Осколки
Селин
Тепло.
Это первое, что бросается в глаза — вернее, в спину. Чужое, навязчивое тепло, прижавшееся ко мне. Утренний свет, пробивающийся сквозь полупрозрачные шторы, рисует на стене наши переплетенные силуэты.
Я замираю.
Его дыхание — ровное, спокойное — обжигает мою шею. Рука лежит на талии, тяжёлая и беспечная. Как будто он имеет право.
Комната выглядит чужой в этом свете. Вчерашний беспорядок — пустые коробки от мороженого на журнальном столике, два бокала с остатками вина, бумаги по работе и приоткрытый ноутбук — кажется свидетельством какого-то нелепого преступления.
Лиам. Чёрт возьми, Лиам.
Мои мышцы напрягаются сами собой. Пальцы непроизвольно сжимаются, ноги готовы оттолкнуться. Ошибка. Опасная. Смертельная.
В голове всплывают обрывки вчерашнего:
Его лицо в дверном проеме. "Лекция по судебной медицине..."
Его смех, когда я назвала Стефана, а не Дэймона.
Я заснула. При нем. На нем.
Надо убрать его руку, сейчас же. А если он проснется? Тем лучше. Пусть видит, что я не игрушка. Он пришел ко мне. Позволил страдать под любимый сериал в тишине. Принес мороженое. И что? Я теперь ему что-то должна? Нет, но...
Я осторожно приподнимаю его руку, миллиметр за миллиметром.
Он вздыхает во сне и притягивает меня ближе.
Идиот. Самоубийца. Наглец.
Я могла бы...
Я могла бы убить его сейчас.
Лезвие под подушкой — всего несколько сантиметров от моих пальцев. Ножницы на тумбочке — блестят в утреннем свете. Да даже его собственная рука — один резкий рывок, и перелом обеспечен.
Но...
Его пальцы шевелятся у меня на животе. Теплые. Живые.
Когда в последний раз кто-то трогал меня просто так? Без боли? Без расчета?
Я закрываю глаза.
На секунду.
Всего на одну чертову секунду.
Я осторожно выскользнула из-под пледа, оставив на диване вмятину от тела. Утренний свет резал глаза — слишком яркий, слишком откровенный. На кухне я включила кофемашину, и ее урчание заполнило квартиру, заглушая тишину.
Из гостиной донесся шорох.
Проснулся.
Я не обернулась, но слышала каждый звук: как он потянулся, как его пальцы шарят по тумбе в поисках очков, как его босые ступни шлепают по паркету.
— Доброе утро, — его голос был хриплым от сна.
Я бросила взгляд через плечо.
Лиам стоял у кухонного острова, его кудри взъерошены, как после бури. Очки слегка съехали на нос, а майка помята — он выглядел таким... обычным. Таким человечным.
— Кофе будет готов через минуту, — сказала я, поворачиваясь к окну.
— Ты в порядке?
— Почему это спрашиваешь?
— Ты ворочалась ночью. И... что-то говорила.
Ложка в моей руке замерла на полпути к сахарнице.
Черт. Черт. Черт.
— Наверное, просто страшный сон, — я пожала плечами, нарочито расслабленно. — Не помню.
— Если хочешь, могу попробовать расшифровать.
Я повернулась, оперлась о столешницу.
— Ну давай. Развлеки меня, доктор.
Он улыбнулся, но его глаза стали другими — острыми, наблюдательными.
— Расскажи, что помнишь.
Я сделала глоток кофе, чтобы выиграть время. Горячая жидкость обожгла язык, но боль была кстати.
— Я в детской. Но стены... в крови. Мой брат дает мне нож. Говорит: "Убей, иначе убьют тебя".
Мои пальцы сами сжались вокруг кружки. Я чувствовала тот нож в руке — холодный, тяжелый. Зачем я ему это рассказываю?
Лиам наклонил голову.
— А кто эта девочка во сне?
— Какая девочка?
— Ты бормотала: "Я не хочу". Значит, была и другая версия тебя.
Я замерла. Он слушал. Слишком внимательно.
— Может, ты боишься стать жертвой? — его голос был мягким, но в нем прятались лезвия.
Я поставила кружку так резко, что кофе расплескался.
— Ты что, анализируешь меня?
Его глаза расширились — пойманный с поличным.
— Я просто...
— Просто что? Проводишь бесплатный сеанс? — я шагнула к нему, и он инстинктивно отступил.
Кофемашина зашипела, закончив цикл. За окном завыл ветер, будто его также предали, как и меня. Сейчас.
— Извини, — он поднял руки. — Привычка.
Я закусила губу. Опасная привычка, мальчик.
— Ладно, — я резко выдохнула, делая вид, что успокоилась. — Но если хочешь копаться в чужих снах, хотя бы предлагай деньги.
Он рассмеялся, но я видела — он запомнил каждое мое слово.
И я запомнила его взгляд.
Профессиональный. Расчетливый.
Слишком опасный, чтобы оставлять без присмотра.
