В тени невинности

Я был на месте. Невзирая на внутреннее порицание, которое скользкой змеёй изгибалось в душе, я готов был пойти на всё, лишь бы увидеть Алекса вновь. Такова горькая правда слабохарактерного Фирмино. Но, как бы там ни было, я не жалею. Пишу эту страничку уже ночью, вслушиваясь в глухой гул улицы и шум радиостанции, и чувствую, как гора падает с плеч. Однако обо всём по порядку.

Ещё с улицы я понял, почему Алекс обозначил это место цветами. На крыше дома разместилась оранжерея. Бледно-зелёная зимняя оранжерея. Чтобы пробраться туда, мне пришлось несколько минут повоевать с тяжёлой железной дверью, которая никак не хотела поддаваться. Приложив немалые усилия, я всё-таки попал на крышу. Решётчатая дверь оранжереи была приоткрыта, зазывая внутрь, и я без задней мысли повёлся на эту провокацию. Оказавшись в оранжерее, я бегло огляделся. Без присмотра людей растения разрослись повсюду: они были на полу, стенах и даже оплетали железный каркас. Особенно охотно рос плющ.

Сухие ветви хрустели под ногами, когда я пробирался вглубь оранжереи. Что я ожидал увидеть? Понятия не имею. Но электрическим током прошло по коже напряжение, стоило заметить оранжевое пятно среди тусклой желтизны листьев. Значки рок-групп и детских мультфильмов, две нашивки со знаком радиации, три с иероглифами и ещё две с названиями брендов – я узнаю его рюкзак из тысяч таких же.

Если рюкзак здесь, то где же сам Алекс? Думать о худшем исходе я себе не позволял, но шаг незаметно ускорил. И тут я услышал непонятный свист – весь мир перевернулся, будто по щелчку пальцев. Заверещала сигнализация, больше напоминавшая звонок.

Я был пойман подъёмной петлёй – простейшей ловушкой для охоты. Кто и для чего её установил неясно, но ясно то, что этот кто-то охотился на людей. Иначе бы верёвка меня не подняла.

К счастью, сигнализация вскоре замолкла. Я скинул рюкзак с плеч и достал мачете, но моей физической подготовки было недостаточно, чтобы дотянуться до верёвки и перерезать её. Я обессиленно опустил руки. Надо было усерднее качать пресс.

Несмотря на незавидное положение, во мне оставалась доля оптимизма. Но весь оптимизм мигом выветрился, когда стеклянная дверь скрипнула и в оранжерею протиснулась низкая, но толстая туша заражённого. Сигнализация сделала своё дело.

– Да чтоб тебя! – воскликнул я.

Существо настойчиво шло ко мне, с трудом передвигая огромные ноги. Из такого положения я смогу разве что чиркнуть по нему лезвием. Разжав руки, я кинул мачете на пол и достал пистолет из кобуры. Стрелял я, без сомнений, метко, но не вниз же головой! Одна пуля попала ему в живот, две другие – в шею и голову, но он словно и не ощутил. Он буквально поглотил пули своим телом.

Я почувствовал, что пришло время паниковать. Идей, как выбраться из сложившейся ситуации, не было совершенно, поэтому я просто начал раскачиваться из стороны в сторону, чтобы не стать слишком лёгкой добычей. Для заражённого я был живой пиньятой.

Он смотрел на меня совершенно тупым взглядом. Протянул пухлую руку и сжал рёбра так, что дышать стало тяжело. Он приподнял меня, чтобы попытаться укусить, – и я понял, что это мой шанс. Вскинул руку и выстрелил ему прямо в лицо. Заражённый упал, прикрывая окровавленное лицо, но... он был всё ещё жив. Это я понял, когда он резко вскочил на колени и схватил зубами мою руку, держащую пистолет. Раздался ещё один выстрел, и я выпустил оружие, а заражённый – мою руку.

– Хватит! – закричал я, будто бы он мог понять меня. – Не подходи ко мне!

Я давно решил, что буду бороться до последнего. Поэтому даже тогда мои глаза были широко открыты, хоть губы кривились от боли. Но я не сдамся. Никогда.

