Полуночник

Ты ощущаешь этот жуткий, гниющий запах – словно что-то темное и зловещее разлагается внутри твоей плоти. Люди вокруг смотрят на тебя, но их глаза слепы к тому, что на самом деле происходит в глубине твоей души. Ты осознаешь ужасную правду: заражение уже проникло в тебя. Слишком поздно.

Внутри что-то трещит и рвется, кровь сгущается и чернеет, а глаза теряют свой свет, превращаясь в безжизненные пустоты. Ты больше не человек. Но это не ошибка природы и не болезнь – это нечто иное, нечто страшное и неизбежное.

Это очищение. В тебе медленно умирает человечность, растворяясь в мраке, но никто не замечает, как ты исчезаешь. Ты – предвестник чего-то нового, чего-то ужасного, что скоро поглотит все вокруг.

Новая жизнь сбила Алекса лавиной противоречивых ощущений. Мир, прежде такой привычный и понятный, превратился в хаос звуков и запахов, каждый из которых цеплял его внимание, заставляя голову кружиться. Сон, прежде спокойный и глубокий, стал роскошью, недоступной и желанной. Он спал гораздо меньше, чем раньше – скудные часы отдыха, сменяемые мучительной бессонницей. Ким сказал, что это временно, что сон постепенно сойдет на нет совсем. «Отдых нужен полуночникам только поначалу», – пояснил он, – «нужно восполнять силы, пока ты еще... адаптируешься».

Но это была лишь верхушка айсберга. Днем, под палящим солнцем, Алекс ощущал странную, изнуряющую слабость. Мысли становились туманными, вязкими, словно его мозг затопляла липкая, медленная река апатии. Усталость давила на него нестерпимой тяжестью, заставляя закрывать глаза и тонуть в дремоте. Ким успокоил его, объяснив, что это нормально, что организм перестраивается, приспосабливается к новому ритму жизни.

Зато ночь... ночь раскрывала перед Алексом другую реальность – реальность повышенной активности, бурлящей энергии. С наступлением сумерек, когда город погружался в фиолетово-синие полутона, он выходил на улицы, всегда вместе с Кимом. Один его Ким никогда не отпускал, словно боялся за него.

Но чаще всего Алекс запирался в ванной, задвигая щеколду с таким усилием, словно пытался запереть не дверь, а чудовище, которое таится внутри него. Холодная, влажная гладь кафеля казалась единственным убежищем от чего-то неопределенного, но ужасающего, что ползло по его венам. Он стоял перед зеркалом, часы на полочке противно тикали, отсчитывая секунды, которые растягивались в бесконечность. Свет тусклой лампочки, словно рваная ткань, набрасывал на его лицо призрачные тени, усиливая и без того жуткий эффект. Его отражение не просто изменилось – оно преобразилось.

Это не было постепенным увяданием или болезненной худобой. Это было что-то... другое. Кожа приобрела неестественный сероватый оттенок, губы обветрились до тонких, кровоточащих трещин, глаза... глаза были самым ужасающим. Зрачки расширились, стали черными, бездонными пропастями, в которых отражалось не окружающее пространство, а пустота, холодная и безжалостная, как космос. И этот взгляд... не просто взгляд – это был пронзительный, всепоглощающий взор, лишенный всякой человечности. В нем не было ни тени сожаления, ни проблеска сочувствия – только голод. Голод, не утоляемый едой, водой или сном. Голод, пожирающий изнутри, разъедающий душу.

Это был взгляд хищника. Не просто зверя, а чего-то древнего, доисторического, пробудившегося от векового сна. Чувствовалось, как этот взгляд проникает сквозь зеркало, пронзает насквозь, сдирая с души последнюю защиту, обнажая перед чудовищем, таящимся в отражении, самые сокровенные страхи. Казалось, еще секунда, и из глубин тех черных зрачков вырвется нечто невидимое, неуловимое, но способное разорвать тебя на части, не оставляя даже воспоминаний. И этот немигающий, пронзительный взгляд будет наблюдать, как твои останки рассыпаются в прах, наслаждаясь медленной, мучительной агонией.

Спустя какое-то время после того, как Алекс пропал, он первым делом написал Эмбер. Не позвонил, потому что боялся услышать ее голос. Она же собралась приехать сразу к нему, но он настоял, что все в порядке. Конечно, Эмбер не поверила.

