Моника

Затаив дыхание и обняв себя за плечи, я пыталась разглядеть незнакомку, сидевшую в самом углу моей палаты. Из-за плохого освещения я могла видеть только её белую больничную рубашку и длинные светлые волосы, которые аккуратно лежали на её плечах. Заметив, как незнакомка встала с места, я ещё сильнее прижалась к стенке от страха.

Внимательно следя за действиями своей соседки, я боялась пошевелиться и встать со своего места. Ламия медленно подошла к окну и молча стояла напротив него, словно пытаясь увидеть за досками что-то интересное. Грустно улыбнувшись, я убрала выбившиеся пряди своих волос за ухо и решила вступить в диалог со своей новой знакомой.

— Меня зовут Вероника.

— Почему ты разговариваешь с ней, Вероника? — по голосу сестры было понятно, что она совсем не была рада появлению светловолосой девушки в моей палате. — Ты даже не знаешь, кто она и почему она здесь.

— Ламия не кажется плохой, Моника.

Я пыталась убедить сестру в том, что соседка не представляет для меня никаких угроз, но по странному ощущению беспокойства в глубине своей души, я понимала, что Моника никогда не сможет довериться чужим людям.

Переведя взгляд на стоящую возле окна соседку, я увидела, как она повернулась ко мне лицом и засияла улыбкой.

— Я знаю, как тебя зовут, — её голос был слишком нежным и до невозможности оживлённым.

Она с радостным визгом подпрыгнула с места и села на мою кровать, взяв меня за руки. От её прикосновения к моей руке, меня словно ударило электрическим током, и я со страхом во взгляде отстранилась от неё на небольшое расстояние. Ненавижу, когда ко мне кто-то прикасается. Это вызывает у меня отвращение и мысленно возвращает в лапы тех мужчин. 

— Прости, пожалуйста. Я не люблю, когда меня кто-то трогает, — я опрокинула голову на холодную стену позади себя и закрыла глаза, пытаясь справиться с вновь появившейся болью в области затылка.

— И никогда не полюбишь, — слова Моники заставили мои руки дрожать от безысходности.

— Но постараюсь полюбить, — пытаясь успокоиться, я со всей силы сжала простынь.

Ламия села в такую же позу, что и я и тихо наблюдала за моими действиями. Я обратила внимания на то, что её правая рука была перебинтована, но не рискнула спросить у моей новой знакомой, что случилось с ней.

— Я помню, как ты устроила истерику в столовой и кричала о том, что слышишь в голове чей-то голос, — слова соседки заставили меня перевести взгляд на неё.

— Ты считаешь меня сумасшедшей? — я недовольно сморщила нос и уставилась на неё, ожидая ответа.

Ламию охватил приступ истерического смеха, от которого мне стало не по себе, и я отодвинулась от неё.

— Мы все тут сумасшедшие! — она издала смешок и удобнее расположилась на кровати. — И не только ты слышишь чей-то голос в своей голове, я тоже его слышу.

Я удивлённо взглянула на неё, пытаясь понять, не послышалось ли мне то, что она сказала.

— Ты тоже слышишь?

— Да, — она встала с кровати и начала выполнять разные странные упражнения, кружась по палате. — Обычно этот голос мне говорит совершать разные безумства, и он не успокоится, пока я не совершу их.

Я наблюдала за тем, как Ламия, встав на одну ногу, пыталась сохранить равновесие, при этом держа руки над своей головой.

— Но у меня чуть по-другому. Я слышу голос своей мёртвой сестры.

Ламия начала прыгать на месте и хлопать в ладоши.

— Может, голос в моей голове тоже принадлежит сестре, о рождении которой я не знаю? Нужно подумать об этом, — она начала прыгать на одной ноге, потом на другой, напевая какую-то детскую считалочку.

— Она меня раздражает, Вероника. Попроси, чтобы она вышла из палаты и оставила нас одних, — слова сестры разозлили меня и вынудили сжать кулаки на руках.

