Файл 3
«Когда человек слишком спокойно смотрит на смерть - он либо врач, либо убийца.»
Могила осталась позади, как и сдавленные рыдания Елены, которые осели где-то в глубине груди - не сочувствием, нет, а холодной, вязкой отметиной. Василиса шагала медленно, размеренно, будто взвешивая каждый шаг. В мыслях чётко вырисовывалась информация: мальчик несколько дней подряд замечал кого-то под своими окнами. Значит, убийца не импульсивен - он терпелив, осторожен, возможно, даже расчётлив. Не просто убивает, он выбирает, следит и лишь затем действует.
Это уже не просто зверь, охваченный жаждой крови. Это нечто хуже. Человек, полностью осознающий каждое своё действие. Тот, кого нельзя найти по случайной ошибке или опрометчивому шагу. Он умён и опасен, умеет выжидать нужного момента. Таких тяжелее всего поймать.
Сокольникова потянулась к сумке, чтобы достать свою записную книжку и зафиксировать необходимые детали, когда её движение внезапно прервал чужой, ровный голос:
- Гражданка, ваши документы, пожалуйста.
Рыжеволосая медленно выпрямилась, убирая руку от сумки, и спокойно обернулась к незнакомке. Перед ней стояла женщина - та самая, которую она видела накануне вечером возле дома Мальцевых. Женщина смотрела внимательно, словно оценивая каждый её жест и взгляд. Строгая одежда, почти военная выправка, аккуратная причёска и серьёзные глаза, готовые мгновенно уловить малейшее колебание.
- С какой это стати?
- Есть пара вопросов. Сначала убедимся в вашей личности, - сдержанно и без тени эмоций продолжила Добровольская, сохраняя профессиональную строгость.
Василиса выдержала паузу, спокойно выдерживая её взгляд, и только спустя мгновение неторопливо потянулась к сумке, доставая свой паспорт, мысленно отмечая, что интерес милиции к ней начинает напрягать. Женщина аккуратно взяла документ, перелистнула страницы и задержалась на фотографии. На лице мелькнуло едва уловимое сомнение, но оно быстро исчезло под маской деловой невозмутимости.
- Вы - Василиса Александровна Сокольникова, проживаете здесь?
- Нет, - она чуть склонила голову набок, рассматривая собеседницу. - Я приехала в гости. К Мальцевым. Мы давно знакомы...Я им почти как родная. Мой отец - Александр Сокольников - с Геннадием учился вместе. Они дружили ещё со студенческих времён.
Женщина прищурилась сильнее, словно пыталась заглянуть Василисе под кожу.
- Знаете, - сказала она, возвращая паспорт и не отводя взгляда, - слишком часто самые мирные, сочувствующие люди оказываются слишком уж любопытными. Особенно когда дело касается чужого горя.
Пауза.
- Я уже сталкивалась с тем, как сочувствие превращается в интерес. Особенно у тех, кто очень хочет что-то написать.
Рыжеволосая молча приняла протянутый документ обратно, на лице её не дрогнул ни один мускул. Только в глазах вспыхнул короткий, еле уловимый отблеск.
- Боюсь, вы ошибаетесь, - голос её был тихим, почти ласковым, как у человека, которому не нужно кричать, чтобы звучать убедительно. - Я здесь, чтобы поддержать женщину, у которой отняли сына. Поддержать - потому что это страшно. Потому что никто, - она выделила слово, - не должен умирать так. Особенно невинные дети. И между прочим, тот, кто убил зверски невинное создание, всё ещё спокойно разгуливает на свободе. Полагаю, настоящие преступники заслуживают куда большего внимания, чем те, кто просто сочувствует горю других. Не так ли?
Брови Добровольской чуть дрогнули - почти незаметно, но для внимательного наблюдателя этого было бы достаточно. Женщина сделала вдох через нос, словно проглатывая глоток холодной воды, и выпрямилась ещё ровнее. Её подбородок едва заметно приподнялся, а пальцы на папке, которую она держала, сжались чуть крепче. Вот ведь мелкая сука.
- Мы все делаем свою работу, - отчеканила она сдержанно. - Надеюсь, вы понимаете, что вмешательство в следствие - уголовное нарушение.
- А я и не вмешиваюсь, - пожала плечами Василиса. - Просто разговариваю с людьми.
