В тени невинности

У всех есть любимые места, где можно спрятаться и отдохнуть. Кажется, Алекс тоже нашёл себе такое место. Он вылез на козырёк через окно в коридоре, вытянул ноги и лёг, подставив лицо солнцу. Я заметил Алекса случайно, когда с утра вышел проветриться после приготовления завтрака.

– Слезь оттуда!

Мальчик лениво приподнял голову.

– А?

Я показал ему кулак, боясь привлечь заражённых криком. Алекс улыбнулся и вернулся в исходное положение.

– Бессовестный, – пробурчал я.

Судя по тому, что я не слышал, как открывалась дверь (а на кухне я всегда слышу звуки со второго этажа), Алекс встал уже давно. Небось шатался по дому, когда я ещё видел сны.

Я поднялся на второй этаж, чтобы снять Алекса с козырька. Положил локти на подоконник и нарочито громко кашлянул.

– Ты простудился? – наигранно удивлённо спросил он.

– Не придуривайся, ты прекрасно знаешь, чего я хочу от тебя.

– Ты всегда такой нервный... Я могу подвинуться, если хочешь.

– Нас двоих козырёк точно не выдержит.

– Отстойно.

– Слезай, Алекс! Ты же не думаешь, что все твои обязанности в доме заканчиваются лежанием под солнцем?

– А разве это не так?

Я вздохнул.

– Мне не нужна обуза. Ты и сам должен понимать.

– Я понимаю, просто шучу. Где нужна моя помощь?

– Давай разберёмся с комнатой близнецов... твоей комнатой, – неловко исправил я. – Комната большая, но из-за старой мебели кажется заваленной и тесной. Там ещё шкаф на всю стену, у которого дверца вечно отваливается... Боюсь, как бы однажды тебя не убила.

– Такая ерунда? Да не дождёшься!

Алекс залез обратно в дом. Его движения всё ещё были скованными и неуклюжими, так что он опёрся о подоконник, чтобы не упасть. И этот человек играл в догонялки с собаками!

– Дому не помешал бы капитальный ремонт, но я не знаю, с чего начать. Попробуем начать с меньшего.

– Поэтому ты начал с меня, да-да, очень иронично.

– Знаешь, и мысли такой не возникло. Но после твоих слов...

Кажется, Алекс всерьёз надулся, а я лишь усмехнулся: его даже пытаться поддеть не надо, он сам справляется. Мы спустились на кухню, чтобы позавтракать, а затем приступили к уборке. Комната не использовалась уже лет пять-шесть, однако мебель находилась в критическом состоянии не только из-за этого. Близнецы не дружили с опрятностью. Весь ковёр был в пятнах, на столе остались жирные разводы, а на стенах и потолке росла плесень, что, впрочем, не было виной близнецов, но всё же. Никогда не понимал, как можно с таким равнодушием относиться к вещам человека, который спас вашу жизнь.

– Мне нравится всё, кроме этого ковра. Давай его выбросим?

– Я отнесу ковёр на чердак.

Алекс вздохнул, но от лишних высказываний отказался. Он сел на матрас, по-хозяйски обводя комнату взглядом. Неразобранный рюкзак стоял возле кровати, так что про обитание здесь Алекса можно было узнать непосредственно по наличию самого Алекса. Больше никаких деталей, и это меня немного удручало.

– У нас дома был огромный плакат с кораблём, – произнёс он. – Каждое утро я любовался его парусами, острым носом, застывшими волнами и думал, как прекрасна жизнь моряка. Я так мечтал стать моряком! Просил брата читать мне книги о море, смотрел фильмы о пиратах, рисовал корабли везде, где можно и нельзя было. Я был одержим водой, а сейчас терпеть её не могу.

– Почему?

Щёки мальчика едва заметно порозовели.

– Да так... глупая история. Так что насчёт шкафа?

Как же он любил переводить тему.

– Нужно починить дверцу.

– Может, не заморачиваться и убрать этот шкаф из комнаты? Всё равно одежды у меня нет, а если и появится, то я сложу всё в комод.

Я посмотрел на огромный шкаф, который занимал почти всю стену. Если убрать его, то станет намного просторнее.

– Как скажешь, – пожал я плечами. – Тогда и кровать вторую надо будет вынести.

