Исключение
Лиам
Город дышал осенью. Холодный воздух пробирался под куртку, но Селин, казалось, не замечала этого. Она шла впереди, уверенно ступая по узкой тропинке, ведущей в горы. Ее темное пальто развевалось на ветру, а высокие сапоги беззвучно врезались в сырую землю. Я сжимал в руках пакет с бутылкой вина, которое она купила — что-то французское, дорогое, с этикеткой, которую я даже не пытался прочитать.
— Ты уверена, что мы не заблудимся? — спросил я, оглядываясь на уже скрывшиеся за поворотом огни города.
Она обернулась, и в ее глазах мелькнула тень раздражения, но губы дрогнули в улыбке.
— Лиам, если бы я хотела тебя потерять, я бы не стала тратить деньги на Шато Лафит.
"А на что она вообще тратит деньги?" — подумал я.
Селин была загадкой. Она избегала вопросов о работе, о прошлом. Но чем больше она уклонялась, тем сильнее мне хотелось докопаться.
Тропинка вывела нас на небольшую поляну, откуда открывался вид на долину. Город лежал внизу, как раскиданные угли — тусклые, но все еще горящие.
— Здесь, — Селин сбросила сумку на землю и достала оттуда черный плед. — Разложишь?
Я кивнул, расстилая ткань по еще влажной от утреннего дождя траве. Она же тем временем вынимала из сумки контейнеры с едой: сыр, фрукты, паштет в стеклянной банке с золотой крышкой. Все выглядело так, будто она купила это в каком-то элитном гастрономе, куда мне даже заходить страшно.
— Ты всегда так... готовишься к свиданиям? — спросил я, открывая вино.
Она присела рядом, ее пальцы скользнули по моему запястью, когда она взяла бокал.
— Только к тем, которые для меня важны.
Ее взгляд был тяжелым, как свинец. Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Она лжет? Или говорит правду?
— А я для тебя важен? — вырвалось у меня.
Селин налила вино, темно-красное, почти черное в этом свете.
— Ты — мой любимый эксперимент, Лиам.
Я хотел спросить, что это значит, но она уже поднесла бокал к моим губам, заставив сделать глоток. Вино было терпким, с послевкусием чего-то запретного.
Где-то внизу, в черноте леса, закричала сова. Или что-то еще.
Город молчал. Но он всегда молчал, когда нужно было что-то скрыть.
Селин аккуратно раскрыла контейнеры, и аромат дорогих специй, трюфелей и свежего хлеба смешался с горным воздухом.
— Это фуа-гра с инжирным конфитюром, — она указала на паштет с золотистой корочкой. — А вот капрезе с черными трюфелями вместо базилика. И... — она приподняла крышку последнего контейнера, откуда донесся сладковатый запах, — утиная грудка в гранатовом соусе.
Я поднял бровь.
— Ты сама это готовила?
— Нет, — она усмехнулась. — У меня есть... поставщик.
— Поставщик утиных грудок с трюфелями?
— Поставщик всего, что мне нужно, — она отломила кусочек багета и протянула мне.
Я взял, и наши пальцы ненадолго соприкоснулись. Ее кожа была холодной, несмотря на тепло вина.
— Ты часто сбегаешь сюда? — спросил я, оглядывая поляну.
Селин замерла на секунду, затем медленно положила виноград себе в рот.
— Первый раз я пришла сюда в девять лет.
— Девять? — я не скрыл удивления.
— Мой дом был там, — она махнула рукой в сторону города, но не уточнила, где именно. — А это место... оно было достаточно далеко, чтобы меня не нашли, и достаточно высоко, чтобы видеть все.
— И что ты тут делала?
— Ждала, — ее голос стал тише. — Что мир изменится. Или что я изменюсь.
Я хотел спросить, изменилось ли что-то с тех пор, но в этот момент из леса донесся крик.
Женский. Резкий. Настоящий.
Я вскочил, роняя бокал. Вино пролилось на плед, как кровь.
— Лиам! — Селин резко схватила меня за руку.
— Ты слышала? Кто-то кричит!
— Это может быть что угодно. Лиса, птица...