— Я не буду её прогонять! Если она захочет, она сама выйдет из моей палаты. А ты прекрати указывать мне, что делать, — разжав кулаки, я начала прерывисто дышать от нахлынувшей на меня внезапной злости. — Мне понравилось находиться в её обществе, и я не собираюсь отталкивать от себя всех людей только ради тебя, дорогая сестричка.

Не услышав в ответ никаких слов, я поняла, что Моника обиделась на меня, но я не собиралась извиняться. Я сказала ей всё то, чего не могла сказать много лет. Ламия совсем не обращала внимания на мои разговоры с сестрой, продолжая танцевать.

— Как ты оказалась здесь? Ведь палаты, насколько я знаю, закрыты, как и днём, так и ночью.

Соседка перевела взгляд на дверь и вновь залилась истерическим смехом.

— Представляешь, я смогла украсть ключи от всех палат у санитарки и теперь расхаживаю по больнице ночью, находя для себя новых знакомых, — она прекратила смеяться и вновь возобновила свои танцы. — Ночью никто толком не следит за нами — хорошая возможность для безумств.

Я оглядела глазами свою палату и вновь удивлённо взглянула на дверь. Неужели я действительно хочу пойти на безумства и познакомиться с другими пациентами этой больницы?

— А где эти ключи? Я тоже хочу выходить из палаты ночью с тобой, — с улыбкой на лице я взглянула на танцующую Ламию и села удобнее на жёсткую поверхность.

— Они ведь у тебя тоже есть. Я видела, как ты выходила из палаты однажды ночью, — она прекратила свои движения и начала прерывисто дышать.

Я удивлённо выгнула бровь, смотря на свою соседку. Может, она ошибается? Я никогда не выходила за пределы этой палаты.

— Подожди, Ламия. Ты говоришь про тот случай, когда я вышла со своей медсестрой в столовую? Но ведь это было утром, и после той истерики мне не разрешали выходить из палаты, — я встала с места и подошла к ней.

Она отрицательно покачала головой и вновь начала смеяться.

— Ты выходила из палаты ночью. И я видела, что ты сделала, — Ламия не могла остановить свой смех, который в данный момент очень сильно меня пугал.

— Что я сделала? — я широко раскрыла глаза от страха и почувствовала, как вновь по моему телу проходит дрожь от испуга.

— Ну как ты можешь не помнить? — она издала смешок. — Ты ведь убила Дженну.

После её слов я ощутила, как всё внутри меня замерло. Мои ноги приросли к полу, а руки вновь начали дрожать. Я не могла поверить в услышанное и до последнего уверяла себя в том, что это не правда.

— Я никого не убивала, Ламия, и никогда не выходила из этой палаты.

Соседка с непониманием на лице взглянула на меня и ухмыльнулась.

— О чём ты? — её вопрос напугал меня ещё сильнее.

Неужели мне послышалось?

— О том, что ты только что сказала.

— А что я сказала? — она начала мотать головой в разные стороны.

Я устало вздохнула и схватилась за голову от ноющей боли.

— Ламия, пожалуйста, прекрати. Ты ведь знаешь что сказала.

Она сделала один шаг назад и с визгом подпрыгнула на месте.

— Кто такая Ламия? — соседка вновь начала смеяться. — Мою бабушку звали Ламия. Красивое имя, так ведь?

Не знаю почему, но поведение девушки менялось очень быстро, и я не могла понять, что именно с ней происходит.

— Тебя ведь зовут Ламия. Очнись! — я начала ходить по палате, чтобы успокоить себя и не раздражаться, но слова про убийство Дженны до сих пор крутились в моей голове.

— Да, меня зовут Ламия, — соседка вновь начала радостно визжать и прыгать. — Я устала, хочу спать.

Она хотела выйти из палаты, но я её остановила.

— Приходи завтра ночью тоже, хорошо? Я буду рада тебя видеть.

— Конечно, приду. Я не могу сидеть на одном месте, — она, хлопнув в ладоши, аккуратно вышла из моей палаты, резко закрывая за собой дверь ключом.