С шерифом было все намного сложнее. Алексу пришлось назначить встречу и сказать, что ничего не произошло. Он обманул, сказав, что захотел забыться и нашел наркотики. Фернандо был разочарован, он тоже не мог поверить. После этого Алекс сам решил отойти от работы. Это было тяжелым решением для него. Все перечеркнуто.

***

В помещении, где висел запрещающий курение плакат, шериф Пресли достал сигарету и зажигалку. Перед тем, как закурить, его остановил офицер Стивен, деликатно заметив, что курить здесь запрещено. Фернандо, игнорируя предупреждение, все же прикурил, погрузившись в задумчивость.

– И что вы решили? Уволите его? – подала голос Джесс.

– Поверьте, шеф, он сейчас для нас является подозреваемым. Я не верю, чтобы Коулд мог пропасть, а потом внезапно объявится и просто сказать: «ну, я накурился и потерял счет времени», так что ли? – сказал Стивен. – Он слишком... правильный, понимаете?

– И что ты предлагаешь? – слушал Фернандо, продолжая смотреть куда-то в сторону. Стивен описывает Коулда как трудолюбивого человека, придерживающегося строгих правил, и поэтому его внезапное исчезновение и появление после пропущенного времени кажутся подозрительными, что звучит логично.

– Лично я... предлагаю его вызвать на допрос. И узнать, что все-таки произошло с ним. Я не хочу всех напугать, но, вспомните те случаи, когда люди также пропадали, а потом внезапно появлялись, и после вели другой образ жизни. Коулд не выходит с нами на контакт, и, как известно, он сейчас не живет у себя. И еще, – сделал паузу Стивен. – Джордж говорил, что в прошлый раз пропал какой-то наркоман...

– Один из бывших наркоманов, – поправила Джесс, на что Стивен закатил глаза.

– Так вот, Джордж сказал, что Коулд знал его. Он навещал иногда то место, где проживал этот... паренек, – эта информация навела Стивена на мысль о возможной причастности Коулда к наркотикам, хотя сам он в это не совсем верит.

– Хочешь сказать, что Коулд и правда употреблял наркотики? – спросил Фернандо.

– Ну... звучит логично? Но я не верю. Возможно... что Коулд как-то ко всему этому... причастен?

Джесс медленно перевела взгляд на Стивена и слабо нахмурила тонкие брови, а затем негромко произнесла:

– Стивен, ты идиот?

– Я говорю разумные вещи!

– Ты несешь бред.

– Тихо, – сказал Фернандо. – В любом случае, мы не можем сейчас опросить Александра. Он живет у своего друга – Уинстета.

– И что? – спросил Стивен.

Фернандо на секунду задумался, что ответить. Он не хотел снова ехать к Уинстету, так как того уже подозревали в связи с исчезновением, и предыдущий телефонный разговор оставил неприятный осадок. Фернандо не хотел подливать масла в огонь новыми подозрениями.

– Может, мне стоит поговорить с Алексом? – предложила Джесс. – Я его хорошо знаю, думаю, он захочет поговорить.

***

Алекс прокручивал в голове слова мистера Смита. Его до сих пор не покидала мысль о том, что Смит будто знал, что может произойти. Была ли это настороженность, или все куда запутаннее, чем казалось на первый взгляд?

Заметив на улице Джесс, Алекс выпрямился, пытаясь выглядеть естественно. Она, увидев его, тут же помахала ему рукой и подошла, улыбаясь.

– Привет. Ты выглядишь... странно, – заметила Джесс. Ее голос был тише обычного.

– В каком смысле? – напрягся Алекс, тихо сглотнув. Он отметил тот же самый, слегка сладковатый, искусственный запах духов, который он ощущал и раньше. Это раздражало его, вызывая неясный дискомфорт. Это был не тот запах, которым пахла Джесс обычно.

– В тебе что-то изменилось, не могу понять. Ты как-то... отстранен. Как будто... заторможен.

– Я просто не выспался, – пробормотал Алекс, отводя взгляд.

Она кивнула, но ее кивок не выглядел убедительным. Они оба неторопливо направились по дороге парка, помолчав несколько минут. Тишина давила на Алекса.

– Как на работе дела обстоят?

– Хочешь поговорить о работе? – улыбнулась Джесс, но ее улыбка сошла на нет, когда она заговорила о другом: – Это не похоже на тебя.

– Что именно?

– Ты прекрасно понял, что именно. Ты избегаешь моих глаз, ты нервничаешь...

– Ты выглядишь... раздраженной, – ответил Алекс, пытаясь перевести разговор в другое русло.

