В тени невинности

– Уверен, что это самый безопасный путь?

– А у тебя есть другие предложения?

Я искоса взглянул на Алекса, уставши пожимающего плечами.

– Мы идём целую вечность.

«Я не выгонял тебя», – хотелось сказать мне. Почему он вообще решил уйти? Конечно, я помнил, что срок, данный мной на проживание мальчишки в доме, истёк (меня поразило то, насколько быстро его организм справился с такой серьёзной раной). Но ведь мы только научились ладить. Я не давал намёков, что его компания мне неприятна, пусть порой и был излишне груб. Или Алекс расценивал такое поведение по-своему? Или, может... дело не во мне вовсе. Его логика – величайшая для меня загадка, ведь Алекс живёт в каком-то нереальном, чужом для меня мире. Могу ли я вмешиваться туда? Да и стоит ли мне это делать?

– Хочешь сделать перерыв? – спросил я, когда Алекс слишком явно начал хмурить брови.

– Где? – оживился он.

– На станции.

Впереди показалось двухэтажное здание вокзала. На втором этаже располагался кафетерий и зал ожидания, куда можно было заглянуть сквозь пустые окна в пол. Мы прошли через одну из развалившихся стен каменного забора, оказавшись прямо на главной станции. Алекс тут же подметил скамейку под навесом и пошёл к ней, прихрамывая на левую ногу. Я же позволил себе оглядеться. По правую сторону от меня раскинулось депо, из которого выглядывали заржавевшие поезда. По левую – бесконечно длинная железная дорога, заросшая острыми кустами и деревьями.

На станции стояла глухая тишина, только бурчание Алекса себе под нос и шелест листьев нарушали безмолвие.

– Чем занят? – поинтересовался я, подходя к своему попутчику.

– Читаю вывески. Видишь? – он указал на зелёные таблички. – Там туалет и место для курения. Я бы сейчас устроил перекур.

Я округлил глаза.

– Совсем стыд потерял? Маленький ещё для перекуров.

– В чём измеряется моя детскость? В количестве выпитого алкоголя или убитых людей?

– Ну...

– Ладно, расслабься, – перебил он меня. – Всё равно сигарет нормальных не найти. Лучше скажи, почему мы идём этим путём. Мы же потеряли уйму времени.

– Потому что Джонсон точно не поехал бы через железнодорожный мост. Понимаешь?

– Понимаю. Куда я выйду, если буду двигаться только по рельсам?

– Интересный вопрос, – я задумался. – Если дорогу не заблокировали, то хоть до моря. Я никогда не бывал там.

– А хотел бы?

– Какая разница?

Он неестественно улыбнулся и спрятал руки в карманы.

– Пора идти.

Поднявшись с железной скамейки, Алекс подошёл к краю платформы и спрыгнул на рельсы. В тот момент, когда я собрался повторить его действия, из здания вокзала раздался громкий собачий вой. Обернувшись, я заметил стаю бродячих собак. Грязные, со спутавшейся шерстью, вывалившимся языком и безумными глазами; несколько псов выскочили на перрон.

– Вот же...

Настроены они были недружелюбно. Я слез на пути и пихнул Алекса в плечо, обращая его внимание на четвероногую проблему.

– Брось, – произнёс он. – Это всего лишь собачки.

– Очень голодные и злые собачки.

В подтверждение моих слов одна из рыжешёрстых собак оскалилась, завидев меня, а из её рта потекла пена. Других предупреждений Алексу не понадобилось – он чертыхнулся и бросился со всех ног к вагону поезда, залез на его крышу, цепляясь за раму окна, оставшегося без стекла.

– Идиот, – тихо ругнулся я.

Впрочем, когда собака, шатаясь на своих тонких лапах, побрела ко мне, решение Алекса спрятаться на поезде показалось довольно логичным. Я старался не делать резких движений, но действовать быстро. Алекс уже сидел наверху, пальцем указывая на других членов стаи.

– Они заражены!

– Ты очень наблюдателен.

Я забрался по ступенькам к двери и дёрнул за ручку – она не поддалась.