Но крик повторился. Теперь в нем явно читался ужас.
Я вырвался и бросился в сторону леса.
— Лиам, стой! — ее голос прозвучал как приказ, но я уже бежал, спотыкаясь о корни.
Темнота поглотила меня мгновенно. Ветки хлестали по лицу, земля уходила из-под ног. Крики стали громче.
— Помогите! Кто-нибудь!
Я свернул за деревья и увидел ее: девушку лет двадцати, в разорванной куртке. Она сидела на земле, сжимая лодыжку.
— Вы ранены?
— Я... я упала, — она задыхалась. — Он... он гнался за мной!
— Кто?
— Не знаю! Мужчина! Он...
За спиной раздался шорох. Я обернулся.
Селин стояла в двух шагах, ее лицо было непроницаемым.
— Нам нужно помочь ей, — сказал я.
— Конечно, — ответила Селин, но ее глаза скользнули по девушке с холодной оценкой.
Девушка дрожала, обхватив колени. В свете фонарика с ее телефона я разглядел царапины на руках и грязь на джинсах – она действительно упала.
— Он... он просто появился из темноты, — прошептала она, бросая тревожные взгляды за спину. — Я не видела его лица.
— Вы уверены, что это был мужчина? — спросила Селин. Ее голос звучал спокойно, но пальцы сжали край своего пальто так, что костяшки побелели.
— Я... не знаю. Может, мне показалось...
— Где он сейчас?
— Я убежала. Кажется... он не пошел за мной.
Я наклонился, чтобы осмотреть ее лодыжку – опухшая, но, кажется, не сломана.
— Надо вызвать полицию, — сказал я, доставая телефон.
— Нет! — девушка резко схватила меня за запястье. — Пожалуйста, не надо. Я... я просто хочу уйти.
Селин наблюдала за ней с холодным интересом, как ученый за подопытной мышью.
— Как вас зовут? — спросила она.
— А-Алиса.
— Алиса, — повторила Селин, словно пробуя имя на вкус. — Вы часто гуляете в этих горах ночью?
Девушка потупила взгляд.
— Я... иногда.
Селин медленно кивнула, но в ее глазах читалось недоверие.
— Мы проводим вас к дороге, — сказал я, помогая ей встать.
Алиса оперлась на меня, хромая. Селин шла чуть позади, и я чувствовал ее взгляд у себя на затылке.
Когда мы вышли на тропинку, девушка выпрямилась и быстро отстранилась.
— Спасибо. Я... я сама отсюда.
— Вы уверены? — переспросил я.
— Да. Просто... будьте осторожны.
Она бросилась прочь, странно легко двигаясь для человека с вывихнутой лодыжкой.
Мы молча смотрели ей вслед, пока ее силуэт не растворился в темноте.
— Интересно, — наконец произнесла Селин, — почему она так торопилась уйти?
Я повернулся к ней:
— Ты не веришь ей?
— Ты слишком веришь людям, Лиам.
Ее голос был тихим, но каждое слово било точно в цель.
— Это могла быть ловушка.
— Она была в панике!
— Или очень хорошо притворялась.
Я сжал кулаки.
— А если бы ей действительно угрожала опасность?
Селин шагнула ко мне, и в лунном свете ее глаза казались абсолютно черными.
— Тогда тебя бы уже не было в живых. А я... — она провела пальцем по моей груди, — я осталась бы без своего любимого эксперимента.
Ее дыхание пахло дорогим вином и чем-то металлическим.
— Не бросайся в эмоции, как герой дешевого романа. В этом мире спасают только себя.
Она развернулась и пошла обратно к поляне, оставив меня стоять среди теней, которые вдруг стали казаться гораздо живее.
Тропинка обратно к поляне казалась длиннее. Воздух был густым, пропитанным запахом хвои и чем-то еще — тревогой, что ли. Я чувствовал, как Селин идет рядом, ее шаги бесшумные, как у хищника, привыкшего подкрадываться.
— Ты слишком доверчив, — наконец сказала она, не глядя на меня.
— А ты слишком недоверчива.
Она усмехнулась, но в этом звуке не было веселья.