Пока существо с трудом поднимало своё мерзкое тело, я пытался схватить рюкзак. У двери мелькнул силуэт ещё одного заражённого, заставляя меня поспешить. Я подцепил рюкзак за лямку и нащупал замок, однако произошло что-то странное. Прежде чем я успел открыть рюкзак, заражённый у двери упал замертво. Та же участь постигла толстяка. У обоих из затылка торчал арбалетный болт.

Радости во мне было не меньше, чем озадаченности. Я сфокусировал взгляд на чёрном пятне, зашедшем в оранжерею, и обомлел: это был человек. Он стянул капюшон и шарф с лица и недружелюбно посмотрел на меня:

– У тебя больше нет других занятий, кроме того, что влипать в неприятности?

Алекс, кто же ещё. В этот вечер он показался мне агрессивнее, чем обычно. Вкупе с чёрной курткой и суровым взглядом легко было представить времена его бандитской деятельности.

Из-за моего молчания Алекс стал ещё агрессивнее. Он отцепил верёвку, стараясь плавно опустить меня к земле, чтобы я не грохнулся вниз головой. Заботится, иронично решил я.

– И какие черти тебя притащили?

– Сам пришёл, – огрызнулся я, поднимаясь на ноги.

– Зачем?

– Тебя это не должно касаться. Теперь-то.

Он нахмурился.

– Ты обезвредил мою ловушку и привлёк кучу ненужного внимания. Меня это не касается?

Я скрестил руки на груди, совсем позабыв об укусе, и тут же скривился от боли. От Алекса это не скрылось. Он вообще был слишком внимателен, когда от него не требовалось.

– Подожди... он тебя укусил?

Алекс грубо схватил мою правую руку и задрал рукав куртки, обнажая красный след от зубов. Я равнодушно посмотрел на свою руку.

– Как видишь.

Мне не хотелось ничего говорить. Пусть немного подумает о своём поведении, ему это полезно.

– Нет... нет. Ты не можешь говорить о таких вещах со спокойным лицом!

– А какое мне уже дело?

В его серых глазах было как никогда прежде пусто. Он смотрел сквозь меня стеклянным взглядом, не размыкая губ. Будто выпотрошенная плюшевая игрушка.

– Но ты умрёшь.

– А тебе не плевать? У тебя есть дела важнее, не забывай.

Не знаю, откуда во мне появилось столько злорадства. За меня говорило чувство обиды, засевшее глубоко внутри. И я прекрасно видел, как с каждым словом ему становилось всё хуже, но не мог остановиться:

– Или ты боишься, что не будет больше идиота, который вечно исполняет твои капризы?

Алекс сжал руки в кулаки и со всей силы пнул стоящий рядом с ним горшок. Но не звон разбитой керамики заставил меня поёжиться, а его странное поведение: Алекс схватился за голову и громко рассмеялся. Сказать, что мне стало жутко – значит ничего не сказать.

– Хватит спектакля, – строго произнёс я. – У меня...

– Конечно, – перебил меня он. – Конечно же, мы должны были к этому прийти! Каждый раз одно и то же.

– Алекс...

– Я не позволю тебе умереть, как Кейт. Смотреть, как ты умираешь... И знать, что всё это моя вина. Ну уж нет! Своими руками... я завоюю второй шанс!

Мой испуганный разум не сумел понять, откуда в его руках взялся топор. Я был так ошарашен, что даже забыл, как дышать.

– П-подожди!

– У тебя нет времени. А у меня нет желания терпеть это.

Он побежал на меня, размахивая топором. Я отпрыгнул в сторону, но он тут же настиг меня, опрокидывая на пол, как минуту назад опрокинул горшок. В бою Алекс воистину ужасен.

– Не бойся, – спокойным тоном протянул он. – Я всего лишь отрублю тебе руку, и ты будешь жить. Ну же... дай свою руку.

– Алекс, не надо. Я иммунен.

Он словно меня не слышал. Придавил моё запястье сапогом и занёс топор над головой. Тогда я истошно закричал:

– Не надо! Я не обращусь! – видя, как он медлит, продолжил: – Посмотри на мою шею. Здесь шрам от старого укуса, – я расстегнул воротник куртки и оттянул свитер так сильно, как это было возможно в моём положении: – Почти не видно, но ты просто приглядись. Смотри же...

Он убрал ногу и бросил топор куда-то в сторону. Медленно опустился на колени, обнимая себя за плечи, и взглянул на меня.

– Почему ты сразу не сказал?