- Надеюсь, на этом вы и остановитесь, - Она не стала ждать ответа - развернулась и пошла прочь, чувствуя, как под формой стынет спина от переполняющего раздражения. Хоть и комментарий девушки был вежлив, почти изящен - но яд в нём Наталья почувствовала отчётливо. Женщина ощутила его почти физически - как укол в ребро, в самое слабое место.
Ты - ещё посмеешь упрекать меня, когда я во второй раз за месяц стою перед искалеченными телами детей?
Она сжала зубы. Слишком сильно. Даже шея напряглась. В голове глухо билось:
Ты понятия не имеешь, что значит доставать маленький труп из кювета, а потом ехать домой и гладить волосы своей дочери так, чтобы она не почувствовала запах чужой смерти у тебя на пальцах.
Добровольская бросила последний взгляд через плечо. Девушка уже отвернулась, но Наталье показалось - её губы дрогнули в тени. Почти ухмылка.
Запомню тебя, тварь, - подумала женщина.
Преодолевая небольшое расстояние к машине быстрым шагом, сигаретный дым вился в воздухе, Боков, опершись на капот, смотрел вдаль, будто не заметил, как коллега подошла. Козырев лениво затушил сигарету о подошву.
- Она живёт в доме Мальцевых, - коротко сказала Наталья, останавливаясь рядом. - Представляется Василисой Сокольниковой. Говорит, мол, почти как родная. Дочка его университетского дружка.
- Ну заебись - процедил Боков, не поднимая взгляда, стряхивая пепел на землю. - Ещё одна блядская родственница из ниоткуда.
- Думаю, она не просто так тут. - Наталья скрестила руки на груди. - Выпытывает информацию. Может, пишет для этого жука, а может, сама мечтает прославиться на детских могилах.
Евгений зло выдохнул, закуривая вторую сигарету.
- Нам только этого не хватало, - буркнул он, глядя вперёд. - Нужно держать её на крючке. Как и самого Мальцева.
Козырев кивнул, не комментируя.
И тут Боков будто замер на месте, взгляд его потускнел, а пальцы едва заметно дрогнули. Он вспомнил вечер у дома Мальцевых - тогда, когда сидел в машине, и краем глаза заметил на втором этаже чью-то тень в окне. Он тогда подумал, что показалось, что просто устал...Но, чёрт, может, это была она?
- Сука... - выдохнул он, глядя куда-то сквозь деревья. - Приглядывать за ней надо. Шоб ни слуху, ни духу её здесь не было, понятно?
Солнце клонилось к горизонту, медленно растекаясь медово-жёлтыми мазками. Воздух начинал остывать, но земля всё ещё держала тепло дня. Василиса шагала по лесной тропинке, лес вокруг казался тихим, почти безжизненным, если не считать лёгкого шелеста листвы. Мысли шли рядом с ней. Наслоенные, запутанные, сбивчивые. Когда из-за деревьев показалась крыша дачного дома, она на секунду остановилась - будто возвращалась в реальность.
На крыльце появилась Мария, вытирая руки о фартук. Увидев девушку, та чуть прищурилась.
- Где ты была?
- Гуляла, - просто ответила Сокольникова, поднимаясь по ступеням. - Осматривала местность, лес, немного прошлась в сторону посёлка. Воздух тут...особенный.
Женщина кивнула, хотя выражение её лица оставалось внимательным. Хотела ли она что-то спросить ещё - Василиса не стала давать повода. Вместо этого она прошла мимо, направляясь внутрь.
- Кстати, - раздался за её спиной голос хозяйки, - Гена просил тебя зайти к нему.
Рыжеволосая остановилась на секунду. Ровно настолько, чтобы уголок губ чуть заметно дрогнул в едва уловимой улыбке.
- Конечно. Только сумку закину.
Геннадий уже сидел за столом, щёлкая зажигалкой. Он не курил - просто щёлкал. Привычка осталась с юности. Василиса вошла бесшумно, прикрыв за собой дверь. Мужчина поднял взгляд.
- А, ты пришла. Садись. - Он кивнул на кресло у стола, не меняя выражения лица.
Сокольникова устроилась удобно напротив собеседника.
- Ты хотела знать, что с мальчишками, - начал он, не дожидаясь вопросов. - Я не знаю всех подробностей, они их не разглашают. Но кое-что...просочилось.