– А ты так, будто пытаешься что-то скрыть. Я знаю тебя, Алекс. Мы работаем вместе годами.

Алекс помолчал, раздумывая над ответом.

– У меня сейчас сложный период в жизни.

– Я хочу предупредить тебя... – Джесс остановилась, повернувшись к Алексу. – Стивен думает, что ты как-то причастен к... тому, что сейчас происходит в городе. Он считает, что ты знаешь больше, чем говоришь.

Джесс подняла глаза, столкнувшись с взглядом Алекса. Ее улыбка была вялой, призрачной.

– Все так запутано, – прошептала она.

– Ты тоже так считаешь? – спросил Алекс, его голос был хриплым.

Джесс замялась, рассматривая свои туфли.

– Я не знаю, кому верить. Ситуация лучше не становится, мы мало продвинулись... Сначала эти пропажи, странные предположения, еще и ЦРОС... и тут... ты говоришь, что больше не хочешь работать. Не могу поверить в это. Мы не понимаем, что происходит, у Фернандо опускаются руки. Я заметила, что он стал чаще погружаться в себя. Он не знает, что делать. И я тоже.

– Все устали, Джесс. Это нормально, – сказал Алекс, пытаясь ее успокоить.

– Да, поэтому ты и решил уйти? Сбежать?

Алекс замолк, чувствуя в ее словах резкость.

– Я просто... понял, что ничего не изменить.

– Не изменить? К чему ты клонишь? – нахмурилась Джесс, ее глаза сузились.

– Потому что Стивен прав. Он говорил, что здесь замешаны люди, что-то вроде секты или тайной организации... Кто-то хочет запугать нас, дезориентировать. Создать хаос.

– Но зачем им это? Паника не сулит ничего хорошего.

– Люди, впадая в панику, понимают, что они заперты, и у них остается мало надежды. И когда появится тот, кто протянет руку помощи, они тут же схватятся за нее. Но никто не знает, что тогда будет – поможет ли этот «кто-то» или он откусит их запястье.

– Меня пугают твои предположения...

– Это реальность.

Джесс остановилась, Алекс тоже.

– Возможно, – она пожала плечами и наклонила голову, смотря на Алекса. Тот отвел взгляд в сторону, пытаясь сосредоточиться на чем-то другом, а не на запахе девушки, который так манил. Алекс вздрогнул, когда его руки коснулась Джесс, притягивая к себе. Она, заметив некую взволнованность в мужчине, усмехнулась.

– Ты чего?

Алекс чувствовал, как ему становилось труднее дышать. Запах Джесс заполнял его легкие, а рассудок постепенно отключался.

– Джесс, я...

– Извини... – тут же сказала девушка, отшатнувшись. – Я просто устала, наверное...

– Нет, не извиняйся. Все нормально, – успокоил Алекс.

– Да... Я очень рада, что ты согласился встретиться. На самом деле, я не знала, что делать и о чем думать, когда ты... исчез.

Алекс не знал, что ответить. Он чувствовал, как меняется ее запах, становится более... сладким.

– И когда ты объявился... я была рада.

Джесс снова приблизилась к нему, посмотрев на бледное лицо, затем опустила взгляд на его шею, заметив, как дернулся кадык. Она провела рукой по его щеке легким прикосновением, которое заставило его забыть обо всем на свете. Ее пальцы скользнули вниз, к его шее, останавливаясь на пульсирующей артерии. Алекс закрыл глаза, теряясь в этом волнительном ощущении.

– Ты прячешь что-то, Алекс, – прошептала Джесс, ее дыхание коснулось его уха. – Я чувствую это. И я не уверена, что это связано только с работой.

Он открыл глаза, встретившись с ее проницательным взглядом. В нем он увидел не только беспокойство, но и что-то еще – неясное желание, скрытое за маской тревоги.

– Я... не знаю, как тебе сказать, Джесс, – начал он, но слова застряли в горле. Он понял, что его молчание говорит больше, чем любые объяснения.

В этот момент с ближайшей аллеи донесся звук шагов. Пара быстро отошла друг от друга, словно очнувшись.

– Кто-то идет, – прохрипел Алекс.

Джесс слабо покраснела, не понимая, почему Алекс переживает из-за того, что их кто-то мог увидеть здесь.

– Может, нам лучше уйти? – спросила Джесс, ее голос дрожал.

