часть 4
Санзу, словно дикий зверь, готовый к смертельному прыжку, стоял напротив Оры. В его руке сверкал острый нож. Сердце Оры отчаянно колотилось, но в её глазах не было ни страха, ни мольбы о пощаде. Там царило холодное, ледяное безразличие, непостижимое для этого обезумевшего человека.
– Что ж, продолжим начатое, – прошипел Санзу, растягивая слова, словно смакуя предстоящую расправу. Его голос звучал как скрежет металла по камню, как предвестник кошмара.
Парень взмахнул ножом, направляя его в сторону Оры. Она зажмурилась, приготовившись к боли, к унижению, к худшему, но ничего не произошло. Она ждала, затаив дыхание, но удара так и не последовало. Открыв глаза, она увидела, что Санзу остановил нож всего в нескольких сантиметрах от её лица. Лезвие, холодное и острое, коснулось её щеки.
– Боишься? – прошептал он, его дыхание опалило её лицо, обжигая кожу. Его глаза сверкали безумием. Он, словно садист, наслаждался моментом, играя с ней, пытаясь сломить её волю.
Ора молчала, впившись взглядом в его безумные глаза. Она старалась казаться невозмутимой, пыталась скрыть страх, который, несомненно, бушевал внутри неё.
– Нет, – наконец произнесла она, и её голос был тихим, но твёрдым, без дрожи.
Санзу усмехнулся, его губы скривились в злобной ухмылке.
– Лжёшь, – сказал он, и его голос звучал как змеиное шипение. – Я вижу страх в твоих глазах.
– Ты видишь то, что хочешь видеть, – ответила Ора, стараясь не выдать себя. Она знала, что он пытается сломить её, проникнуть в её душу, но она не собиралась сдаваться.
Санзу надавил ножом на её щёку, оставляя тонкий кровоточащий порез. Боль была острой, но она не издала ни звука. Она не хотела доставлять ему удовольствие, не хотела показывать свою слабость.
– Неужели тебе совсем не больно? – спросил он, удивлённо глядя на неё, и его безумие на мгновение померкло.
– Боль – это всего лишь ощущение, – ответила Ора. – Я могу контролировать свои ощущения.
Санзу отступил на шаг, убирая нож.
– You're strange. (Ты странная), – сказал он, качая головой. – Ты не похожа на других.
– Возможно, – ответила Ора, её голос оставался спокойным.
Санзу начал нервно расхаживать по комнате, словно загнанный зверь в клетке, пытаясь понять, как ему поступить с ней.
– Я не знаю, что с тобой делать, – сказал он, и в его голосе слышалась растерянность. – Ты не боишься, не плачешь, не просишь пощады. Ты просто... сидишь и смотришь на меня.
– Чего ты ждал? – спросила Ора, не отводя взгляда. – Что я буду умолять тебя о пощаде? Что я буду рыдать и просить тебя отпустить меня? Я не такая.
Санзу остановился, посмотрев на неё с изумлением.
– Кто ты такая? – спросил он, пытаясь понять, с кем имеет дело.
– Я – Ора, – ответила она, и её голос был уверенным и непоколебимым. – И я не боюсь тебя.
В этот самый момент в комнату ворвался Коконой Хаджиме, финансовый гений «Бонтена», известный своей холодной рассудительностью и умением всегда быть на шаг впереди противника.
– Санзу, Майки вызывает тебя, – произнес он ровным и бесстрастным голосом, не выражающим никаких эмоций.
Санзу нахмурился, с трудом оторвав взгляд от Оры, а затем перевёл его на Коконой.
– Снова? – спросил он, его голос был полон раздражения.
Коконой лишь кивнул, его взгляд был пустым и безразличным.
Санзу тяжело вздохнул, бросил последний взгляд на Ору и, словно нехотя, произнёс:
– Нам еще предстоит закончить этот разговор.
Он схватил нож, которым недавно собирался расправиться с Орой, и вышел из комнаты, оставив её наедине со своими мыслями, со своими демонами.
Коконой, кивнув, мельком взглянул на Ору и, не сказав ни слова, покинул комнату, оставив её в тишине, в ожидании неизвестности, в ожидании своего будущего.
В комнате снова воцарилась тишина, прерываемая лишь учащённым дыханием Оры и стуком её сердца.
