В тени невинности

Тихий Алекс – зрелище редкое и, без сомнений, приятное. Он не кричал, не подкалывал меня, не носился по дому, а только сидел на стуле, поджав ноги, и смотрел в одну точку. Если подойти поближе, то можно было понять, что он спал с открытыми глазами.

– Скажи честно, ты сегодня вообще спал?

Алекс несколько раз моргнул, прежде чем перевести взгляд на меня.

– Не хотелось.

– Теперь весь день будешь клевать носом.

– Временное состояние, – улыбнулся он. – Зато я успел вскипятить воду и помыться.

– По тебе заметно, – ответил я, подмечая хаос, творившийся на его голове.

Хоть волосы у него короткие – чуть ниже ушей, – но подстрижены они так криво, что создаётся впечатление, будто он сам себя стриг. С закрытыми глазами и, возможно, на ходу. На сальных волосах это было не так заметно, но на чистых...

– Что ты имеешь в виду? – Алекс сегодня явно работал с перебоями.

– Твои волосы. Не хочешь подстричься? Я мог бы немного подравнять твою причёску.

– Зачем? – с явным непониманием переспросил мальчик. – Они не мешают мне.

– Но выглядишь ты, мягко говоря, забавно.

– Ты такой идеалист, Фир. Даже в плане внешности.

– Я люблю порядок во всём и не отрицаю это.

Алекс обречённо вздохнул.

– Ладно-ладно. Стриги. Только не увлекайся, потому что они у меня долго растут.

Довольный разрешением на стрижку, я выдвинул ящик на кухне и достал старые ножницы. Они были не слишком удобными из-за своего большого размера, но я приловчился ими пользоваться. Алекс же выразительно приподнял левую бровь, выражая своё опасение по поводу инструмента.

– Странный ты: меня заставляешь стричься, а сам как девчонка ходишь.

Что за глупые стереотипы? Я же не виноват, что у меня от природы такие волосы. И дело не в том, что они мне нравятся именно в такой длине. Нет-нет-нет.

Кого я обманываю.

– Без лишних замечаний, Александр.

– В этом доме нет никаких Александров. Я... ай! – громко возмутился он, когда я затянул простынь на его шее. – Осторожней!

Я довольно улыбнулся, смотря на обиженное лицо Алекса. Он напоминал мне себя лет так семь назад. Освальд точно так же усаживал меня на стул в ванной и коротко состригал волосы, чтобы не мешались. А я дулся полдня, ведь мне не нравилось видеть своё лицо необрамлённое волосами.

– Сиди смирно.

– Ты хочешь поиздеваться надо мной?

– Ни капельки.

– Но мелькает же такая мысль иногда?

Я отрицательно покачал головой и принялся за стрижку. Думаю, хуже я всё равно не сделаю.

– Ал, а как ты познакомился с Айзеком? – задумчиво спросил я. Этот вопрос давно вертелся на языке, но я никак не мог решиться.

– Ну... долгая история.

– У нас много времени.

Он поёжился, когда я щёлкнул ножницами над его ухом, отстригая неровную прядь.

– Мы встретились в лагере выживших. В очередном месте, которое я успел посетить за свою жизнь. Люди там были не самые приветливые, но среди остальных придурков Айзек был самым адекватным. Однажды у костра мы разговорились, и я понял, как сильно он страдает здесь. Он был слишком слаб и труслив, чтобы избавиться от влияния других. Он вёл себя как марионетка, которую дёргают за верёвочки, а она пляшет под чужую музыку. Так, как им это захочется. У Айзека не было право голоса. Поэтому однажды я предложил ему уйти.

– И он согласился.

– Не сразу. Далеко не сразу.

– Куда вы шли? Неужели у тебя совсем не было примерного маршрута в голове?

– Был.

– Ты говорил, что идёшь куда глаза глядят.

– И да, и нет.

– Очередная вещь, о которой ты не хочешь говорить?

– Вроде того. В любом случае путь наш лежал через Лейтхилл.

– Но его укусили в Виллсайле, – закончил за него я.

– Да. Но если ты хочешь услышать от меня правду, то всё было далеко не так просто.

Светлые волосы падали на ткань и дубовый пол. Я совсем увлёкся стрижкой, но при этом старался внимательно слушать Алекса, не упуская ни слова.

– И как же было на самом деле?

– Он предал меня.

– Предал? – удивлённо переспросил я.

– Он оказался трусом и лжецом, – с грустью проговорил он.

Я развязал простынь и стряхнул с неё волосы. Хотелось задать ещё тысячу вопросов, но поникший вид Алекса удручал меня, поэтому я оставил это на следующий раз.