– Кровать оставим: она мне нравится. Чувствую себя королём с целыми двумя кроватями. Хоть каждый день спи на разных! А вот на стену за шкафом я имею некоторые планы.

– Какие же?

– Секрет!

Я на всякий случай осуждающе нахмурился. Следующий час мы выносили из комнаты всю ненужную мебель. Ещё один час пришлось потратить на влажную уборку, которую, к слову, проводил исключительно я. Алекс от неё отказался, предпочитая вычистить полки и ящики от вещей предыдущих владельцев. Он сгребал их в охапку, скидывал в коробку, а затем долго перебирал, осматривая каждую вещицу со всех сторон.

– С твоей скоростью мы закончим уборку через год, – сказал я, отжимая тряпку.

– Не вижу проблемы. По крайней мере, у кое-кого отпадёт желание вычищать всё на свете.

– Ещё одно слово, и тряпка окажется на твоей голове. Впрочем, ещё стоит поспорить, что грязнее: кусок ткани, который собрал пятилетнюю пыль, или твои волосы.

– Я моюсь только летом, когда не холодно.

Он достал из коробки красную портативную приставку и помахал ей, привлекая моё внимание.

– Шикарная штука, да?

– Никогда не играл.

– Жаль, это очень весело. Можно оставлю у себя?

– Она не работает, Алекс.

– Всё равно.

Алекс отложил приставку в сторону. Я закончил мыть полы, а он успел перебрать только несколько полочек. Впрочем, его это не волновало.

– Смотри! Диск с по...

– ...ложи на место.

Мне хотя бы капельку его оптимизма, и жить сразу стало бы легче.

– Унесёшь всё на чердак?

– Да.

Он закончил ближе к вечеру. Хоть работой это и не назовёшь, Алекс всё равно сделал вид, будто бы невероятно устал. Он упал на кровать, завернулся в покрывало и довольно засопел.

– Продуктивный день...

– Ты же ничего не сделал!

– Не обесценивай мой труд.

Я не стал говорить, что за это время вымыл почти весь дом. У меня самого побаливали ноги, но не из-за уборки, а из-за вчерашнего путешествия к железной дороге. С ума сойти... это было только вчера, а казалось, будто целую вечность назад. Если задуматься, то и с Алексом я знаком не так долго.

– Хочешь посмотреть, что я нашёл? – он довольно прищурился. – Такое на земле не валяется. Чистое золото!

На его запястье блеснул золотой браслет с крохотной подвеской в виде бабочки. Я не поверил своим глазам. Схватил его за руку, пытаясь рассмотреть браслет получше.

– Где ты его взял?

– Здесь, в тумбе. Тебе не нравится?

– Это браслет Луизы. Она его никогда не снимала.

– Не думаю, что Луиза будет против, – сказал Алекс, убирая руку под покрывало. – Так что не парься.

Его беззаботность поражала меня.

– Браслет был семейной реликвией, поэтому тебе лучше не трогать его.

– Неужели ты такой суеверный? Если я буду носить чьи-то побрякушки, то со мной ничего не случится.

– Луиза погибла страшной смертью.

– Очень неприятно, но браслет тут ни при чём.

– Сними его сейчас же, Алекс.

На бледном лице застыла то ли усмешка, то ли пренебрежение. Алекс расстегнул застёжку браслета и отдал его мне, отворачиваясь к окну. Меня раздражала обидчивость мальчишки, раздражало непонимание простых истин. Всё-таки общение – штука очень сложная и изматывающая.

Когда я уже направился к двери, Алекс спросил:

– Они были близки?

– Кто? – я положил пальцы на ручку.

– Этот парень с Элизой. Один из близнецов.

– Элиза – это курица, а девушку звали Луизой. И да, они были близки. Наверное, даже влюблены.

– Ты был когда-нибудь влюблён?

– Нет.

– А друзья у тебя были?

Вздохнув, я подошёл к окну и сел на подоконник, понимая, что разговор будет долгим. На землю опустились сумерки, предвещая появление заражённых; чернели силуэты бездвижных деревьев и домов; на внешней стороне стекла сидел паук, деловито вплетая белые нити в паутину. Не хотел бы я сейчас оказаться по ту сторону окна.