– Фир, – позвал Алекс, протягивая мне руку, – здесь нас точно не достанут.

Я принял его руку, не раздумывая ни секунды. Забраться на крышу оказалось несколько сложнее, чем я представлял: хоть Алекс был физически слабее, но в силу возраста оставался довольно ловким. Я же был жутко неповоротлив. Впрочем, подвывание собак прибавляло сил. Оказавшись наверху, я откинулся на спину и тяжело сглотнул.

– Так странно, – услышал я голос мальчика, – в последнее время всё чаще встречаю заражённых животных. Если вирус мутирует с каждым днём, не значит ли это, что однажды не останется здоровых людей?

Я приподнялся на локтях и посмотрел вниз: некоторые собаки спрыгнули на пути и будто потерявшиеся слонялись вдоль рельсов. Они выглядели полностью утратившими всякий разум, настолько апатичными, что мне даже стало их жаль: взгляд, прожжённый глубоко въевшейся в тело болезнью, был совершенно пустым. Но я знал, что стоит привлечь их внимание, как они с радостью разорвут меня на кусочки.

– Не думаю, – тихо ответил я. – До тех пор, пока на Земле будет оставаться хотя бы один человек с иммунитетом.

– И много ты встречал людей с иммунитетом?

– Встречал.

В глазах его промелькнуло недоверие.

– Тогда передай им, что они счастливчики.

Алекс поправил лямку рюкзака и, развернувшись, пошёл вдоль вагона.

– Каков твой план?

– Нет плана. Я импровизирую, – ответил он, даже не пытаясь понизить голос.

Разогнавшись, Алекс перепрыгнул на следующий вагон. Раздался глухой стук ботинок о металлическую поверхность вагона – голодные глаза воззрились на Алекса, но он как ни в чём не бывало продолжил путь по вагонам. Но ведь рано или поздно настанет очередь кабины машиниста. Что же тогда?

Ответ оказался прост: Алекс остановился на последнем пассажирском вагоне, погрузил руки в рюкзак и принялся что-то долго искать, пока я не подошёл к нему, скептично интересуясь:

– Ищешь средство от всех проблем?

– Я и есть средство от всех проблем! – ответил он и достал игральный кубик, который я уже видел в его руках в день нашего знакомства. Точнее, на следующий день.

– Сыграешь с ними в покер?

– В покер не играют костями, глупый. Кубик для удачи.

– Удачи? Думаешь, она нам поможет?

– Я думаю, что сейчас мне придётся спрыгнуть вниз и привлечь внимание стаи. Собаки погонятся за мной – я забегу в вагон через открытую дверь, а ты эту дверь подопрёшь тем мусором, – он кивнул в сторону ржавых балок. – Я переберусь в следующий вагон и запру их внутри. Здорово я придумал?

Я потерял дар речи от такого заявления. Неужели он действительно собирается это сделать? А если он упадёт посреди вагона? Если дверь заклинит, и он окажется запертым в вагоне с разозлёнными собаками? Он вообще помнил, что прошло не так много времени после падения с лестницы и ранение всё ещё давало о себе знать?

– Нет, Алекс. Если в твоей голове осталась хотя бы капелька здравого смысла, то ты этого не сделаешь.

– Есть другие предложения? – с вызовом бросил он. – Нет. Как я и думал. Просто... постарайся не перепутать порядок действий, ладно?

Не успел я попытаться переубедить его, как Алекс спрыгнул на рельсы и, заведя кончики двух пальцев в рот, громко засвистел. Псы навострили уши и оскалились. Стрелой, выпущенной из арбалета, бросились на мальчика. В моём горле застрял крик ужаса, но в самый последний момент Алекс успел залезть в вагон.

– Если ты не умрёшь, то я сам тебя убью! – в сердцах воскликнул я, лишь бы подавить нарастающую панику.

Сотни острых как бритва зубов скрылись в вагоне. Только один пёс остался стоять на перроне, равнодушно провожая взглядом своих сородичей. Я сосчитал до пяти и аккуратно спустился. Нашёл в груде мусора самую прочную железную трубу, захлопнул плечом дверь и протиснул между ржавыми поручнями эту железяку.