– Готово.

Алекс подбежал к зеркалу, смотря на себя так пристально, как будто ожидая, что зеркало оживёт. Тряхнул головой, а затем снова пригладил пряди. Выглядел при этом он очень довольным.

– Я думал, что будет хуже.

– Пришлось бы постараться, чтобы что-то испортить.

– Совершенно верно! Меня ничем не испортить, – подмигнул своему отражению Алекс.

– Простите, конечно, Ваше Совершенство, но не могли бы Вы взять в руки метлу и прибраться за собой? Я недавно тут всё вымыл.

Он прикрыл рот ладонью и сделал удивлённые глаза.

– Я?

– Ты. А я наконец-то займусь двором, пока окончательно не похолодало. Из-за тебя никак не могу войти в привычное русло.

– В привычное русло?

– Да, никак не получается заняться работой. Ты никогда не слышал такого выражения?

Алекс отрицательно покачал головой.

– Ладно... Но убираться-то ты умеешь?

– Не сложнее, чем стрелять из арбалета.

– Отлично! В таком случае, – я хлопнул в ладоши, – приступай. Метла в кладовке под лестницей.

На всякий случай сделав обречённое лицо, он всё же пошёл в кладовку, а я отправился на улицу. Было довольно холодно, так что я накинул рабочую куртку. Первым делом прибрался в курятнике (хотя мог ли я его так называть, если здесь живёт только одна курица), приласкал Элизу и насыпал ей побольше зерна. Теперь это всё только для неё.

Следующими на очереди стали деревья, которыми я ещё не успел заняться за ноябрь. Впрочем, особого ухода они не требовали. Я зачистил омертвевшую кору и убрал последние листья. Пойдут для перегноя. Закончив с листьями, я отправился за пределы безопасной зоны, чтобы проверить капканы. В моей голове всё ещё не укладывалось, каким образом заражённый проник за забор. Капканы остались нетронуты, нет ни малейшего признака присутствия хоть кого-то. Допустим, оно сумело чудом обойти ловушки, но как оно пролезло через забор? Хотя рост заражённого вроде лесника вполне мог помочь преодолеть высоту...

Не придумав ничего толкового, я вернулся на задний двор, где меня уже ждал Алекс. Он сидел на качелях, неохотно раскачиваясь при помощи ног.

– Отлыниваешь от работы?

Алекс улыбнулся и показал мне какой-то сероватый конверт.

– Даже не знаю, как объяснить... Во время уборки я случайно уронил картину на кухне. Ну, натюрморт. А когда хотел поднять, то увидел это, – он поднялся с качели, оставляя ту с противным скрипом медленно качаться вперёд-назад, и протянул мне конверт. – Он был прикреплён к обратной стороне.

Удивлению моему не было предела. Я даже сначала решил, что Алекс разыгрывает меня.

– Конверт? На моей кухне?

– Ты никогда не замечал его?

– Я не снимаю картины со стен.

Я принял конверт. Самый обычный конверт, без всяких штампов или подписей. Я открыл его и достал записку, написанную на листочке тёмно-синими чернилами. Почерк был узнаваем, ведь это писал Освальд.

– Помимо письма, там был ключ, – в руках Алекса блеснул этот самый ключ. – Извини, что открыл конверт без твоего разрешения. Мне было очень любопытно.

– Ты прочёл письмо?

Он неуверенно кивнул.

– Допустим... Тогда и мне следует это сделать.

Я не был уверен, что письмо написано для меня. Имел ли я право лезть в чужие тайны? Освальд ведь не зря спрятал конверт и никогда о нём не заикался. Но хозяин дома теперь я; мне необходимо знать, что происходило за моей спиной. Да и Алекс ведь уже прочёл.

Я быстро пробежался глазами по тексту, но ничего не понял. Пришлось несколько раз перечитать письмо. В голове не укладывалось... Да что это всё значит? Неужели это было рядом со мной на протяжении всех лет, а я даже не знал о его существовании?

Вот оно, то самое письмо, написанное, без сомнений, Освальдом:

– Понимаешь, что оно значит?

– Я понимаю лишь то, что у Освальда были свои тайны, которые он мне так и не успел рассказать.

– А у кого из нас их нет, – пожал плечами Алекс. – Все мы не без греха. Даже ты.

– На что ты намекаешь?

Он отвёл взгляд, чтобы принять загадочный вид. Вот же актёр...

– Мне не до твоих фокусов, Ал. Сейчас бы понять, что делать со всем этим.

– А что тут делать? Он ничего не объяснил, но оставил ключ и адрес. По-моему, всё довольно очевидно.