Мне стало жутко стыдно.

– Хотел... не знаю.

Знал. Хотел, чтобы он почувствовал ту тоску, которую испытал я. Но звучало это ужасно. Не мог же я сказать: «Мне хотелось, чтоб ты страдал».

– Если ты врёшь мне, то я сам тебя убью.

– Это правда. Меня много раз кусали. Иной раз даже следов не остаётся. Думаешь, как я выживал так долго?

Он сел на грязный пол, медленно качая головой. Он будто не верил мне.

– Ты обвиняешь меня во лжи, а сам молчишь.

– Иммунитет – не та вещь, о которой следует знать в первую очередь. В отличие от членства в кровожадной банде.

Застегнув куртку, я поднялся на ноги. Усталость накатила волной, и теперь больше всего на свете мне хотелось просто вернуться в офис.

– Не та? Ты не представляешь, что я почувствовал, когда увидел укус! – повысил голос Алекс. Его резкие смены настроения порядком достали меня.

– Да? А ты представлял, что мне пришлось испытать за всё это время? Ты помог мне обработать разбитое лицо? Ты нагрел воды, чтобы я мог отмыться от крови? Ты сделал хоть что-нибудь, кроме того, что бы жалеть себя?

– Я делаю всё, но только ты этого не видишь. Если бы ты не сидел в своём Виллсайле всю жизнь, то знал бы цену моих поступков. Однако, руководствуясь выдуманной в романах моралью, ты называешь меня сукой.

– Потому что ты поступаешь как сука.

– Неужели ты настолько слеп?

– Ах, да. Прости меня. Я забыл поблагодарить тебя за то, что ты чуть не отрубил мне руку, не дав даже слово вставить.

– Я хотел тебя спасти.

– У тебя не все дома, Алекс.

– У меня никого нет дома! У меня нет дома! – его голос срывался на крик. – Ты дал его и отобрал.

– Ты сам ушёл, придурок.

Он поджал губы.

– Знаешь, что? – тихо произнёс я. – Мне не хочется наступать на одни и те же грабли каждый раз. Теперь я знаю, куда мне идти. Из офиса Освальда я связался с людьми. Теперь мне не страшно быть одному.

– То есть я тебе больше не нужен?

– Прекрати пытаться мной манипулировать. Я знаю все твои фокусы наизусть и не буду тебя жалеть.

– Да сдался ты мне! – он вскочил на ноги. – Уходи к своим людям. Теперь тебе не придётся терпеть компанию эгоистичного карлика. Проваливай! Катись к чёрту!

Я не выдержал – за одно мгновение преодолел расстояние между нами и со всей силы ударил его по лицу. Удар получился сильнее, чем я предполагал. Глаза Алекса расширились до невообразимых размеров, но мальчик не проронил ни звука. Но и без слов всё было прекрасно понятно. Он был жутко бледен и, казалось, даже не дышал. Мне стало не по себе: Алекс больше не выглядел живым.

Вот он, настоящий Алекс, которого я так отчаянно пытался разглядеть под маской бесконечной лжи. И это жутко. Так жутко, что мне самому хотелось убежать.

– Алекс... Алекс, ты меня слышишь?

Вообще-то, я мечтал ему врезать с самого начала нашего знакомства. Кто бы мог подумать, что я поставлю под сомнение правильность этого поступка.

– Мало, – неслышно проговорил он, – для такого, как я.

Я совершенно не понимал, что говорить и как себя вести.

– Не говори ерунды.

– Если это всё, то уходи. Ты нашёл людей, поэтому нянчиться со мной больше нет необходимости.

– Я приютил тебя не поэтому.

– От безысходности.

– Да, но сейчас...

– Ничего не изменилось.

– Мы через столько прошли вместе!

– Ты привязан не ко мне, Фир, а к чувству, что теперь не одинок.

– Нет... это не так, – он не в себе. – Даже несмотря на злость, я продолжал искать тебя. Я хотел этой встречи. Я жаждал эту встречу больше всего на свете!

Не сдержавшись, я крепко прижал его к себе. Он не шевелился. Я тут же пожалел о своём глупом порыве, но отступать было слишком поздно.