Из вагона доносился металлический скрежет и оглушительный лай. Весь этот оркестр звуков отозвался в моей голове дикой болью. Я закрыл уши руками и посмотрел в дальние окна. Если не слышен крик Алекса, значит, всё хорошо... наверное.

Чем больше я всматривался в грязные стёкла, тем сильнее хотелось броситься прочь. С каждой секундой ждать становилось всё труднее. Я приблизился к вагону, желая заглянуть внутрь и убедиться, что не увижу там растерзанное тело Алекса, как вдруг в стекле прямо перед моим лицом показалась перекошенная собачья морда. Я встрепенулся от неожиданности. Пёс зарычал и начал скрестись в окно.

– Фир! Фирмино, – я повернул голову и увидел Алекса, целого и невредимого.

– Я тебя ненавижу, – только и смог сказать я, когда он, чуть ли не прыгая от радости, подбежал ко мне. – Ты... вообще отдаёшь себе отчёт в своих действиях?

Алекс виновато пожал плечами.

– Давай ты будешь ругать меня не здесь. Не хочется наткнуться на кого-нибудь ещё.

Я фыркнул, но согласился. Постепенно злость во мне угасла, и я задумался: как давно вообще испытывал беспокойство за кого-то, кроме себя? Наверное, после смерти Освальда я перестал испытывать волнение за своих спутников. Я мог их понять, сжалиться или погрустить вместе с ними. Но испытывать такой страх за чужую жизнь, из-за которого немеют пальцы...

Неправильно. Как же неправильно, что он уходит.

Мы шли по рельсам где-то минут двадцать. Алекс развёл руки в стороны, балансируя на рельсах и что-то тихо напевая. За всё время я разобрал лишь строчку о поездах и ожидании.

Как же жаль, что я не знаю текст песен, которых он поёт.

– А ведь раньше здесь ходили поезда.

– Ты, как всегда, очень наблюдателен.

– Хоть бы перед прощанием не занудствовал, – с усмешкой ответил он.

Прощание? Внутри меня что-то оборвалось. Я будто наконец понял, к чему ведёт наш путь. Одиночество... Да, это последние минуты рядом с Алексом. Он уйдёт, не поменяет своего решения, не усомнится. Ни один мускул на его лице не дрогнул, когда он так легко отчеканил это отвратительное «перед про-ща-ни-ем».

Под ногами хрустели ползучие ветви кустов, проросшие сквозь грязно-рыжие рельсы. Я пытался отвлечься от размышлений, разглядывая верхушки деревьев, а когда идти стало сложно из-за густой растительности, принялся считать шпалы. Когда число их приблизилось к 197, Алекс остановился и настороженно закрутил головой.

– В чём дело? – спросил я, сохраняя равнодушие.

Говорить с ним приятно, но так неприятно осознавать, что больше такого шанса не будет.

– У меня... дурное предчувствие.

Может, решение уйти с самого начала было глупым?

– Я ничего не слышу, – пожал плечами я. – Если бы кто-то был рядом, мы бы услышали шелест кустов.

Алекс недовольно поджал губы.

– Я уверен, Фир. Моя интуиция никогда не подводила.

Его настороженность показалась мне безосновательной, но проигнорировать замечания Алекса я не мог.

– Тогда я пойду вперёд, а ты иди за мной. Не отставай.

– Как скажешь. Если бы я не... – он оборвал фразу, замирая от страха. – Фир, сзади!

Что-то холодное и длинное обхватило мою шею. Я попытался вскрикнуть – крик не успел достигнуть рта. Оно сжимало мне горло, блокируя доступ кислорода. В глазах потемнело. Я потянулся к ремню за пистолетом, но не успел его достать: тиски, сжимавшие моё горло, вдруг разжались, и я упал на рельсы. Отдышаться никак не удавалось, словно меня всё ещё сжимали в железной хватке.

– А...Алекс? – прохрипел я, оборачиваясь.