Алекс хотел, ужасно ее хотел. Только вот это было не связано с сексом, он просто хотел утолить свой голод, свою жажду, а Джесс пахла просто восхитительно. Единственное, что его начало в ней раздражать после его обращения, так это ее духи, на которые он раньше не обращал внимание. Они портили ее настоящий запах, перекрывали.

– Я сейчас живу с другом, – пытался отмахнуться Алекс, все еще надеясь уйти, однако, перед таким соблазном было сложно устоять.

– Поехали ко мне? Ты был уже, когда у меня праздновали день рождения. Было весело.

Всю дорогу Алекс пытался переключить мысли на что-то другое, а не думать о своем голоде, о теле Джесс, в которое он, если не сдержится, вонзит клыки. Боже, он даже не пробовал человеческую кровь... Он уверял себя, что просто развлечется с ней, но второй голос, как он решил это назвать, шептал, что это не единственное, что они сделают.

Когда они вошли в квартиру девушки, Джесс тут же ушла в душ, Алекс же остался сидеть на диване. Ким сразу дал понять, что с ним будет, если Алекс «случайно» кого-то убьет. Он говорил именно про людей, а не про животных, естественно. Да и сам Алекс понимал, как это будет выглядеть со стороны: он, работник полиции, кого-то убил.

Алекс сжал кулаки, пытаясь подавить нарастающую тревогу. Его собственный запах – запах железа и чего-то еще, дикого и неукротимого – был ему противен. Он чувствовал себя чудовищем, скрывающимся под маской обычного человека. Джесс вернулась из душа, запах ее кожи смешался с легким ароматом мыла, но под ним все еще чувствовался тот самый манящий аромат, который сводил его с ума. Он отчаянно боролся с желанием, которое все сильнее овладевало им, желанием, которое выходило за рамки обычного влечения.

Ее мокрое тело, едва прикрытое полотенцем... Он пытался сосредоточиться на ее глазах, на ее слабой улыбке, на том, как она неуклюже пытается завязать полотенце на голове, но его взгляд снова и снова возвращался к ее шее, которая казалась ему такой... доступной.

Джесс села рядом, положив руку ему на колено. Ее прикосновение было легким, почти невесомым, но для Алекса оно стало невыносимым испытанием. Он чувствовал, как холодный пот покрывает его кожу.

– Алекс, все хорошо? – спросила она, заметив его бледность. Ее голос был тихим, обеспокоенным.

Он попытался улыбнуться, но это получилось неестественно и натянуто.

– Да, все хорошо, – пробормотал он, чувствуя, как ложь обжигает его горло.

Джесс потянулась к нему, прижимаясь грудью к его. Алекс почувствовал от нее жар, биение ее сердца.

Она живая... горячая... доступная.

Он сглотнул, когда Джесс прижалась к его губам. Поцелуй был нежным, робким сначала, но постепенно становился все более страстным, жадным. Алекс медленно прикрыл глаза, отвечая на поцелуй, положив ладони на ее спину, чувствуя изгиб ее позвоночника под тонкой тканью. Его пальцы скользнули по ее коже, и он почувствовал электрический разряд.

Он утянул ее за собой, упав на диван. Джесс отчаянно целовалась, прижимаясь все сильнее к его крепкому телу, тихо выдыхая в губы. Ее волосы пахли чем-то цветочным, свежим, и этот запах заглушал все другие мысли, кроме той, что охватывала его целиком. Он чувствовал, как ее руки скользят по его спине, поднимаясь выше, к голове, и запутываются в его волосах.

Ее поцелуй был не просто поцелуем – это был крик о помощи, о жажде близости, о потребности в утешении. И Алекс, несмотря на свою внутреннюю борьбу, отдавался этому чувству, теряясь в водовороте эмоций. Он забыл на мгновение о своей боли, о том, что скрывал. Но только на мгновение. Потому что, когда поцелуй закончился, и они, задыхаясь, отстранились друг от друга, в его глазах снова отразилась та же пустота.

– Алекс, что случилось? – прошептала она.

– Я... я не хочу делать тебе больно, – слова вырвались из него.

Он осторожно отодвинул от себя девушку и встал с места. Джесс смотрела на Алекса с вопросом в глазах. Не понимала, что происходит с ним, в его голове.

– Почему? – смогла прошептать только это она.

– Я... Могу потерять контроль.

– Ты можешь это сделать, хорошо, – быстро поднялась Джесс, вставая рядом с Алексом.

– Нет, это другое. Извини. – сказал Алекс и вышел из квартиры.