– Я запутался, Алекс. Во мне бьются два совершенно противоположных чувства. Но... если Освальд врал мне, так неужели я тоже должен от него отречься? Так что же теперь? И от себя отречься? Идеализм, будь он проклят, двигает мной с самого рождения. Но принимая людей такими, как они есть, я становлюсь чуточку счастливее. И ты тоже делаешь меня капельку счастливее.

Он безвольно обмяк в моих руках.

– Я устал.

– Знаю...

– Почему ты так убиваешься по мне? Ты заслужил встретить тогда в кафе кого-то получше, чем я.

Он отстранился и выпрямился. На его лице не было и намёка на эмоции. А я остался стоять, поражённый до глубины души. Где же прежний Алекс, раздражающий меня глупыми шутками и детским любопытством? Почему этот Алекс превозносит меня над собой? Он ведь никому не позволил бы говорить такие вещи. Так почему себе позволяет?

– Мы оба заслужили друг друга, раз уж на то пошло.

– Вряд ли.

Мне не хотелось вновь начинать спор.

– Здесь небезопасно. Я отведу тебя в офис Освальда, и тогда обсудим оставшиеся проблемы.

– Я устал от разговоров, – честно признался он.

– Если снова будем молчать, то всё станет только хуже. Хватит с меня ссор и обид. Я готов отбросить гордость и услышать всё то, что ты пытался сказать мне в машине. Я надеюсь, и тебе хватит решимости.

Алекс пожал плечами.

– Не знаю. Говорить у меня никогда не получалось.

– Поэтому убегаешь? Боишься ответственности, верно?

Алекс пошатнулся – я протянул руку, готовый поймать его в любой момент. Второй раз за вечер в нём что-то рухнуло. Теперь он выглядел ошарашенным, словно я догадался о его страшной тайне, которую он никому на свете не рассказывал. Но мир не перевернулся, и мы остались стоять на прежнем месте. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы убедиться в этом.

– Ого, а Джерри-то до сих пор валяется, – наигранно удивлённо произнёс Алекс.

Он вернул топор, который ласково назвал Джерри, в рюкзак и молча уставился на меня.

– Если поспешим, то успеем до заката.

– За дверью столпились заражённые. Если бы я её не закрыл, то все они были бы тут.

– И... как поступим?

Алекс потащил меня из оранжереи. Когда мы вышли, он указал пальцем на деревянную доску, соединяющую две крыши. Конструкция была, мягко говоря, ненадёжной.

– Так ты передвигался по городу?

– Только там, где это было возможно. Не бойся, она тебя выдержит.

Алекс легко наступил на доску и пошёл вперёд, а вот я колебался. Последний раз кинул взгляд на оранжерею, убеждаясь, что ничего не забыл, и надавил ногой на деревянную поверхность. Доска недовольно скрипнула, но выбора у меня не было. Сигнализация Алекса созвала чуть ли не весь город. В этом я мог убедиться, пока шёл по доске: внизу, как муравьи, обитали заражённые, тянули ко мне свои руки и предостерегающе рычали.

Благодаря крышам мы сумели отойти на безопасное расстояние. Я вёл Алекса за собой, пытаясь прочитать его мысли сквозь серую пелену безразличия. Так и не сумел. Зато в офис мы вернулись до заката. Я закрыл зелёную дверь и с облегчением выдохнул. Алекс потерянно осматривался; особенно его внимание привлекла радиостанция.

– Работает?

– Да, я разговаривал с мужчиной по имени Морис. Если бы не гроза, то узнал бы его местоположение.

– Так ты не знаешь, куда ехать?

– Понятия не имею. Надеюсь, что мне удастся сегодня с ним связаться.

Алекс удручённо опустил голову.

– Ясно.

– Не стой гостем. Располагайся.

– Хорошо.

Он скинул рюкзак на пол и с ногами залез на подоконник. Разговаривать со мной он не собирался. Ну и ладно. Я стянул куртку, задрал рукав свитера, стараясь не задевать руку. Она вся была в крови; следы от зубов разбросаны по ладони и предплечью. В аптечке я отыскал хлоргексидин.

– То есть с тобой ничего не будет?

– Ничего.

Я думал, что Алекс всё это время смотрел в окно, но на самом деле он следил за мной в отражении стекла.

– Теперь я понимаю, почему ты с таким спокойствием относился к заражённым. Ты не обратишься. Это здорово.