– У меня был друг в младшей школе. С тех пор ни разу.

После перестановки в комнате вправду стало уютнее, даже плохие воспоминания не мешали наслаждаться атмосферой безмятежности. Портила вид только чернота на бежевых обоях, оставшаяся на месте шкафа.

– Расскажи! Мне ведь интересно, – Алекс сидел на кровати, закутанный в покрывало так, что только острый нос торчал.

– Нечего рассказывать. Ему было девять, а мне семь. Познакомились в столовой, когда я на него случайно суп вылил. Он не стал ругаться, жаловаться учителям, просто повёл в туалет и заставил помочь ему отмыть суп с белой рубашки.

– Забавно.... А потом?

– Потом он стал старше и перестал со мной общаться. Почему-то дружба с человеком, который младше тебя на пару лет, считается постыдной. Он сдался под напором сверстников или никогда нашу дружбу не воспринимал всерьёз. Я не знаю.

– Не переживай. Нам это не грозит, потому что во всём городе мы с тобой только вдвоём.

Я улыбнулся.

– Есть такое. То есть... ты не обижаешься из-за браслета?

– А должен?

– Нет, но ты же своеобразный человек.

– По твоему мнению, я такой капризный? Поверить не могу! Слушай, Фир, – он смотрел куда-то сквозь меня, – разрешишь нарисовать корабль на стене? Прямо как тот, что был у меня дома. Я увидел акриловые краски на чердаке и подумал, что было бы здорово преобразить комнату.

Рисование на обоях – это вандализм. Освальд за такое отвесил бы подзатыльник, но я ведь не Освальд. Он, когда нервничал, тихо напевал любимую песню, а я до крови обдирал заусеницы. Был ли смысл пытаться подражать ему, если с самого начала в нас не было ничего общего?

– Разрешу.

– Правда?

– Только при условии, что ты не запачкаешь пол красками.

– Спасибо! Ты такой классный!

– Давай без комплиментов.

Алекс скинул с себя покрывало, надел обувь и выбежал из комнаты. Я даже сообразить ничего не успел.

– Ты собираешься рисовать прямо сейчас? – спросил я, выглянув из комнаты.

– Конечно! Зачем откладывать самое интересное на завтра? Вдруг завтра ты передумаешь, или на меня упадёт шкаф – если есть идея, то надо действовать сейчас.

Послышался шум, будто Алекс тащил коробки по полу. Через пару минут мальчик вышел, неся в руках цветные пластмассовые баночки. Их было так много, что несколько баночек выпало по дороге, и Алексу пришлось возвращаться за ними.

– По-хозяйски, – с усмешкой заметил я.

– Ты же разрешил.

– Я не думаю, что из этого выйдет что-то хорошее. Краска давно высохла.

– Сейчас посмотрим. Закрой дверь, а то сквозняк.

Я закрыл дверь, смотря, как Алекс составляет имеющиеся баночки в ряд. Здесь были почти все цвета: красный, жёлтый, голубой, синий, тёмно-синий, фиолетовый, розовый, коричневый, чёрный, белый и зелёный. Зелёный и розовый пришлось сразу же отложить в сторону, потому что вся краска в этих баночках засохла.

– У тебя кисточки нет.

– Есть.

Алекс походил на белку, которая прячет припасы на зиму. Он жадно прижимал к себе нужные баночки, а остальные выкидывал на пол. Когда цвета были выбраны, Алекс полез в рюкзак и достал толстую кисточку. Если я не ошибаюсь, то предназначалась она для макияжа.

– Что же... у тебя есть хотя бы набросок?

– Всё в моей голове, юнга.

– Почему это я юнга?

– Потому что я капитан.

– То есть до матроса я ещё не дорос?

Он покачал головой и принялся открывать баночки с краской. Что-то мне подсказывало, что опыта в рисовании у него не было. Разбавив подсохший акрил водой, Алекс принялся «творить». Начал он с чёрного цвета. Я сел на стул, сложил руки на спинке и молча стал наблюдать за юным дарованием. Его очень прельщало внимание, а потому, чтобы не потерять мою заинтересованность, Алекс начал петь:

– Воет ветер, волны хлещут,

Синева кругом трепещет.