Он видел взгляд Джесс, понимал, что она чувствует, но не мог этого допустить. Никак.

Выбежав на улицу, Алекс посмотрел по сторонам. Его глаза метались беспорядочно, дико, словно принадлежали не ему. Зрачки расширились, отражая бледный, испуганный свет фонарей. Сердце сжималось в тисках паники в жесткий, болезненный узел в груди, сдавливающий легкие. Казалось, кто-то невидимый сжал его грудную клетку стальной хваткой, перекрывая доступ воздуху. Дыхание стало прерывистым, поверхностным, левую руку пронзила острая, колючая судорога, пальцы скрутило в неестественный ком. Алекс побежал, прокладывая себе путь через запутанные дворы. Он не выбирал маршрут, бежал инстинктивно. Прохожие, погруженные в свои дела, мелькали на периферии зрения темными силуэтами, с любопытством или неодобрением наблюдающие за его бегством. Он чувствовал их взгляды, словно острые иглы, вонзающиеся в спину, проникающие под кожу.

Стук собственного сердца оглушал его. Каждый удар – тяжелый, болезненный молот, раскалывающий виски изнутри. Звон в ушах накладывался на ритмичный гул крови, проносящейся по перенапряженным сосудам.

«Жажда...»

Алекс повернул за угол. Перед глазами всплывали фрагменты кошмарных видений: мутные тени, искаженные лица, мелькающие красные пятна. В голове раздавались приглушенные голоса, неразборчивый шепот, словно стоны множества призраков. Горло пересохло, язык прилип к небу, но это была не обычная жажда. Это была глубокая, всепоглощающая тоска, пустота, которую не могла утолить никакая вода.

Алекс схватился руками за голову, пальцы впились в волосы, царапая кожу. Он опустился на колени, потом рухнул на землю, пытаясь подавить крик. Из приоткрытого рта вырвался только хриплый, прерывистый звук, сдавленный спазмом в горле.

Его тянуло назад, в то место, откуда он убежал. Он чувствовал, как нечто мощное, неконтролируемое, тянет его обратно, к источнику своего ужаса. Но Алекс сопротивлялся, цепляясь за остатки разума, за возможность трезво оценить ситуацию. Он не понимал, что происходит, но должен был понять. Должен был найти выход. Но нечеловеческая часть его бытия, темная, неистовая, набирала силу, подступая все ближе к границе сознания. И тогда он закричал. Кричал безумно, пронзительно, отрывисто, как раненый зверь. Он бился в конвульсиях, рыдал, не в силах остановить этот приступ безумия. Затем, опустошенный, он опустился на землю, затихнув в полной безысходности. Его дыхание стало медленным, тяжелым, и в ушах по-прежнему стучало сердце, словно последний удар перед полной тьмой. Внезапно, из темноты его пронзила мысль: «Кровь... нужнакровь...». И Алекс с затуманенным взглядом пополз вперед, на ощупь ища то, что могло бы утолить его страшную, нечеловеческую жажду.

«Это не выход, это безумие!» – прозвучало у него в голове.

Кое-как поднявшись, Алекс на дрожащих ногах пошел на свет фонарей. Он подумал... о том, что есть шанс все остановить.

Алекс был скован густыми, вязкими мыслями, словно окутанный ночным туманом. Эти мысли не были резкими и кричащими, а скорее тупыми, глухими, как удары тяжелого молота по наковальне, раздававшиеся внутри его черепа. Каждый проезжающий автомобиль – будучи сам по себе обыденным звуком городского пейзажа – воспринимался им как подтверждение неизбежности принятого им решения. Он не просто слышал шум транспорта – он чувствовал, как его звучание изменяется, как спектр шумов сдвигается к низким частотам, превращаясь в едва уловимый, давящий шепот.

Свет из окон домов, обычно яркий и привлекающий взгляд, казался ему слабым, минимальным, похожим на мерцание умирающих биолюминесцентных органов каких-то неведомых, гигантских существ. Тишина вокруг была абсолютной, непроницаемой, еще больше подчеркивая внутренний хаос в его голове.

Он стоял на мосту. Внизу, в бездонной черноте, неистово несся поток света от фар автомобилей. Ослепительно яркие лучи разрезали темноту, словно хирургические скальпели. Темная, как смоль, вода реки отражала эти блики, создавая странную, гипнотическую игру света и тьмы, завораживающую и одновременно пугающую.