Я сжал письмо.

– Лейтхилл.

– Да.

– Я не сунусь туда. Ни за что. Ты забыл, кто на тебя охотится?

– Джонсон, Джонсон, Джонсон. Ах, ещё ведь Джонсон... Слушай, я отдаю себе отчёт. Но вдруг там что-то важное? Что-то нереальное, от чего голова взорвётся!

– Ага, в прямом смысле.

– В переносном, конечно же!

С губ моих сорвался тяжёлый вздох. Вот только страшных тайн мне в жизни не хватало! Буквально месяц назад всё было так просто, а сейчас... Сплошная драма, приправленная интригами и секретами.

– Мне нужно подумать.

Размышления затянулись до самого вечера. Я отправил Алекса продолжить уборку в доме, а сам занялся починкой крыши склада, которая протекает уже несколько месяцев. К заходу солнца я очень устал, но остался доволен результатом своего труда. К тому же я не раз упоминал, что люблю работать физически. Это всегда помогает бороться со скукой и со своими мыслями.

Я не виню Освальда. Не позволю себе, даже если окажется, что Освальд был сумасшедшим маньяком. Он сделал слишком много для меня. Так, может быть, не стоит ворошить прошлое?

Ужинали мы в тишине, что было странно. Несмотря на всю свою хрупкость, Алекс ел больше меня. Первое время меня это забавляло, однако сейчас я начинаю волноваться: хватит ли нам припасов до весны? После ужина я немного почитал, послушал игру Алекса на гитаре и отправился спать.

Уснуть не получалось. Я крутился битый час, проклиная свою бессонницу. В конечном счёте мне надоело пялиться в потолок, и я зажёг свечу, которая слабо осветила крохотную комнату. На потолке заиграли тени.

Чем же себя занять? Обычно я старался потратить всё своё свободное время на бытовые мелочи, вроде починки отвалившейся спинки стула, чистки оружия или изготовления петард. Если появлялось желание, то я старался заниматься спортом: тренировался с гантелями, к примеру. На крайний случай всегда можно взять парочку любимых книг из домашней библиотеки. Но сегодня не хотелось ничем заниматься. У меня болела голова. Опять.

Пять шагов от окна до двери. Три шага от кровати до шкафа. Взгляд мой остановился на фарфоровой кукле за стеклянной створкой. Я открыл шкаф и достал золотоволосую принцессу. Раньше она принадлежала Анне, дочери Освальда. А теперь почему-то стоит у меня. Я упал на кровать, прижимая к себе куклу. Она вызывала во мне приятные воспоминания. Безумно красивое личико и стеклянные пугающие глаза. Прямо как Алекс.

В дверь постучали. Я сел, спиной опираясь о стену, и разрешил Алексу войти.

– Обычно ты не спрашиваешь разрешения, чтобы зайти, – заметил я.

– Ха-ха, можешь считать, что ты меня почти подколол. Я увидел, что у тебя ещё горит свет, и решил проверить, всё ли нормально. Но, похоже, ты просто решил поиграть в куклы.

Я аккуратно положил куклу на подушку и, стараясь выглядеть как можно равнодушней, поинтересовался:

– А ты по какой причине не спишь?

– Нет желания.

– У меня тоже. Что ж... Можешь зайти, если хочешь. Только дверь закрой.

Он закрыл за собой дверь и прошёл в центр комнаты, поставив руки на бока и оценивающе оглядываясь. Не знаю, что он пытался высмотреть.

– У тебя так много всякого хлама. Обожаю такое!

Его детский позитив заставил меня улыбнуться.

– Ты можешь взять что-нибудь из гостиной или кладовки в свою комнату. Она ведь совсем пустая.

– Хорошая идея.

Алекс спрятал руки в карманы джинсов, а я приметил на его штанах шесть грязных пятен, два из которых были кровавыми. На его месте я бы стремился переодеться, но Алекса вполне устраивал его неопрятный вид.

– Только не садись на мою кровать в этих джинсах, ладно?

– А что с ними не так?

– Понимаешь... Дом должен быть особым пространством. Тебе лучше переодеться.

Он закатил глаза.

– Глупости какие-то. Зачем мне переодеваться? Нужно всегда быть начеку.

– Раньше нужно было. А сейчас ты живёшь в моём доме, где тебя никто не тронет. Ну... по крайней мере, шанс этого ничтожно мал. Если ты будешь спать в грязной одежде на моём чистом постельном белье, то рано или поздно оно тоже станет грязным.

– Говоришь как папа.

– Я просто чистоплотен.

– Ты просто на улице никогда не жил.