Палуба скрипит под шагом развесёлым:

То белокурый юнец идёт с бутылкой рома!

Он закончил с контуром корабля и посмотрел на меня сквозь прищуренные ресницы.

– Нравится?

– Да.

– Знаешь, о ком я думал, когда сочинял эту песню?

– О себе? – предположил я.

– Никогда не писал песен о себе. Это о главном герое моей любимой книги. Там такой запутанный сюжет! Главный герой – капитан корабля «Рассвет». У него есть невеста, лучший друг-моряк и огромный особняк в Испании. Но вдруг его друг оказывается предателем! Он пишет донос на главного героя, и того приговаривают к пожизненному заключению в тюрьме!

Шаг за шагом у корабля появились жёлтые паруса, мачта и огромный якорь, который на якорь был не похож от слова «совсем». Но Алексу нравилось.

– Канделария, которая невеста героя, места себе не находит. Она хочет спасти жениха, но оказывается, что его уже увезли на остров, где находится самая страшная тюрьма Испании. Канделария обрезает чёрные, как смоль, волосы и надевает мужскую одежду, чтобы попасть на корабль, который проплывёт как раз мимо того острова...

Пальцы Алекса были запачканы краской, даже на рукавах голубой толстовки проступали цветные пятна. Аккуратность – это не про него, но как же сложно было не проникнуться этим говорливым чудом. Он всё говорил и говорил, периодически взмахивая руками, а я слушал, не различая смысла его слов. Или дело в том, что я просто соскучился по людям? Неважно, хоть он всю комнату выпачкает в краске, главное – мимолётная улыбка на чужих губах.

– ...потом они бегут по катакомбам, прячутся в церкви, и оказывается, что Дон, который был всё это время на корабле, следил за ними при помощи своего сокола! То есть это он рассказал королю про Канделарию, а не Альбедо. Представляешь? Эй, ты меня вообще слушаешь?

Я кивнул. На самом деле я давно потерял нить сюжета, потому что любимая книга Алекса отличалась неожиданными сюжетными поворотами на каждом шагу. Я не слишком любил приключенческие истории про моряков и злых магов.

– Закончилось всё тем, что Дона скинули за борт, а Канделария и Клаус поженились.

– Какая-то недетская книга.

– Как и наша жизнь. Итак, как тебе?

Спрятав кисточку за спиной, он отошёл от стены, чтобы я в полной мере рассмотрел картину. В теории это выглядело совсем иначе. Чёрный корабль с огромными иллюминаторами, цветными парусами и потёкшей по обоям кормой. Даже я нарисовал бы лучше, но Алекс выглядел неимоверно счастливым, а потому говорить что-то плохое было бы кощунством.

– Очень сюрреалистично.

– То есть необычно?

– Нестандартно, – я задумчиво почесал подбородок. – Чувствуется атмосфера твоей любимой книги.

– Эта книга много для меня значит. Она первая, которую я прочёл до конца.

– И единственная?

– Единственная. Я предпочитаю комиксы, – он обтёр руки об джинсы. – Представляешь, каково это?

– Я не читал комиксы.

– Нет, я про корабль. Разве океан тебе не кажется романтичным? Он ведь такой огромный и глубокий... Не знаю, как объяснить. Я очень хотел однажды отправиться в плаванье и увидеть океан своими глазами. Думал в детстве: «для чего я создан, если не для такой жизни». И вправду, для чего?

Алекс бережно взял гитару за гриф и, усевшись на кровать, провёл по струнам.

– Здесь стало ещё уютнее.

Звук вышел разбитый, потому мальчик принялся крутить колки, пока всё дрожанье не ушло. Давно уже следовало готовиться ко сну, но спать не хотелось, поэтому сегодня я решил лечь позже обычного. Да и если говорить честно, то с Алексом было очень комфортно.

– Я вспомнил одну песню, которую написал ещё в Оплоте.

– Уже поздно, Ал. Лучше вести себя тихо.

– Всего пару минуток.

– Только вполголоса.

Он кивнул.

– Лесная глушь, дождя куплеты,

Шуршанье трав. Там страшные секреты

Скрывают стены старенькой церквушки,

Где колокольный звон – мелодия кукушки.