Моника

«Что со мной не так?».

Вопрос, который я каждый день задаю себе с того самого момента, как научилась говорить. Вопрос, который не даёт мне нормально заснуть. Он разъедает меня изнутри и не позволяет мне спокойно существовать. 

Я ведь не сумасшедшая, как считают многие бессердечные люди, носящие здесь белые халаты и причиняющие своим пациентам физическую и до невозможности сильную моральную боль? Я нормальная девушка, которая порой слышит таинственный женский голос у себя в голове. Он сильно похож на мой, но есть единственное отличие — в нём прослеживаются нотки агрессии и грубости. Когда я слышу его, то начинаю ощущать, как внутри меня рождается ненависть, готовая сразить меня на повал. Я знаю, что со мной всё нормально, но чужой и совсем несвойственный для меня голос порой заставляет меня задуматься о том, что я не такая, как все. Я привыкла к нему и привыкла к той непохожей на меня девушке, живущей во мне.

Сгорбившись и опустив голову на согнутые колени, я закрываю глаза и начинаю тихо всхлипывать. Чувствую, как холод ледяного подоконника заставляет покрыться мурашками всё моё тело. Но я не сдвинусь с места, я хочу быть ближе к окну, через которое я всё равно не смогу спрыгнуть. Оно заперто решёткой и большим количеством дряхлых досок, не позволяющих мне разглядеть мир за стенами этого здания, носящего название «Психиатрическая Больница Шелвуда».

Я знала, что мир снаружи не лучше, чем мир среди душевнобольных. Знала, так как один раз в жизни уже побывала там. Жмурю глаза от болезненных воспоминаний и сжимаю кулак до такой степени, что длинные и неопрятные ногти на руках впиваются в кожу, заставляя меня мгновенно разжать кулак и открыть глаза. Сразу же замечаю след от острых ногтей на ладони и, недовольно сморщив нос, растираю пораненную ладонь по всей больничной рубашке, оставляя на ней еле заметные алые пятна.

— Зачем ты так сделала? Теперь эти ненормальные доктора подумают, что ты пыталась причинить себе вред и сделают тебе ещё один укол с дозой успокоительного, чтобы ты спала.

Знакомый голос в голове сразу заставляет меня выпрямиться и притупить свой взгляд.

— Почему я тебя давно не слышала? — мой голос охрип от долгого молчания.

— Потому что тебя накачали большой дозой какого-то сильнодействующего препарата, от которого ты ничего вокруг и даже внутри себя не слышала. Меньше надо было психовать при всех и доказывать всем этим чудикам, что ты слышишь какой-то голос у себя в голове. Ты ведь знаешь, что они тебе не поверят.

Я сделала глубокий вздох и опрокинула голову назад, облокачиваясь спиной о ледяную стенку, покрывающуюся плесенью.

— Моника? — ей нравилось, когда я обращаюсь к ней именно по имени.

Так она точно уверена в том, что я слышу её. После долгого затишья в голове вновь раздался знакомый голос:

— Я здесь, Вероника, — её голос сейчас такой же спокойный и умиротворённый, как и мой.

Сглатываю слюну и задаю вопрос, который она слышала уже не раз.

— Что со мной не так?

Перевожу взгляд на свои руки и вижу, что фаланги пальцев приобрели фиолетовый оттенок. Пытаюсь согреть свои замёрзшие ладошки тёплым дыханием, но ничего полезного из этого не выходит. В этом месте никогда не было и не будет тепло.

— Вероника, ложись на свою кровать, там теплее, чем на подоконнике, — приказной тон мигом заставляет меня подчиниться.

Встаю с любимого подоконника и направляюсь к нелюбимой кровати, чтобы лечь на неё. Свет в палате присутствует, благодаря маленькой неоновой лампочке зелёного цвета. Ложусь на спину и с интересом разглядываю потолок.

— Не могу даже представить, что у всех нормальных людей на этом свете могут быть такие жёсткие кровати, — говорю в пустоту и, повернувшись на бок, сворачиваюсь клубочком, чтобы держать свои руки в тепле.

— Не у всех, — Моника произносит это сразу после моих слов.

— Откуда ты знаешь? — мой голос звучит удивлённо.

— Когда-то и ты узнаешь, что есть на этом свете люди, которые живут как в сказке, — её слова рождают в моей голове тысячу вопросов. — И не спрашивай об этом. В будущем ты сама узнаешь, о чём я тебе говорю.

Теперь я нахожусь в двойном замешательстве от её слов и хмурю брови.

— Ты не ответила на мой вопрос, — провожу пальцем по грязной стене, вырисовывая невидимые узоры. — Что со мной не так?

— Я отвечаю на этот вопрос в сотый раз, — в её голосе слышна раздражённость. — Ты самая обыкновенная девушка, которая слышит мой голос в своей голове.

Почему-то её ответ всегда вызывает у меня ухмылку.

— Ну почему я слышу тебя? Кто ты такая?

Понимаю, что могу ранить её своими резкими вопросами о её личности, но мне хочется узнать ответ, который она всегда старается скрыть от меня. В этот раз я тоже слышу одно лишь молчание и понимаю, что раздражение, которое несколько минут назад присутствовало у Моники, теперь присуще и мне.

— Ну почему ты вечно скрываешь это от меня? — я сгорбилась так, что все позвонки начали выпирать со спины, создавая устрашающий вид. — Хоть раз ответь на этот вопрос. Кто ты, Моника?

Я пытаюсь ужиться с тишиной в своей палате, стараясь прислушиваться даже к мельчайшему шороху. Это бы свело с ума любого, но не меня. Или всё-таки я схожу с ума и правильно делаю, что лежу сейчас в психиатрической больнице среди душевнобольных людей?

— Не сходишь ты с ума, Вероника! Хватит нести бред, — разгневанный голос Моники заставляет меня улыбнуться.

— Тогда скажи мне, кто ты! Иначе я сойду с ума и вместе с собой в безумие унесу и тебя.

Я вновь поворачиваюсь на спину, разгибая спину и шею.

— А ты попробуй ответить на этот вопрос сама.

Закатив глаза, я скрещиваю руки на груди.

— Ну и как мне это сделать?

— Ты ведь порой видишь необычные сны, ведь так? — от её вопроса всё моё тело покрывается дрожью.

Как только я закрываю глаза, перед глазами появляются картинки из моих снов, которые уносят меня в далёкое прошлое. Я чувствую материнское тепло, словно нахожусь на руках у женщины, которой у меня никогда не было — у мамы. Слышу детский плач и ощущаю, что моё горло начинает першить так, словно этот сильный плач принадлежит мне. Чувствую могильный холод после прикосновения чьей-то маленькой ладошки к своей. Ощущаю что-то до боли родное и прекрасное. Вижу посиневшие губы и закрытые глазки с длинными ресничками, схожие с моими.

Но ведь я жива. А она мертва.

Открыв глаза, делаю глубокий вздох и произношу в пустоту то, в чём я не могу быть полностью уверена. Но чувствую, что моя догадка окажется правдивой.

— Моника, ты моя...

После короткого молчания, которое показалось мне до безумия длинным, в моей голове прозвучал её ответ, унёсший всю мою неуверенность далеко за пределы этой психиатрической больницы:

— Сестра!