— Доверие — это роскошь, Лиам.
— Или необходимость.
— Ты правда веришь, что мир отвечает тебе взаимностью?
Я остановился, заставив ее обернуться. Ветер шевелил ее волосы, и в лунном свете они казались серебряными.
— Да. Пока что он меня не подвел.
Она смотрела на меня так, будто я только что признался в чем-то нелепом.
— Ты удивительный, — прошептала она, и в ее голосе прозвучало что-то, что я не мог распознать — восхищение? Жалость?
Мы дошли до пледа. Вино пролилось, еда слегка помялась, но атмосфера не была испорчена — она просто изменилась. Стала тяжелее, как воздух перед грозой.
— Давай сыграем, — сказал я, садясь и наливая ей новый бокал.
— Во что?
— В ассоциации.
Она приподняла бровь, но взяла бокал.
— Начинай.
Я огляделся, и мой взгляд упал на нож для сыра, лежащий на краю пледа. Лезвие блестело в свете фонаря.
— Нож, — сказал я.
Селин не моргнула.
— Доверие.
Я замер.
— Это... неожиданно.
— Разве? — Она взяла нож, провела пальцем по обуху. — Нож может резать хлеб. Или горло. Все зависит от того, кому ты его вручаешь.
Я почувствовал, как по спине пробежал холодок.
— Ты всегда так мрачно играешь в ассоциации?
— Ты всегда так наивно смотришь на мир?
Мы замолчали. Где-то вдалеке завыл ветер, будто город решил вставить свою реплику.
— Ладно, — я сделал глоток вина. — Твой ход.
Она поднесла бокал к губам, не отрывая от меня глаз.
— Вино.
— Искренность, — ответил я.
— Почему?
— Потому что оно раскрепощает. Заставляет говорить то, что скрываешь.
— Или лгать убедительнее.
Я покачал головой.
— Ты невыносима.
— А ты прекрасен, — она улыбнулась, и на этот раз в ее улыбке было что-то настоящее.
— Моя очередь, — я указал на ее кольцо — массивное, с черным камнем. — Украшение.
— Преданность.
— Город.
— Зеркало.
— Психология.
— Нож.
Я фыркнул.
— Ты зациклилась.
— А ты избегаешь острых углов.
Мы замолчали снова, но теперь тишина была другой — не неловкой, а... заряженной.
— Почему ты привела меня именно сюда? — спросил я.
— Потому что здесь нет людей.
— А девушка в лесу?
— Исключение.
— Или проверка.
Она наклонила голову.
— Ты думаешь, я ее подослала?
— Я думаю, что ты всегда на шаг впереди.
Селин рассмеялась, и этот звук был таким же дорогим, как все, что ее окружало — глубоким, отточенным, редким.
— Лиам, если бы я хотела тебя проверить, я бы выбрала способ... изящнее.
— Например?
Она медленно провела языком по верхней губе, оставляя след винного оттенка.
— Я бы просто спросила.
— И я бы ответил.
— Правда?
— Попробуй.
Она задумалась, и я видел, как в ее глазах мелькают варианты вопросов. Опасные. Неудобные. Те, что могут разрушить этот хрупкий момент.
Но вместо этого она сказала:
— Ты действительно веришь, что люди хорошие?
— Я верю, что они могут быть хорошими.
— Даже я?
— Особенно ты.
Она замерла, будто я ударил ее.
— Ты ошибся.
— А ты не даешь мне шанса доказать обратное.
Город внизу мерцал, как угли, готовые разгореться.
Селин вдруг встала, отряхнула пальто.
— Пора возвращаться.
Я не стал спорить. Мы собрали вещи молча, но это молчание было неловким.
Когда мы шли обратно к машине, ее пальцы вдруг коснулись моей руки.
— Спасибо, — прошептала она.
— За что?
— За то, что бросился на помощь.
Я улыбнулся.
— Значит, не все еще потеряно?
— Не все, — она развернулась и пошла вперед, но теперь ее шаги были чуть медленнее.
Я последовал за ней, думая о том, что, возможно, доверие — это действительно нож.
И один из нас уже начал падать на лезвие.