Мальцев встал, налил себе воды из графина, отпил. Не торопился. Пауза повисла, будто он проверял: действительно ли ей надо знать.
- Первого нашли у реки. Его изнасиловали. Потом задушили. Насколько мне известно, следов почти не было - скорее всего, убили в другом месте и просто выбросили. Второго - через неделю, на поляне. Тут этот ублюдок уже не сдерживался. Похоже, почувствовал себя абсолютно безнаказанным.
Он на мгновение замолчал, будто подбирал слова, но в итоге просто выдохнул:
- Отрезал голову. Половой орган засунул в рот. Тело... изнасиловал уже после смерти.
Мальцев сжал переносицу пальцами, будто хотел выдавить из представленную картину.
- Пацаны не были связаны. Не ходили в одну школу. Один с окраины, другой почти из центра. Следов нет. Записей нет. Очевидцев - тем более. По сути - ноль.
Василиса медленно выпрямилась, чуть наклонившись вперёд, будто её поразил только что услышанный ужас. Но в глазах застыл не страх - холодная, цепкая концентрация, которую она искусно прикрыла дрожащим голосом:
- Господи... - выдохнула она. - Это... это просто... - девушка качнула головой, позволив пальцам сжаться на колене. - Но... как же? Неужели никто? Ни одного человека? Ни одного окна, откуда это могли бы увидеть? Ни звука? Ни подозрительного силуэта?
Мальцев на секунду замолчал. Словно бы что-то решал про себя. А потом тихо, почти сквозь зубы, добавил:
- Игорь видел его. Он однажды ушёл гулять. Один. Хотя я сто раз говорил...чёрт с ним, - Мальцев махнул рукой, будто отгоняя наваждение. - Вышел в лес по какой-то тропе. Говорил, на звёзды хотел посмотреть. Вернулся бледный, заплаканный. Нес какой-то бред - будто видел, как высокий мужик в чёрном плаще тащил голое тело мальчика, всё окровавленное. Я не сразу поверил. Думал - бредит, или выдумывает, чтобы внимание к себе привлечь.
Он тяжело опустился в кресло, будто с него в один миг сполз весь воздух. Провёл рукой по лицу.
- А ведь... если бы это был не он... - голос его сорвался, огрубел. - Если бы вместо этого мальчика оказался мой сын...
Сокольникова молча поднялась со стула. Подошла со спины, мягко, почти хищно, опустив ладони ему на плечи. Её прикосновение было странно тёплым, ласковым.
- Самое главное, - прошептала она, наклоняясь ближе, - что Игорь жив. Это ведь самое важное, правда?
Её пальцы чуть сильнее сжали его плечи, скользнули по ткани рубашки - жест тонкий, почти интимный, но всё ещё укладывающийся в рамки сочувствия. Геннадий не двигался, только тяжело дышал, уперевшись локтями в колени. Потом, будто вспомнив, что она стоит позади, медленно поднял руку и накрыл её ладонь своей.
- Хорошо, что он жив, - пробормотал, не оборачиваясь.
Девушка не ответила. Только чуть сильнее надавила пальцами, поглаживая его плечи, будто успокаивая. Почти по-настоящему. Почти.
Но внутри уже крутились точные шестерёнки.
Ты даже не представляешь, как близко он был. Как легко его можно было потерять...и как теперь легко - использовать.
Я ведь почти как семья. Почти как мать. Он уже мне доверяет.
И теперь...теперь нужно просто правильно с ним поговорить.
Из кабинета все ещё доносились приглушённый голоса. Мария едва слышала, как они что-то обговаривали, но что именно? Женщина догадывалась о чем мог быть их диалог. Мальцева сидела на диване, сжав в пальцах бокал полусухого вина. Горьковатое, терпкое - оно подходило к сегодняшнему вечеру, как нельзя лучше.
Она сделала ещё один глоток, когда с верхнего этажа донёсся голос сына:
- Мам, зайдешь ко мне?
Слова прозвучали тихо, будто неуверенно.
Мария поднялась, отставив бокал на журнальный столик. Поднимаясь по лестнице, женщина перед дверью сына замедлила шаг - и вдруг заметила, что дверь в комнату Василисы приоткрыта. Совсем чуть-чуть. И всё бы ничего - но внутри Марии что-то дрогнуло. Простой человеческий порыв - не любопытство даже, скорее тревога, неясная, навязчивая.
