Третья глава
Уйти хотел так быстро, как получится. Невольно я вспоминал то, как он проводил операцию, но теперь уже определённые отрывки казались мне не чем-то неразборчивым, смешанным с остальным днём, а были яркими, возвращая меня в тот злополучный момент.
Да, теперь я точно ясно видел, будто в тот момент не пребывал в чудовищной панике, отказываясь осознавать происходящее, а старался как можно точнее зафиксировать всё в воспоминаниях.
Не начинай. Делай что угодно, но не начинай. Отвлекись на шум в коридоре, вспомни что-то важное. Пускай я не верил в удачу, но искреннее надеялся на случайное спасение. На то, что сейчас войдёт полицейский и скажет, что я невиновен. На то, что меня выпустят. На то, что не будут проводить операцию. Я знал, что в жизни так не происходит, что я не стану исключением, но надежда на это давала повод жить дальше.
Место, где будет сделан разрез уже обработано. Он стоит около меня со скальпелем в руке. Кто же этот злодей, прячащийся за маской и так норовящий мне навредить? Стоит ли мне следить за ним? Нет, на него смотреть я не хочу. На лампу ли перевести взгляд? На потолок? Куда? Подобный вопрос меня посещал не впервые, только раньше он появлялся в менее пугающей обстановке. Например, у стоматолога, где я так же растерянно переводил взгляд с одного места на другое. Но это не тот случай.
И смотрел я в итоге просто вперёд. Не на что-то конкретное. Сквозь предметы. Может, даже не смотрел вовсе, мысленно пребывая вне этой комнаты.
Боль я почувствовал куда меньшую, чем ожидал. Конечно, мне ведь ввели обезболивающий препарат. Но я всё равно был в сознании, был свидетелем того, как он разрезал мою плоть, как проводил операцию.
Я размыто видел часть происходящего, хотя можно ли это так назвать, учитывая, сколь мало заметно с такого ракурса?
Его руки были в крови. Я видел различные инструменты, которые он брал. Не всем из них я мог бы найти применение, не обучен.
Первое время любое его прикосновение заставляло меня вздрагивать, но я быстро устал, почти перестав двигаться вовсе.
Я не хотел об этом думать, но мои попытки сопротивляться приводили к ещё большей фокусировке на воспоминаниях, вызывая физический дискомфорт и желание вывернуться в неестественную позу, расцарапать себе кожу, сделать хоть что-то, что заставит меня перестать это испытывать.
Во всём явно виноват он. Сидит предо мной, что-то пишет, героя из себя строит, что спасает людские жизни, изучая медицину. Признаёт, якобы, ошибки госслужащих. Уважает невинных. Если бы! Я сижу сейчас и мучаюсь именно из-за таких людей, как он! Вредит другим, игнорирует проблемы заключённых. И такие на свободе, но не я! Их разум давно в плену либо алчности, эгоизма, лицемерия и жажды наживы, либо сумашествия, слепости и тупой ведомости и уважения первым. И он из тех, кто руководит. Кто понимает проблему, кому невыгодно её решать, но понимает недостаточно, они все лишь пешки Бога, слишком мало здравомыслящих осталось.
Мир стал далёк, я отстранился от него. В таком обществе на моей стороне никто не будет. Никто мне и не нужен. Я был один, я буду один и дальше.
Пребывая в задумчивости, я надеялся, что мне ничего не говорят. Я застыл, перестав даже дрожать и дёргаться.
—И за что же ты такое тут оказался всё-же?
Перед его глазами находилась страница со вклееной копией обвинения. Врачи знали, что за преступник перед ними. Там было написано в общих чертах, не особо подробно. Пускай я и упоминал вчера, что ничего не натворил, он то ли не поверил, то ли решил, что я преуменьшил, то ли ещё что, не знаю, что взбрести в голову такому человеку могло.
—Не поверите поди, но ничего. Просто так на улице поймали, обвинили...
—Поверю. Не ты первый, не ты последний такой. Они план пытаются успеть выполнить, вот и хватают всех подряд.
—Бред какой.
—Мг.
—Это ведь неправильно! — Я говорил негромко, боясь в глубине души высказать своё мнение, но так желал произнести мысли, что крутились в голове.
—Неправильно, но что поделать?
—Вы ведь согласны со мной? То что нельзя так поступать, людей в лаборатории всякие отлавливать?
—Отчасти. Идея сего заведения мне ясна, но подобные нюансы в её реализации не нравятся.
—Спросить вот хотел, если Вы не против.
—Спрашивай.
—В общем, — говорил я то медленно неуверенно, делая паузы, то принимался быстро тараторить, запинаясь на каждом шагу, — охранники будто не особо следят, сегодня даже я видел вот... Не знаю, есть ли смысл говорить, но хочу сказать, вдруг посоветуете что, уж очень мне не понравилась эта ситуация. Там подрались некоторые заключённые, на кого-то напали, охраннику всё равно было. Такое часто происходит? С любым может или..?
К концу я замолчал, растерявшись. Зачем сказал? Он всё равно всё видел. Но вдруг и со мной подобное произойдёт, хоть знать буду, что делать.
—Он на рожон лез, сам начинал различные потасовки и имел нехорошую репутацию, а тут ещё и узнали статью, по которой он сидит. Охранники его неуважают от слова совсем, потому проигнорировали. У него есть возможность избегать столкновений с теми людьми. Конечно, всегда есть шанс, что те всё равно его встретят, но он даже не попытался ничего сделать. К тому же, это лишь мелкий конфликт.
—А Вы, — я вновь запнулся, поняв, что это прозвучит как обвинение и может вызвать агрессию, — видели ведь, но ушли. То есть, интересно просто, он и с Вами повздорить успел?
—Он со всеми конфликты пытался спровоцировать, а на врачей долгое время напасть норовил. Постоянно пытался сбежать из поля зрения да натворить бед, я всё думал, как бы он не учудил ничего, может ведь. Единицы с ним нормально разговаривают, ты лучше даже не пытайся.
Может, он не так уж зол? Конечно, всё ещё я не считаю его хорошим человеком, моё мнение о нём столь же неприятно, но хоть каким-то благоразумием обладает. С ним можно поддерживать диалог.