— Может, это связано с тем случаем в больнице? С кошкой, о которой ты упоминала? — не отставал Лиам.
Его слова впивались, как иглы. Как он смеет?
Перед глазами всплыло другое лицо — не его. Брат. Его голос: "Ты слабая. Ты всегда будешь слабой".
Я отшатнулась, но Лиам не заметил. Он продолжал, одержимый своим анализом:
— Вчера ты говорила, что потеря контроля тебя пугает. Что для тебя значит...
Удар ребром ладони в грудь срезал его вопрос.
Лиам полетел назад, ударился о пол. Воздух со свистом вырвался из его легких.
— Чёрт! Я просто... — он захрипел, хватаясь за ребра.
Я уже стояла над ним. В его глазах читалось шок и... вызов?
— Ты просто решил поиграть в доктора? Со мной?
Он попытался подняться.
Мой кулак встретил его лицо.
Хруст.
Тёплая кровь на моих костяшках.
Лиам рухнул на спину, зажмурившись от боли. Алая струйка потекла из его носа, заливая губы, подбородок.
Я смотрела на свою руку. Она дрожала. Почему?
Не от страха. От ярости.
Нет...
От чего-то другого.
Он приоткрыл один глаз, сквозь кровь и слёзы.
— Доволен анализом? — прошипела я.
Он попытался улыбнуться, но получился только кровавый оскал.
— Ты... боишься... что я увижу тебя настоящую.
Его голос был хриплым, но слова попали точно в цель.
Я замерла.
Кровь капала с моей руки на паркет.
Его кровь.
Я не хотела этого.
Или хотела?
Кровь. Она всегда возвращает меня в реальность. Алая, липкая, теплая — как напоминание о том, что все мы всего лишь мясо под кожей.
Лиам лежал на полу, сжавшись вокруг своих сломанных ребер, но его глаза... Черт возьми, его глаза все еще смотрели на меня так, будто он понимал. Почему мне так нравится, когда он смотрит на меня даже через боль?
— Заткнись, — прошипела я, но голос дрогнул.
Он не заткнулся.
— Ты могла избивать меня дальше. Но не сделала этого.
Я резко развернулась, схватила его толстовку, валяющуюся на подушках, и швырнула ему в лицо. Ткань хлопнула по его коже, оставив алый отпечаток на сером хлопке.
— Пошел вон.
Мои пальцы впились в шорты, и я не заметила, как ткань разорвалась. Дрожь. Я ненавидела эту дрожь.
Лиам медленно поднялся, прижимая руку к носу. Кровь капала между пальцев, но он не торопился.
— Ты права. Я переступил черту. Но ты же сама...
— ПОШЕЛ ВОН.
Мой взгляд метнулся к стене — к ножам, висящим в идеальном порядке. Самый острый, с узким лезвием, будто подмигнул мне в солнечном свете.
Лиам увидел это. Он поднял кофту, не спуская с меня глаз, и медленно двинулся к двери. На пороге остановился.
— Тот сон... девочка все еще держит нож?
Воздух вырвался из моих легких, будто он снова ударил меня в грудь.
Дверь закрылась.
Тишина.
Я стояла, сжав кулаки, пока капли его крови не начали остывать на моей коже. Кофемашина шипела, будто насмехаясь.
"Ты боишься, что я увижу тебя настоящую."
Я резко вытерла руку о джинсы. Он не прав. Он ничего не знает.
Но когда я закрыла глаза, то снова увидела ту девочку. Ту, что стояла в комнате, залитой кровью. Она сжимала нож, а ее пальцы...
Ее пальцы дрожали так же, как мои сейчас. Не от удара, не от адреналина. От чего-то другого. От того, как он смотрел на меня.
"Ты боишься, что я увижу тебя настоящую."
Нет.
Я резко разворачиваюсь и иду к раковине. Вода ледяная, но я включаю её на полную мощность, сунув руки под напор. Пена мыла густая, розовая от его крови.
Раз.
Тереть. Щеткой. Под ногтями. Между пальцев.
Два.
Смыть. Снова намылить. Кожа горит.
Три.
Вода чистая. Руки чистые, почти до локтей. Но я все еще чувствую ее — липкую, теплую. Его кровь.
Я выключаю воду.
Тишина.
Только капли падают в раковину.
Я смотрю на своё отражение.
Бледная кожа. Темные круги под глазами. Губы сжаты в тонкую линию.
А ещё — капля крови на щеке. Не моя.
"Он больше не придёт." — мысль ударяет неожиданно, но я не сопротивляюсь.
Почему это важно? Почему это вообще что-то значит?
Мои пальцы сжимаются в кулаки.
Кулак взлетел — и зеркало взорвалось осколками, а мой крик разорвал тишину.
Я смотрю на свои отражения — теперь их десятки, и в каждом я разная.
В одной — та девочка с ножом.
В другой — холодная тень, которая только что сломала нос человеку, принесшему ей мороженое.
В третьей...
Я отворачиваюсь.