Внезапно его лицо осветили яркие фары, заставив Алекса на мгновение прищуриться. Свет быстро угас, окутывая его вновь тьмой. В его голове раздался приглушенный, как эхо, голос его собственных мыслей: «Мир продолжал жить, двигаться, спешить, а я... я был здесь, на краю пропасти...». Эти слова прозвучали как горькое признание, как констатация факта его собственного отстранения от жизни.

– Если после смерти существует что-то наподобие жизни... то что оно из себя представляет? – прошептал самому себе Алекс.

Он перелез через перила, прижимаясь спиной к холодному металлу, чувствуя, как усиливается ветер, ударяя в лицо, словно толкая его к решению. Шаг. Плавный, медленный, уверенный, без малейшего колебания. И затем – сильный, резкий удар, обрывающий все сомнения и размышления.

***

Лицо ее... Я пытаюсь выловить его из глубин памяти, как рыбку из мутной воды. Размытые черты, сгустки света и тени, но голос... голос я помню ясно. Нежный, словно шепот весеннего ветра в цветущем саду. Тихий, почти невесомый, но проникающий до самых глубин души, успокаивающий, как теплое молоко перед сном. Он обволакивал меня, закутывал в невидимый кокон защищенности и любви.

Ее руки... Я ощущаю их прикосновение даже сейчас, спустя столько лет. Легкие, нежные, они скользили по моим волосам, пальцы запутывались в моих непослушных кудрях, еще больше взъерошивая их. Это был не просто жест, а выражение любви, пропитанное нежностью и заботой. И ее голос, сопровождающий это прикосновение:

– Какие у тебя непослушные волосы... – произносила она с едва уловимой улыбкой, в голосе звучала смесь умиления и нежной иронии.

Я поднимал на нее глаза, еще не понимая всей глубины ее слов, и, в ответ на ее легкое насмешливое замечание, проводил пальцами по ее ярким, огненно-рыжим локонам, показывая ей:

«Прямо как у тебя!» – думал я, чувствуя гордость от нашего сходства.

И она улыбалась. Радостная улыбка озаряла ее лицо, но... я отчетливо помню, как эта улыбка постепенно тускнела, словно солнце, скрывающееся за тучами. Я, погруженный в радость от нашего маленького ритуала, этого не замечал.

Я не помню точно, как она смотрела на меня, но ощущение ее взгляда остается во мне до сих пор. Чувство ее теплой руки на моей щеке, легкого прикосновения, ее шепот, проникающий в самую глубину моего существа: «Ты у меня самый лучший, Александр».

Я закрывал глаза, прижимаясь к ее теплому телу, впитывая в себя ее запах, наслаждаясь ласковым голосом, который был для меня лучшей в мире колыбельной. И тогда, в этот миг совершенного счастья, она прошептала мне на ухо слова:

– Ты так похож на своего отца...

Алекс резко распахнул глаза и подскочил. Голова с глухим стуком ударилась о холодный, гладкий металл – крышку какого-то ящика, судя по звуку. Он зажмурился, издав короткий, болезненный шип. В глазах потемнело, а в висках пульсировала боль. Попытка повернуть голову обернулась мучительной борьбой: что-то сдавливало его, сковывало движения. Руки, лежавшие по бокам, оказались зажаты чем-то жестким и негнущимся. Паника, холодная и липкая, охватила его с головой.

Он попытался приподняться, напрягая все мышцы, но безуспешно. Что-то тяжелое и неумолимое прижимало его к чему-то еще более твердому. Страх, нарастая, превратился в ледяной ужас. Алекс понял: он заперт. Внутри узкого, холодного пространства.

Его дыхание участилось, превращаясь в прерывистые рывки. Он бился руками и ногами, но тщетно. Жесткие, холодные поверхности оставались непреступными. Паника разрослась до невыносимых масштабов. Алекс начал кричать. Слабый, хриплый звук, сперва почти беззвучный, постепенно усилился, превратившись в отчаянный вопль. Он орал изо всех сил, голос надрывался, слова превращались в невнятное бормотание, но в ответ – только оглушительная тишина. Тишина, пронизанная жутким, ледяным холодом, которая давила сильнее, чем сковывающие его стены.

И в этом ледяном ужасе, сквозь туман страха, к нему пробилась ужасная, кристально ясная мысль. Запах, холод, металлический привкус во рту, звук глухого металла под головой... все встало на свои места. Ощущение влажной прохлады, глубокого, непроницаемого мрака...

Это был морг. А он – внутри одного из ящиков для хранения тел.