– Возможно, но теперь и ты там не живёшь. Я могу подыскать тебе нужную одежду. У меня есть парочка идей.

Под его внимательный взгляд я встал с кровати, открыл дверцу шкафа и вытащил с верхней полки аккуратно сложенную стопку одежды. Она давно была мала мне, но выносить её из своей комнаты я не хотел.

– Как тебе? – я показал ему коричневые спортивные штаны из хлопка.

– Не мой стиль.

– Не привередничай.

Я кинул в него штаны и белую футболку с персонажами из детского мультика. Мало того, что мыться отказывается, так ещё и одежду чистую не хочет носить.

– Мне некомфортно носить такое...

– Переодевайся. Если не хочешь сам за собой следить, то буду заставлять силой.

– Страшно-страшно. Тогда не ворчи, когда тебе придётся смотреть на мои шрамы.

Я вернулся на кровать и закрыл глаза, чтобы лишний раз не смущать Алекса. Каким бы самоуверенным он ни пытался казаться, но даже я, будучи не самым проницательным человеком, мог заметить, как сильно ему ненавистно своё тело. Мне очень хочется спросить, откуда все эти шрамы, но я не решаюсь. Придёт время, и он сам расскажет. Мне нужно завоевать его доверие.

– Вот же... – Алекс ругнулся, заставляя меня открыть глаза. – Я выгляжу как полный дебил!

– А по-моему, ты выглядишь очень мило.

Он потоптался на месте, а потом наконец-то решил подойти ко мне, прихрамывая.

– Как нога? – спросил я, чтобы перевести тему.

– Немного ноет, но мне не привыкать. Слушай, – вкрадчиво начал Алекс, – раз уж мы стараемся говорить прямо, то ты мог бы рассказать, что случилось с Освальдом. Судя по письму, события начали развиваться не по его плану. Как я понял, он собирался уехать из города. У него это получилось?

Я подвинулся, чтобы дать Алексу сесть, убрал мешающуюся куклу на тумбу рядом с кроватью. Взял подушку в руки и начал нервно теребить края наволочки, подобрав ноги под себя. Алекс опустился на матрас, но торопить меня не стал.

– Ты же знаешь, что это тяжело? – выдавил я из себя. – Особенно теперь, когда я прочёл письмо.

– Знаю. Если тебе так трудно, то не говори. Я пойму.

Мне хотелось рассказать ему, хоть я и не знал как. С чего начать? Нервная дрожь в пальцах уже раздражала меня, а ведь я даже не начал говорить. Я был в дюйме от того, чтобы от волнения разорвать наволочку, но Алекс резко ударил меня по руке.

– Успокойся, – холодно сказал он. – Ты сильнее этого.

Я отдёрнул руку и стыдливо отвернулся.

– Извини.

– Не извиняйся, ты не виноват. Я, наверное, лучше пойду...

– Подожди! – я поймал его за запястье. – Не уходи. Я не хочу оставаться наедине со своей виной.

Алекс внимательно посмотрел на меня, но словно почувствовав моё напряжение, отвёл взгляд.

– В тот день, – начал я, – Освальд впервые взял меня в Лейтхилл. Было страшно, но при этом так... ну, знаешь, это чувство, когда ты ожидаешь что-то очень значимое. То, что изменит твою жизнь. Я предвкушал, как буду держать пистолет одной рукой и уверенным шагом продвигаться по улицам Лейтхилла. Во мне горела уверенность, что с нами не может случиться ничего плохого. Я... не хочу описывать нашу поездку в деталях. Из меня не самый лучший рассказчик.

– Меня устраивает, – пожал плечами Алекс. – Но я не принуждаю тебя составлять поэму.

– Я не поэт, к сожалению. Да и ничего романтичного в моей истории нет.

Он улыбнулся. Едва заметно, но при этом так очаровательно, что я и сам невольно улыбнулся в ответ. Впрочем, стоило мне вернуться мыслями к рассказу, как радость с моего лица исчезла.

– Так получилось, что мы с Освальдом оказались в западне. Пытаясь спасти мою жизнь, он подсадил меня на балкон какого-то дома, но сам залезть не смог. К нему начали приближаться заражённые и...

Я бессильно опустил голову, не в силах продолжать.

– Я понимаю, Фир, – Алекс хотел похлопать меня по спине в качестве дружеской поддержки, но я резко выпрямился.

– Нет, ты не понимаешь! Я хотел его спасти...

Сердце болезненно сжалось, и я закашлялся, молча глотая свои слёзы. Нет, только не плакать. Это неправильно.

– Фир...