– Ну, кто знает, какая гадость содержится в слюне заражённых помимо флевизма. Поэтому я не хочу быть легкомысленным.

– Помочь? – он обернулся ко мне.

– Только не здесь.

Мы вышли на веранду, чтобы пролить укус антисептиком, но вместо этого получили волшебное зрелище: закатные лучи, плавающие в затопленной части Лейтхилла. Солнце ещё было высоко над горизонтом, поэтому самая прекрасная часть заката ждала нас впереди.

– Красиво, – восхищённо протянул Алекс.

– Будь моя воля, я остался бы здесь только ради заката.

– Я уверен, что в месте, куда ты уедешь, закат будет в тысячи раз прекраснее.

Он отобрал бутылочку и потянул меня за локоть, чтобы я дал ему руку.

– Не жалей, – сказал я с усмешкой.

– Не на тебя.

Алекс открыл хлоргексидин, сжал мой локоть и принялся лить на рану. Я шикнул, но постарался мужественно выстоять. Обработка укуса была такой ерундой по сравнению с тем, что пришлось вытерпеть Алексу с пробитой ногой. Поэтому я не мог показать, что мне больно.

– Скоро заживёт, обещаю.

– Ерунда. Вот когда меня впервые укусили в шею... Тогда было страшно.

Защёлкнув крышку антисептика, Алекс поставил локти на парапет и прикрыл глаза. Лучи солнца падали нежно-розовыми пятнами на его бледное лицо. Я видел всё: и глубокие синяки под глазами, и искусанную губу, и едва заметную морщинку от постоянной фальшивой улыбки.

– Что ты делал в Лейтхилле всё это время?

– Осваивался.

– Неплохо так освоился, – сказал я, намекая на ловушку.

– Я делал эти ловушки не для тебя. Я пытался заманить Джонсона. Специально не заметал следы, чтобы он вычислил меня.

– Что вас связывало?

– М? – Алекс с замешательством взглянул на меня.

– Бандит назвал тебя «любимчиком Джонсона». Не просто так.

– Что ты там себе придумал? – он обиженно поджал губы. – Мы уважали друг друга, вот и всё. Джонсон... умный мужчина, и этот факт сильно выделяет его среди моих знакомых. Я же для него был как домашняя зверушка: выполнит все поручения, развлечёт смешной мордочкой и даст лапу. Только он не учёл, что зверушки не всегда бывают покорны.

– Самокритично.

– Порой я себя чувствую не человеком, а псом. Поэтому не так уж и критично.

– Тебе, правда, казались решения Джонсона правильными?

– Мы не пытали людей для забавы, Фир. В твоём понимании банда – это жестокий глупый сброд, но сам не заметишь, как окажешься частью сброда.

– Но теперь-то...

– Да, моё мнение о Джонсоне поменялось. Но привязанность к людям, с которыми я делил еду и выпивку, никуда не делась. Мне жаль, что Айзек мёртв. В тот день, когда ты нашёл меня в кафе, мне было действительно больно. Я считал Айзека своим другом. И Джонсона я считал... ну, не другом, конечно, но...

– Не продолжай.

Алекс вздохнул, подставляя лицо холодному ветру.

– Я такая тряпка.

– Если ты тряпка, то кто же тогда я?

– Ты удивительный, Фир. Тебя бы сдать в музей на хранение.

Мои щёки запылали от смущения. Я отвернулся к стене, следя за утонувшими в красном свете тенями: моей и его.

– Ой, да прекрати, – проворчал я.

– И я хочу... уберечь тебя. Если кто-то из них посмеет ещё раз тронуть тебя, я порву их на кусочки. И пусть потом я не буду чувствовать себя героем, во мне будет жить уверенность, что я сделал всё правильно.

– Ты не обязан меня спасать. Я и сам в состоянии о себе позаботиться.

Он усмехнулся.

– По тебе не видно.

– А по тебе видно, что ли? Вечно только и делаешь, что ищешь, как бы оправдаться передо мной в своих чокнутых наклонностях.

– Я хочу, чтобы у тебя остались хоть какие-то хорошие воспоминания обо мне.

– Говоришь так, будто мы больше не увидимся.

– Ты уйдёшь к людям из рации. А я среди людей жить не смогу.

Я замялся. Да, верно, это и был мой план, пока Алекс не нашёл меня. Но мысль, что придётся оставить его, безумно меня пугала.

