами: "Я с тобой, коть. Всё будет хорошо"

А мёртвые не прощают.

Слова ничего не исправят. Она не услышит. Она больше никогда не услышит. И от этого боль становилась только хуже.

Руки ослабли, но он не отпускал её, ведь просто не мог. Он хотел оставаться так вечно. Хотел раствориться в этой тишине, в этой тьме, хотел, чтобы весь мир просто перестал существовать. Билл чувствовал, как что-то внутри него ломается. Не одна маленькая трещина, не просто раскол, а настоящее крушение. Как будто он сам умер в этот момент.

Осталась только боль.