– Я достал пистолет и... навёл прямо в голову заражённого. Но я промахнулся! Промахнулся... Как глупо.

Я не видел реакции Алекса: на моих глазах всё же проступили слёзы, застилая окружающий мир. Да и вряд ли я бы отвлёкся от бесконечной жалости к себе.

– Ты был ребёнком.

– Если бы не я, то Освальд смог бы отбиться! Я попал в него, забрав последнюю надежду на спасение! Если бы не я...

Слова начали путаться – я замолчал. Откинулся на подушку, закрыл ладонью глаза – всё для того, чтобы скрыть слёзы. Было больно, безумно больно, но я так привык к такой боли, что даже не вижу смысл описывать свои чувства. Наверное, каждый испытывал это.

– Думаешь, не будь тебя, то он жил бы сейчас счастливо и беззаботно? – вдруг ядовито спросил Алекс.

– Я...

– Думаешь, никогда не искупишь свою вину? Или что он разлюбил тебя в тот момент, когда ты стал причиной его смерти? Никто тебя не простит за твои проступки. Ни-ко-гда.

Я прикусил внутреннюю сторону губы, пытаясь справиться с желанием разрыдаться ещё сильнее.

– Умолкни, – озлобленно рявкнул я на него, но Алекс только слабо улыбнулся. Я посмотрел на него как на сумасшедшего. – Тебе очень весело? Смейся, не стесняйся!

– Можешь хоть ударить меня, но это правда, – он продолжал улыбаться. – Тебе не станет легче, если ты не простишь себя. Только ты, никто другой.

– А... ты об этом.

Мне стало стыдно за свою вспыльчивость. Хотелось провалиться под землю и никогда больше не смотреть ему в глаза. Какой же я глупый... Разревелся прямо у него на глазах, а потом ещё и нагрубил.

– Я тоже виноват в смерти любимого человека. Её звали Китти, и ей было семнадцать. Она была самым ярким лучиком света в моей жизни. Подарила мне надежду и забрала её.

– Твоя сестра? – нерешительно спросил я, скрывая покрасневшие глаза.

– У меня нет сестёр. Она была моей девушкой.

Я невольно фыркнул.

– А ты не промах.

– Ревнуешь?

– С чего бы?

– У тебя на лице всё написано. Так вот... мы жили вместе в Оплоте, но после того, как она заразилась флевизмом, я стыдливо убежал из общины. Помнишь этот ожог? – он поднял левую руку, покрытую чёрной сетью ожогов. – Я сам сделал это.

– Зачем?

– Чтобы наказать себя. Фир, есть вещи, которые кажутся искуплением грехов. Делать себе больно, мстить другим или пытаться стать героем – мы сами выбираем путь к прощению. Но в какой-то момент ты поймёшь, что всё это пустое стремление заполнить дыру в сердце.

– Мне не легче.

– Я знаю, мне тоже. Но я же себя всё-таки простил. Значит, и ты простишь когда-нибудь.

Я вздохнул и повернулся набок.

– Никогда так больше не делай.

– Ха-ха, не могу ничего обещать. Я не держу обещаний.

– Заметно. Но прежде чем так поступать, подумай о том, что для кого-то ты являешься самым ярким лучиком света.

– Например, для тебя?

Я замялся. В голову лезли разные мысли, но озвучить их было слишком стыдно, поэтому я просто пожал плечами.

– Теперь-то я понимаю, – заключил Алекс. – У тебя комплекс старшего брата.

– Нет у меня никаких комплексов, не выдумывай.

И вправду, с чего он вообще взял, что у меня есть какие-то комплексы? Да, Алекс проницательный малый, но порой он смотрит слишком глубоко в душу. Я ожидал, что он начнёт возражать и доказывать своё мнение, но вместо этого мальчик взял одеяло и накинул его на мои колени, ложась рядом.

– Сложно заботиться о таком, как я, – сказал он, когда я подтянул одеяло к себе. – Интересно, в какой момент тебе надоест?

– Ты утомляешь меня своими вопросами. Какая разница, если не сегодня?

– И вправду.

– Сегодня я счастлив, – прошептал я, ловя взглядом отблески свечи на лице визави.

– Я тоже, – также тихо ответил он. – Спокойной ночи.

– Спокойной.

Я затушил свечу и вернулся на прежнее место, стараясь подобрать самую удобную позу. Алекс не шевелился, словно боясь, что я его выгоню. Но я не собирался его прогонять. Мне нравилось ощущать присутствие кого-то ещё в этом доме. Впервые за всё его пребывание здесь, я наконец-то в полной мере ощутил, что теперь не буду один. А другого мне и не нужно.