Сначала сладко, потом больно.

Лиам

Туман обволакивал старый дом, словно пытаясь скрыть его от посторонних глаз. Я стоял перед строением с облупившейся краской, сжимая в кармане два билета. "Я серьезно решил вломиться как сталкер?" — мысль билась в висках. Но неделя молчания сводила с ума.

Дверь подъезда скрипнула, будто предупреждая: "Уходи". Я знал только этаж — третий. Поднялся — здесь была всего одна квартира.

"Совпадение? Или она специально выбрала такое место?"

Я замер.

"Она же разозлится".

Палец сам потянулся к звонку.

Тишина.

Еще раз — дольше.

Внутри что-то упало, послышались быстрые шаги. Дверь распахнулась.

Селин стояла на пороге в шелковой пижаме с едва заметным узором, с ложкой во рту. Глаза расширились от удивления.

— Мороженое? — пробормотала она, вынимая ложку.
— Разочарую, — я ухмыльнулся, но тут же занервничал. — Мы... не обменялись номерами. А в баре тебя не было.
— Лиам.

Она медленно опустила ложку, изучая меня.
— И ты решил навестить меня ночью?
— Восемь вечера — это ночь?
— В таком тумане — да.

Она отступила, позволяя войти.

Квартира пахла ванилью и дорогим деревом. На дорогом паркете — следы недавней уборки. На тумбе — нож для вскрытия писем, слишком острый.

Я заметил, как она резко захлопнула ноутбук, когда я вошел. Экран мелькнул последний раз — бронирование отеля? Или что-то другое? Она слишком быстро провела пальцем по тачпаду, будто стирая улики.

А эта папка...

Она лежала на столе, толстая, с бумагами, торчащими из-под застежки. Когда Селин схватила ее и сунула в ящик, уголок одного листа загнулся. Я успел разглядеть что-то похожее на... схему? Карту?

"Ты параноик", — сказал бы мне Джулиан.

Но я не параноик. Я психолог. И я вижу, когда человек что-то скрывает.

Ее движения в такие моменты становятся слишком плавными. Как у хищника, который знает, что за ним наблюдают. Она не избегает взгляда — нет, она смотрит прямо в глаза, но... как будто через тебя. Как будто ты уже часть ее плана, о котором тебе никогда не расскажут.

И самое странное — мне это нравится.

Нравится, что она неразгаданная. Нравится этот холодок в груди, когда я понимаю: она врет. Или недоговаривает. Или говорит правду, но только ту, что выгодна ей.

Я должен бояться.

— Садись, — она кивнула на диван. На огромном телевизоре шел популярный сериал про вампиров.

Я достал билеты.

— Лекция по судебной медицине. Думал, тебе... интересно.

Она взяла их, пальцы скользнули по бумаге.
— Ты прав.

На кухне зазвенела ложка о стеклянную миску.
— Мороженое кончилось, — вздохнула она.

Я рассмеялся, но внутри что-то сжалось.

"Почему она так нервничает?"

— Задержалась по работе? — кивнул я на папку.
— Что-то вроде того.

— Лиам... — она села рядом. — Ты мог просто оставить записку в баре.

Я кивнул, но знал — не оставлю.

Потому что сейчас, при свете экрана, я видел: она обрадовалась.

И это было страшнее любой подозрительности.

"Почему здесь так холодно?" — мои пальцы дрогнули.

— Спасибо за билеты, — она положила их в ящик стола. Закрыла с щелчком. — Но в следующий раз — предупреждай.

В ее глазах мелькнуло что-то... "Предостережение? Угроза?"

Я медленно обвел взглядом квартиру, пока Селин возилась с посудой на кухне. В углу комнаты стояла дорогая аудиосистема с виниловым проигрывателем, но пластинки все в идеальных чехлах, будто никогда не использовались. На книжной полке между медицинскими справочниками — потрепанный экземпляр "Дракулы" с закладками. Мое внимание привлекла пустая картонная коробка от «Пломбира» на столе — странно трогательная деталь для той, кто обычно казалась выточенной из льда.

Но главное — стена за диваном.

Там висели ножи.

Аккуратно, почти с любовью развешенные: охотничьи, кухонные, складные. Лезвия блестели в свете телевизора, где на экране застыл кадр с героем «Дневников вампира».

— «Дневники вампира»? Серьёзно? — не удержался я.

Селин резко выключила сериал.
— Они... хорошо показывают одиночество, — проговорила она, слишком быстро, будто защищалась.

В свете лампы я заметил — ресницы ее слегка слиплись. Следы слез?

«Я обязан это исправить,» — мое сердце сжалось.

— Кто твой любимый герой? — спросил я, пока она садилась рядом.
— Угадай.
— Дэймон.
— Стефан, — она потянулась к пульту, но не включила экран. — Когда он отключает эмоции... это делает из него зверя.

Говорила она это задумчиво, с какой-то странной грустью. Я почувствовал, как в воздухе повисло что-то тяжелое — будто Селин говорила не о персонаже, а о ком-то другом. О себе?

Я не стал спрашивать. Вместо этого взял плед с дивана и накинул себе на колени.

— Давай посмотрим вместе. В тишине.

Селин уставилась на меня, будто я предложил прыгнуть с крыши. Потом кивнула.

Экран ожил. В тишине квартиры зазвучали реплики актеров, смешанные с редким скрипом паркета под чьими-то шагами за стеной.