Квартира.
Она теперь кажется чужой.
Разбитая кружка на полу. Кофе растекается, как кровь.
Картина сорвана — анатомический натюрморт теперь лежит в осколках, и стекло режет бумагу, будто скальпель кожу.
Занавески колышутся.
Но дверь закрыта. Он ушёл.
В комнате все еще стоит запах свежесваренного кофе.
Как будто ничего не произошло.
Как будто вчера мы просто смотрели сериал, ели мороженое, и он случайно уснул рядом.
Как будто я не разбила ему лицо.
Как будто он не заглянул туда, куда нельзя.
Я подхожу к окну. Улица пуста.
Ни одной машины, ни его силуэта вдалеке.
Только ветер гонит по асфальту листья — жёлтые, мёртвые.
"Надо переехать."
Но я не могу.
Потому что это не спасёт.
Потому что он уже увидел.
Я подхожу к упавшей картине.
Поднимаю самый большой осколок.
Он острый. Холодный.
Как тот нож из сна.
Я сжимаю его в руке, пока боль не становится ярче, чем всё остальное.
Кровь капает на белый ковер.
Моя кровь.
Теперь только моя.
Кровь медленно стекает на пол. Я смотрю на нее, как будто это не моя рука, а чья-то чужая — та, что только что разбила отражение, та, что ударила Лиама, та, что до сих пор сжимает нож во сне.
Я услышала стук в дверь — резкий, нетерпеливый.
Я замираю.
Кто?
Лиам? Вернулся? Чтобы что — сказать, что всё понял? Потребовать объяснений? Или просто проверить меня?
"Селин! Открывай, черт возьми!" — внезапный крик Серены меня удивил.
Никогда не слышала, чтобы она бегала.
Дверь распахнулась — и передо мной возникла она.
В разорванной на боку пижаме (как будто она на ходу зацепилась за что-то), с растрепанными волосами и... кухонным ножом в руке.
Он блестел в прихожем свете, как будто она только что выхватила его из блока, даже не задумываясь.
—Ты жива? — выдохнула она, окидывая меня взглядом.
Я не ответила.
Потому что вдруг поняла: она примчалась сюда, услышав шум.
Готовая убить за меня.
И в её глазах не было ни капли шутки.
Только ярость. Только "скажи слово — и я разберусь".
Я посмотрела на нож в ее руке, потом на свою — сжавшуюся в кулак, всё ещё липкую от крови Лиама.
И рассмеялась.
Потому что это было так странно.
— Привет, Серена, — хрипло сказала я.
Она опустила нож.
— Блин, я думала, тебя режут.
— Нет, — ответила я. — Это я кое-кого порезала.
Она посмотрела на мою руку.
Потом на разбитое зеркало.
Потом на меня.
Ее выражение меняется.
—Боже... Селин?
Я не отвечаю.
Потому что вдруг... Я бросаюсь к ней.
Руки обвивают её шею, лицо зарывается в плечо, и я плачу.
Впервые за пятнадцать лет.
Настоящими слезами, не теми, что капают в подушку ночью, когда никто не видит. А вот так — с хрипом, с дрожью, с тем, как всё внутри рвется наружу, как будто я наконец выплюнула тот нож, что годами торчал в горле.
Серена не двигается.
Потом её руки осторожно обнимают меня, одна — на затылке, другая — на спине, крепко, будто боится, что я рассыплюсь.
—Всё, я тут...
Я не знаю, сколько так стоим.
Но когда наконец отрываюсь, её пижама мокрая от слез, а в горле — ком, который не проглотить.
— Ты плачешь, потому что разбила ему лицо или потому, что он тебе нравится?
— Заткнись. Я плачу, потому что твоя пижама уродлива.
Серена смотрит на меня, и в её глазах — не жалость. Понимание.
— Так, — говорит она, заходя внутрь и закрывая дверь ногой. — Кого мне нужно убрать?
Я фыркаю.
— Психолога.
— А, Лиама. — Она кивает, ставит пакет на стол. — Яд или морг?
Я моргаю.
— ...Что?
— Ну, я же обещала. — Она пожимает плечами. — Если он тебя тронет — я его забальзамирую. Так что выбирай: быстрый яд или экскурсия в холодильник?
Я смотрю на неё — на её спокойное лицо, на тени под глазами, на то, как она уже достает две чашки, будто мы просто обсуждаем меню ужина, а не убийство.
И вдруг — смеюсь.
Настоящим, хриплым, почти истеричным смехом.
Серена ухмыляется.
— Морг, — выдыхаю я.
— Необычненько.
Она наливает кофе, и я вдруг вспоминаю.
Наше первое свидание.
Тот самый морг.
Синий свет. Холодные плиты. Его смех, когда я сказала, что трупы честнее живых.
И сейчас — вот так.
Слёзы снова подступают.
Серена замечает.
— Эй.
Ее рука на моей щеке.
— Я никуда не уйду.
И я верю.
Впервые за долгие годы — верю.
— Поехали в Германию?