Алекс повис на жутко высоком существе, которое своим видом больше напоминало засохшую рябину. Его конечности были непропорционально длинными, только одни пальцы достигали дюймов десять в длину. Если бы я раньше не видел его, то и не догадался, что это заражённый. Схватка заражённого и Алекса длилась недолго: в руках мальчика блеснуло серебряное лезвие и несколько раз вонзилось в шею существа – оно издало звук, больше напоминающий скрип двери, и с силой отбросило Алекса в ближайшее дерево, а затем повернулось ко мне...

Я достал пистолет, снял его с предохранителя и навёл дуло прямо на его голову. Руки тряслись, а в голове будто стоял белый шум. Я собирался с мыслями слишком долго: заражённый одним ударом выбил пистолет из крепко сжатых пальцев. Острые когти проскользнули возле моей щеки и вновь обратились к шее.

– Не стреляй, Фирмино!

Сражаться было практически невозможно; я уже начал прощаться с жизнью, как прямо над головой раздался выстрел. Заражённый упал на меня, заливая куртку тёмной, почти чёрной кровью.

– Ты бы всё равно промахнулся!

Мне вспомнилась эта ужасная сцена, которая

Я отбросил его тело с себя и невидящим взглядом уставился на стрелявшего: Алекс, крепко сжимавший обеими руками пистолет, выглядел напряжённым, но ни капельки не напуганным.

– Поднимайся, – скомандовал он и бросил пистолет к моим ногам. – Не на курорте. Лесники ходят поодиночке, но выстрел мог привлечь других.

– Лесники?

– Так называли их в моём окружении. Особый вид заболевших. Те люди, которые были вынуждены жить в местах, где много деревьев и мало еды. Они давно обратились, поэтому полностью утратили человеческий вид. Прячутся и нападают скрытно, пытаясь задушить жертву или свернуть ей шею.

– Я никогда бы и не подумал давать названия заражённым. Но это... имеет смысл.

– Ты слишком всё упрощаешь. Называешь разных существ одним именем.

Я подобрал оружие и поднялся на ноги, отряхивая грязные штаны.

– Они поражены одной болезнью. И хотят одного. Как мне их называть, если не заражёнными?

– Если тебе проще, то можешь называть их так.

Только когда светлые волосы Алекса скрылись за ветвями деревьев, я позволил себе шумно выдохнуть. Однако отставать от мальчишки не стоило. Правда в его словах была: ещё одну встречу с таким заражённым лесником я бы не выдержал.

Поплетясь следом, я задумался: какие вообще знания о болезни остались в моей голове после уроков с Освальдом? Флевизм передаётся через кровь, слюну и прочие человеческие жидкости; инкубационный период длится около дня, но может сократиться и до нескольких часов. Наверное, поэтому он и распространился по миру так быстро. Поражает нервную систему, основная цель – головной мозг. При этом у инфицированных всегда темнеет место укуса, а после длительного пребывания вируса в теле темнеют и вены. Странно, но Освальд никогда не говорил мне, что болезнь может влиять на людей по-разному. Кто-то не выдерживает и умирает спустя несколько недель, кто-то становится таким чудовищем, вроде этого лесника. Но всё-таки я не понимаю, почему не могу называть их просто заражёнными.

Спорить не хотелось, а потому я молча догнал Алекса и похлопал его по плечу. Он бесцветно зыркнул на меня, завёл руки за голову и прикрыл глаза. Впереди был железнодорожный мост, обрушившийся на середине. Тем не менее основная конструкция всё ещё крепко стояла на своём месте, и пройти по балкам, держась за перила, было не так уж и сложно.

– Что ж, давай прощаться, – тихо сказал Алекс. – Дальше тебе нет смысла идти.

Я замялся.

– Красивый вид отсюда открывается, да?

– Фир, – серьёзно произнёс он. – Пора.

– Знаю.

Он протянул мне ладонь для рукопожатия.

– Спасибо тебе за помощь. Надеюсь, наши пути ещё когда-нибудь пересекутся.

Голос его при этом был таким весёлым, что даже стало противно.

– Лучше бы я тебя никогда не встречал.