Динь-дон.

— Мороженое, — прошептала Селин, словно боясь спугнуть хрупкое перемирие.

Я вскочил, успев заметить, как ее пальцы вцепились в край подушки.
— Я принесу.

У двери курьер что-то пробормотал про поздний час, но я уже протягивал купюру, не слушая. Это тот же "поставщик всего"? В руках я держал не только пакет с мороженым, но и странное ощущение — будто за эти минуты я увидел Селин настоящую. Ту, что прячется за ножами на стене и резкими фразами.

— Спасибо, — она взяла пакет, их пальцы ненадолго соприкоснулись.
— Почему этот сериал... твой любимый? — осторожно спросил я, разворачивая стаканчик.

Селин замерла.
— Я впервые посмотрела его, когда мне было плохо. С тех пор... включаю в такие дни.

Она сказала это так просто, будто признавалась в том, что пьет чай с лимоном при простуде. Но я понял — это было больше, чем просто слова. Это было доверие.

— Значит, сегодня...?
— Сегодня ты пришел, — она зачерпнула ложкой шоколадный вкус. — Поэтому мороженого два.

Экран телевизора мерцал. Где-то за окном туман цеплялся за фонари, превращая город в размытый акварельный рисунок.

Я больше не смотрел на ножи на стене. Я смотрел на нее.

И в этот момент понял — Селин боится не меня.

Она боится того, что происходит, когда эмоции включаются.

Я сидел в ее гостиной, сжимая в руках стаканчик с подтаявшим мороженым, и думал о Джулиане.

"Ты серьезно собрался врываться к ней, как маньяк? Это плохо кончится, Лиам", — говорил он, хмуря свои густые брови.

Но все кончилось хорошо.

Селин не выгнала меня. Не бросила в меня ножом (хотя они висят прямо на стене, будто декорации к какому-то триллеру). Она... впустила. Почему?

Я наблюдал, как она аккуратно ест мороженое, избегая смотреть мне в глаза. Ее пальцы — обычно такие уверенные — слегка дрожали.
Доверие? Вряд ли. Мы почти не знаем друг друга. Да, было пару свиданий. Да, я ей нравлюсь (или, по крайней мере, она находит меня любопытным). Но доверие требует времени. А у нас его не было.
Уязвимость. Это слово вертелось у меня в голове.

Она смотрела этот сериал не потому, что любит вампирские драмы (хотя, кто знает). Она смотрела его, потому что ей было плохо. Сегодня. Сейчас. И я появился на пороге именно в этот момент.
Случайность? Или что-то еще?

Я вспомнил, как она сказала про Стефана: "Отключение эмоций делает из него зверя".

Говорила она это так, будто проверяла — пойму ли я намек.

Я не уверен, что понял. Но я почувствовал.

Она боится своих эмоций. Боится, что если отпустит контроль, то...

Что тогда? Станет монстром? Или просто человеком, которому больно?

Я доел мороженое, чувствуя, как холод распространяется по груди.

Джулиан был прав — врываться так было рискованно.

Но, возможно, именно поэтому это сработало.

Потому что я появился не тогда, когда она была сильной.

Я появился, когда она была слабой.

И, кажется, впервые за долгое время — не стала это скрывать.

Мы доели мороженое в тишине, под мерцание экрана. Селин поставила стаканчик на стол, и вдруг — неожиданно даже для себя — прижалась ко мне. Ее голова легла на плечо, волосы пахли чем-то сладким, вроде миндаля.

Я замер.

Не дыши. Не шевелись. Сейчас исчезнет.

Но она не исчезла. Наоборот — ее дыхание стало ровнее, глубже. Она заснула. Ее рука непроизвольно дернулась к бедру, будто проверяя.

Я осторожно наклонился, чтобы разглядеть ее лицо. В свете телевизора оно казалось почти детским — без привычной жесткости, без этой вечной настороженности в уголках губ. Просто... человек.

Главные герои бубнили что-то о вечной любви, но я уже не слушал. Боялся пошевелиться, боялся даже слишком громко вздохнуть. Как будто от этого зависело что-то важное.

И тут она вздрогнула.

Сначала слегка, потом сильнее. Пальцы вцепились в мой свитер, ноги судорожно дернулись.

— Нет... — прошептала она. — Нет, пожалуйста...

Голос был таким сломленным, что у меня внутри все перевернулось.

Я осторожно обнял ее, притянул ближе.
— Тсс, все хорошо.

Но она не проснулась. Ее веки мелко дрожали, по щеке скатилась слеза. Я поймал ее пальцем, и она была обжигающе горячей.

— Я не хочу это делать... — всхлипнула Селин

Я замер.

— Селин, — прошептал я. — Это просто сон.

Она втянула воздух со звуком, будто тонула, и вдруг резко успокоилась. Ее тело обмякло, пальцы разжались.

Но я уже не мог отпустить.

Туман за окном теперь казался живым. Он стелется по подоконнику, словно пытаясь проникнуть внутрь.

Телевизор теперь казался лишним. Я выключил его пультом, который она так резко бросала час назад. Темнота заполнила комнату, и только свет фонаря за окном рисовал силуэт ее плеч.

Я думал о том, что Джулиан ошибался.

Это не плохо кончилось.

Это...

Ее дыхание снова стало ровным. Я осторожно прижал губы к ее волосам.

...Это только начинается.