– Они ведь так и не ответили, – пожал плечами я. – Давай не будем загадывать наперёд.

Алекс вопросительно приподнял бровь.

– И что же ты имеешь в виду?

– Пока ничего. Но ты же понимаешь, что я не буду относиться к тебе, как прежде.

– Я и не прошу.

– Рад, что мы понимаем друг друга. Идём, тебе надо отдохнуть и поесть. Я открою тебе консервы.

Я собирался вернуться в комнату Освальда, но был нагло остановлен. Алекс повис на моей шее. Он стоял на носочках и еле-еле дотягивался до меня. Я подавил смешок и крепко обнял его в ответ. Он такой худой, такой маленький, но так много значит для меня. Почему? Mamma подарила мне жизнь, Освальд – дом. Что сделал хорошего для меня Алекс?

– Спасибо, – прошептал он. – И прости. Я бросил тебя и ужасно об этом жалею. Когда я увидел укус на твоей руке... мне стало так страшно.

– Я знаю.

– Не злишься?

– Не злюсь.

Он отпустил мою шею и прелестно улыбнулся.

– Тогда корми меня!

Вернувшись в комнату, я запер дверь на ключ и открыл две консервы: одну для меня, а вторую для него.

Алекс съел свою порцию за пару минут, но попросить добавки не решился. Мне было некомфортно видеть его таким зажатым. Я будто оказался в одной комнате с незнакомым человеком.

– Хочешь? – я протянул ему половину своей банки.

– Обойдусь. Я не голоден.

– Как хочешь.

Я ему не поверил, но уговаривать не стал. В конце концов, мне тоже хотелось есть.

– Кстати! – воскликнул он, подтягивая к себе рюкзак. – Хочешь взглянуть на мою недавнюю находку?

Когда я утвердительно кивнул, он достал стеклянную баночку с круглыми жвачками. Такие раньше продавались в автоматах торговых центров. Алекс открутил крышку, высыпал несколько жвачек на ладошку и протянул мне.

– Уверен, что это вкусно? – с сомнением спросил я, но всё же взял одну розовую конфетку.

– Вкусно, но твердовато.

Я закинул жвачку в рот. Ощущения были такие, будто решил прожевать камень. Однако после долгого смакования, появился какой-то сладковатый привкус. Напоминало клубнику.

– Очень необычно, но мне нравится.

– Алекс плохого не посоветует.

Зевнув, Алекс закрутил крышку и спрятал баночку в рюкзак. Он выглядел очень уставшим.

– Ложись спать, – сказал я ему после недолгого молчания.

– А как же ты?

– Я не хочу спать. Пока заполню дневник.

Внимательный взгляд упал на мой дневник, но от вопросов Алекс воздержался. Он завернулся в одеяло и лёг на матрас, свернувшись калачиком. А я поймал себя на мысли, что волнуюсь, не замёрзнет ли он на холодном полу.

– Ты будешь связываться с этим мужчиной? – вдруг спросил Алекс.

– Морисом? Я хочу попытаться, но... без тебя всё равно не уеду, не переживай.

– Не переживаю, – буркнул он. – Просто не нравится мне этот Морис. Мне кажется, я слышал это имя раньше.

– Ты тоже не единственный Александр в этом мире.

– Алекс. Я не люблю своё полное имя.

– А говорил, что Алекс – это твоё полное имя, – ухмыльнулся я.

– Я врал. Александром меня только брат называл, поэтому не люблю, когда кто-то другой так делает.

– Извини, больше не буду.

Он закряхтел и повернулся ко мне лицом.

– Знаешь, а я ведь догадывался, что ты приедешь в Лейтхилл. Я даже приходил сюда, на Бристоу-Стрит, чтобы убедиться в этом.

За окном тихо завывал ветер, а в радиостанции трещали помехи. Я протёр глаза и открыл дневник, чтобы начать своё длинное повествование.

– Ты искал со мной встречи?

– Хотел убедиться, что ты в порядке.

– Я в порядке. Теперь в порядке. Всё, малышам пора спать.

– Спокойной ночи.

– Отдыхай.

Добавить мне к своему рассказу больше нечего. Я ложусь спать в надежде, что завтра снова окажусь дома, где впервые за такой долгий срок смогу по-настоящему насладиться глупыми шутками Алекса.