Он застыл, словно обдумывая сказанное мной. Потом опустил руку и покачал головой. Я заметил, что во второй руке он всё ещё держал окровавленный нож. Охотничий кинжал... Разве я возвращал его? Я точно помнил, что отобрал кинжал ещё при первой встрече, а на следующий день положил его в тумбочку в своей спальне.

– И почему ты такой упрямый?

Через несколько секунд Алекс уже был на мосту. Он уселся на самый край и свесил ноги, смотря в тёмно-синюю воду как в зеркало.

– Ты... был в моей комнате? Рылся в моих вещах?

– Давай не будем портить момент.

Расстёгнутая жилетка трепетала на ветру, а на другой стороне моста медленно, как маятник, колыхалась железная балка: влево-вправо, влево-вправо. Казалось, что стоит ветру подуть чуть сильнее, и он оторвёт её.

– Ты не доверяешь мне, – я утверждал, но в моём голосе всё равно слышались вопросительные нотки. – Не доверяешь и сам продолжаешь что-то скрывать. Поэтому хочешь уйти. Поэтому украл кинжал.

– Не украл, а вернул свою законную вещь. Всё гораздо сложнее, чем ты можешь себе представить. Я просто не хочу, чтобы кто-то из нас страдал. Я предлагал тебе компромисс, но ты отказался. Неужели так сложно быть напарниками, не задавая глупых вопросов о прошлом?

– Разве мы не должны доверять друг другу? Ни один из нас и на дюйм не приблизился хотя бы к пародии на доверие.

– Зачем? Мы же всё равно не будем друзьями. Ты сам не хочешь привыкать ко мне.

– А, может быть, хочу! Если бы не хотел, то не думал о тебе всю дорогу сюда. Не пытался найти причин, чтобы ты остался. Алекс, – холодный воздух обжигал горло, но я продолжал вдыхать всё больше и больше, – я верю, что ты неплохой человек. Ты постоянно что-то не договариваешь, постоянно пытаешься казаться кем-то другим, не тем, кем являешься на самом деле. Каждый день я будто общаюсь с разными людьми. Но в тот вечер с гитарой ты был настоящим. И я бы отдал всё, чтобы иметь такого друга, каким ты был тогда.

Алекс не спешил отвечать.

– Я хочу услышать правду не потому, что опасаюсь тебя или твоих действий, а потому, что хочу узнать тебя. Понять, почему ты так сильно боишься остаться. Я всё пойму, Алекс.

– Забавно, – он спрятал пальцы в рукава толстовки и низко наклонил голову, будто разговаривая сам с собой. – Ты действительно просишь меня остаться?

Я всплеснул руками.

– Вроде того. Я знаю, что пожалею, но... но мне нужно это.

– В таком случае вставай на колени и моли меня, – серьёзно сказал он, а потом, не выдержав, рассмеялся.

– Чокнулся, что ли?

– Да ладно-ладно, шучу. Я мог бы остаться, но... Не хочу, чтобы ты повторил судьбу Айзека.

– Я не он.

– Да уж, он меня не уговаривал остаться. Ему было плевать на меня. Как и всем остальным. Знаешь, – тихо продолжил он, вставая на ноги, – я останусь. Но не заставляй меня говорить о том, о чём я молчал многие годы. И не надо ожидать от меня чего-то. Умрёшь, да не дождёшься.

Алекс протянул мне кинжал, но я, поразмыслив, отрицательно покачал головой.

– Ты правильно сделал, когда забрал его. Тебе нужно обороняться. А с оружием ты обращаешься даже лучше, чем я. Поэтому тебе стоит быть вооружённым даже дома.

Он удивлённо приподнял брови и спрятал кинжал в жилетке.

– Мудрое решение. Не ожидал от тебя.

– У тебя сформировалось слишком плохое мнение обо мне, – смущённо ответил я. – Пойдём домой.

Домой. Неужели я назвал свой дом и его домом тоже? Это необычно, но я считаю своё решение единственно верным. Наверное, я даже могу назвать сегодняшний день неплохим. Не таким уж хорошим, но важным для моей жизни и даже жизни Алекса. Поэтому сегодня действительно неплохой день.