Облокотившись спиной о дверь, я глубоко вздохнула и закрыла глаза, чтобы вновь почувствовать связь со своей сестрой.

— Моника, это ведь ты убила Дженну?

Тишина, затмившая всё вокруг, давила на мозг, нервируя меня ещё сильнее. Не могу поверить, что я действительно подозреваю свою сестру в убийстве Дженны, но что-то внутри меня подсказывает, что именно она виновата в этом.

— Я задала вопрос, Моника! И я хочу услышать правду!

Сжав подол своей больничной рубашки, я с замиранием сердца ждала ответа сестры.

— Нехорошо обвинять собственную сестру в таком, сестрёнка, — её голос холодный и вызывает дрожь от страха по всему телу.

— Я бы не обвиняла, если бы не была уверена в том, что это сделала именно ты, — я повысила свой голос от злости и вновь почувствовала ноющую боль в области затылка.

— Уверена, говоришь? — уловив в её голосе нотку усмешки, я почувствовала, как всё моё тело мгновенно парализовало, а перед мысленным взором всплыли картинки, которые являлись моими забытыми воспоминаниями.

Я старалась пошевелить пальцами, но мои попытки были тщетны.

— Зачем ты это делаешь, Моника? — сил говорить не было совсем, словно у меня за одно мгновение отняли все человеческие способности. — Чего ты добиваешься?

— Я хочу, чтобы ты вспомнила, как это было на самом деле. Хочу, чтобы ты почувствовала то, что испытывала я в тот самый момент.

Перед глазами образовался широкий коридор, стены которого были сделаны из старого кафеля. Лампочки, освещающие коридор неоновым светом, мигали, придавая ему ещё больше устрашающий вид. Я разглядывала каждую металлическую дверь, ведущую в палату пациентов «Психиатрической Больницы Шелвуда», на каждой из которой можно было увидеть таблички с диагнозом их болезни. Противный звук каблуков привлёк моё внимание, заставляя меня обернуться и увидеть перед собой свою бывшую санитарку, чёрные волосы которой были заплетены в небрежную косу. Она, бормоча что-то себе под нос, мыла с помощью дряхлой швабры мраморные полы. Злость, ненависть и невиданное мне раньше чувство мести мгновенно охватило меня. Я смотрела на Дженну так, словно именно она была причиной всего плохого, что было со мной.

— Хочу, чтобы ты почувствовала то, что испытывала я в тот самый момент, — слова Моники повторились в моей голове.

Это чувство мести было сильнее меня, и я не могла ничего с этим поделать. Это была ни я, ни мои чувства, ни мои ощущения и ни мои действия. Моника... Она управляла мной в этот момент.

— Как ты выбралась из палаты, ненормальная? — Дженна повернулась лицом ко мне и спиной к лестнице, ведущей на первый этаж.

Я медленными шагами подходила к ней.

— Что ты молчишь? Неужели голос в твоей дурной головке затих? — она вновь залилась истерическим смехом и вызвала во мне противное чувство ненависти. — Или ты вновь хочешь получить укол?

Её ненавистный для меня смех прекратился сразу же, как только мои руки ударили её по груди. Не успев ухватиться за что-либо, санитарка полетела вниз, радуя мой слух хрустом своих сломанных костей. Я смотрела на лежащую на первом этаже мёртвую Дженну и чувствовала, как сильно бьётся моё сердце.

— Это не могла быть я, ведь была без сознания в ту ночь!

— Ты была, но не я, — голос Моники заставил меня закрыть уши.

Я вытягиваю руки вперёд, и вновь перед глазами образуется картина того, как я толкаю Дженну. Это убийство было совершено моими руками.

— Зачем? — я вновь ощущаю солёный привкус слёз на губах.

— Я тебе уже говорила, что буду избавляться от тех, кто причинит тебе боль. А также исчезнут все те, кто станет тебе дорог. Ведь ты только моя, и я не желаю тебя ни с кем делить.

— Но смерть — это не решение.

— Смерть – это самое лучшее, что испытывает человек, Вероника.