______________
Время в этой мрачной комнате, казалось, остановилось навсегда, превратившись в тягучую, бесконечную пытку без начала и конца.
Ора давно потеряла счёт дням, часам, минутам, проведённым в заточении, — они сливались в одно мучительное ощущение безвременья.
Её тело немело, мышцы деревенели от неподвижности, а голод, словно хищный зверь, разрывал её изнутри.
Всё слилось в однообразную, мучительную картину, где не было ни надежды, ни просвета — лишь бесконечное страдание и отчаяние.
Она отчаянно цеплялась за обрывки воспоминаний: думала о тёплых солнечных лучах, представляла свежий воздух, вспоминала добрые лица Хины и Такемичи, которые хоть на мгновение согревали её душу.
Но эти светлые мгновения, словно призрачные тени, ускользали от неё, таяли в сумраке комнаты, оставляя лишь тоску и бессилие.
Тёмные, безжизненные стены, казалось, поглощали все светлые мысли, оставляя только страх, отчаяние и безысходность.
Девушка не знала, что ждёт её дальше, как долго продлится заточение и чем закончится этот кошмар.
Санзу с его безумным взглядом, садистской улыбкой и непостижимой жестокостью казался воплощением самого зла. Его поступки были непредсказуемы, а намерения — загадочны.
Она боялась его, боялась, что он сможет сделать с ней, — и старалась скрывать страх. Не собиралась сдаваться, не собиралась уступать — несмотря ни на что.
Голод, боль и усталость терзали её изнутри, но она упорно сопротивлялась, отказываясь сломаться, отказываясь показывать слабость этим зверям. За все дни в заточении она проклинала всё и вся — в первую очередь, себя: за свою доверчивость, за неосторожность, за то, что позволила им поймать себя.
Когда, казалось, её охватила уже полная апатия, воля на грани исчезновения, — вдруг раздался резкий скрип двери, прорвавший гнетущую тишину. Сердце замерло в тревожном ожидании.
В комнату вошёл парень.
Он был невысокий, около 170 сантиметров, но внутри ощущалась какая-то непоколебимая сила, уверенность и спокойствие. Он был одет в стильный бирюзовый костюм, идеально сидевший на нём, — словно противоречивший мраку этого места. Лицо его было непроницаемым, без эмоций, взгляд — холодным и отстранённым, скользким и безжалостным. Особенно привлекала татуировка на шее.
Он молча вошёл, не удостаивая Ору взглядом, словно она была безжизненным предметом. В руках он держал поднос с тарелками, от которых исходил соблазнительный аромат.
Подойдя, он поставил поднос на пол, развернулся и, словно случайно, бросил взгляд на Ору. Легкий наклон головы и едва заметная усмешка — и он произнёс:
– Риндо — так мне представился он, указывая на татуировку. — Меня зовут Риндо.
В голове Оры, что-то щёлкнуло.
Из кармана он вынул пачку сигарет, аккуратно достал одну, поднёс ко рту и закурил, выпуская тонкую струйку дыма. Запах табака смешался с ароматом еды, создавая тревожную, странную смесь.
Ора смотрела на него, не произнося ни слова, сверкая глазами от ненависти. Она ждала, что он скажет или сделает.
Риндо сел в кресло в углу комнаты, молча курил, уставившись в одну точку. Казалось, он полностью забыл о её присутствии, словно она была призраком, неспособным нарушить его покой.
Аромат еды, исходивший от подноса, мучительно терзал её измученное тело, вызывая болезненную боль. Желудок, сжимавшийся от голода, болезненно сводило, но она, пересилив себя, не собиралась сдаться. Она не желала принимать пищу из их рук и не хотела становиться им чем-то обязанной.
Собрав последние силы, взглянув на Риндо с презрением и ненавистью, она презрительно выплюнула:
– Я лучше умру, чем буду есть вашу еду.
И, с последним усилием, плюнула в него.
Риндо, казалось, ничуть не удивился и не разозлился. Он оставался спокойным, даже глазом не моргнул, словно плевок был для него обыденным. Он продолжал спокойно курить, глядя в одну точку, погружённый в свои мысли.
Через несколько секунд, словно очнувшись, он повернулся к Оре, взглянул на неё холодным, оценивающим взглядом и с едва заметной улыбкой произнёс:
– Что ж, это твой выбор. Но помни мёртвым еда не нужна.