Она сделала шаг. Осторожно.
Комната встретила её привычной тишиной. Всё аккуратно, безупречно. Слишком. Но взгляд задержался на сумке у кровати - из неё торчал потёртый угол кожаного дневника.
Мария мягко шагнула внутрь и потянулась к нему. Тяжёлый кожаный переплёт. Края стёрты. И в самом углу - тиснение. Едва различимое. Какая-то эмблема: круг, в котором угадывались стилизованные ветви и три соединённых буквы. Или, может быть, это были фигуры людей, взявшихся за руки?
Что-то отталкивающе-официальное. Будто штамп учреждения. Но какого?
- Мам?
Голос Игоря раздался ближе, почти у самой двери, глядя на неё немного удивлённо.
Женщина вздрогнула, и засунула блокнот обратно, поспешив выйти, пригладив рукой платье.
- Идём, милый, показывай, что хотел.
Но даже когда она села рядом с сыном, погладила его по голове, мысли оставались там - в комнате, в этом незнакомом, странно знакомом знаке.
Что-то не складывалось. Что-то было забыто.
...И, возможно, зря.
Стрелка часов пересекла отметку «22:00». В здании отделения светились лишь несколько окон - в одном из них тускло мерцала настольная лампа. Боков всё ещё сидел за столом, уставившись в документы, будто пытался вычитать между строк что-то, что упустил с первого взгляда. Бумаги по делу рассыпались веером: протоколы допросов, фотографии, копии свидетельств о смерти.
Василиса Сокольникова. Он тихо выругался и перевернул документы, сверяя серию.
- Грузит? - раздался за спиной голос Валеры Козырева.
- Не то слово, - глухо отозвался Боков, и кинул уставший взгляд на папку под подмышкой коллеги. - Шо там у тебя?
- Есть один тип, - проговорил он, кидая папку на стол. - Юрий Круглов. Вышел по УДО пару месяцев назад. За педофилию. Работает теперь на мясокомбинате. Живёт один. Подозрений куча, доказательств - ни хрена.
- Кто на него вышел?
- Один из участковых. Круглов жил неподалёку от второго мальчишки. И, говорят, за ним уже замечали - всё время шастает вокруг школы. Условка, но повадки прежние.
- А алиби?
- Смены на работе. По бумагам - всё чисто. Но... мог слинять. Завод у них работает круглосуточно, учёта там - кот наплакал. Если и мог что провернуть - то в свою смену.
Молчание повисло между ними. Лишь тиканье часов напоминало о времени.
- Пробей всё по нему. Телефон, передвижения, кто с ним общается, - сказал Евгений, не отрывая взгляда от фотографии. Мерзкое, небритое лицо Круглова смотрело с бумаги тупым, мутным взглядом. Грязная физиономия, будто вырезанная из протухшего мяса. Урод, - Только осторожно, - добавил Боков, глядя на Козырева. - Не хватало, шоб этот червь почувствовал, шо его начали трясти.
Козырев кивнул и направился к выходу. Но Евгений не поднялся. Остался сидеть, уставившись на стол. Мысли метались, тяжёлые, липкие. Он знал, что придётся действовать иначе. Не по инструкции. Если этот гад и правда замешан - нужно больше доказательств.
Игорь.
«Если он действительно его видел...» - подумал Боков. Челюсть непроизвольно напряглась, зубы сжались. Он не скажет об этом ни Добровольской, ни Козыреву. Вплетать мальчишку в это - последнее, чего ему хотелось. Даже если Игорь и есть тот самый ключ ко всей цепочке. Но... если всё организовать грамотно - может, получится. Взять его с собой. Неофициально. Без протоколов. Просто показать. И, если Круглов - тот самый, пацан его узнает.
Он закрыл папку, но взгляд задержался на фотографии. Девчонка красивая, ладно. Но что-то было...не то. Ложка дёгтя в банке мёда. Что-то не клеилось. И, чёрт подери, почему-то всё время в ней цеплялось за что-то личное. Не похожа - нет. Но её глаза...Как у той, кого он давно похоронил. Боков резко моргнул, будто скинув ненужную мысль. Нет, они вовсе не похожи.
У него дёрнулся уголок рта. Не улыбка - раздражение.
- Не нравишься ты мне, рыжая.