Вечерний ритуал
Селин
три месяца спустя
—Остановись, нас могут услышать, — голос матери прервал тишину, превратив ее в нечто тягучее и липкое, как теплая смола. Ее слова вырвались хриплым стоном, будто сквозь сдавленное горло, а худые пальцы судорожно впились в руку отца, бессильно пытаясь оторвать его ладонь от своей шеи.
—Заткнись, сука! — он замахнулся, и в воздухе резко хлопнуло, — Я предупреждал, в моем доме никакой музыки!
Я прижалась к холодной стене, стараясь не дышать. Сегодня мама разучивала новую пьесу - легкие, переливчатые ноты плыли по дому, как солнечные зайчики. Я кружилась посреди гостиной, представляя себя балериной, а мама улыбалась, глядя на меня поверх пианино. Все было так...обыкновенно. Так правильно.
Но потом хлопнула дверь. Отец вернулся раньше.
Его шаги загрохотали по полу, как обвалы камней, а голос резал воздух, словно ржавое лезвие. Он ненавидел пианино. Говорил, что музыка - это глупости, что она "разрушает ум". Но почему-то никогда не выкидывал инструмент. Просто запрещал к нему прикасаться.
Я зажмурилась, когда раздался еще один удар. В ушах звенело, а в груди колотилось что-то маленькое и испуганное.
Скрип.
Половица на лестнице дрогнула под моей ногой. Мать резко повернула голову - ее глаза, широкие и влажные, на мгновение встретились с моими.
Я не помню, как оказалась в комнате. Только холод постельного белья, резко сменившийся теплом, когда я зарылась под одеяло. Боа - моя одноглазая плюшевая змея - обвилась вокруг руки, будто пытаясь защитить.
Кошмар впился в меня, как старый шрам, внезапно воспалившийся от прикосновения. Во сне я снова была маленькой - прижавшейся к стене, беспомощной. Отец. Мать. Хрип. Удар. Сердце колотилось так сильно, что я почувствовала его в висках. Я резко села на кровати, пальцы впились в простыню, оставляя морщины на безупречно гладком шелке.
"Опять этот сон..."
Мои пальцы автоматически потянулись к бедру, где всегда был клинок. Пусто. Еще не время.
18:47. Цифры на часах светились ядовито зеленым. За окном уже сгущались сумерки, окрашивая комнату в сизые тона. Сегодня был важный день. Дело.
Я провела ладонью по лицу, смахивая остатки сна и встала. Пол был холодным под босыми ногами - приятное покалывание, возвращающее к реальности.
Потянувшись, я направилась в ванную. Струи горячей воды обожгли кожу, смывая липкий пот ночных кошмар. Я стояла под душем, закрыв глаза, позволяя воде унести вместе с мыльной пеной остатки той дрожащей девочки.
Шкаф открылся с тихим щелчком. Пальцы скользнули по вешалкам, останавливаясь на черном платье - облегающем, с высоким разрезом. Достаточно скромное, чтобы не привлекать лишнего внимания. Я натянула его на себя, чувствуя, как ткань обволакивает тело, словно вторая кожа.
"Невинная девушка с вечеринки. Именно таких и любят богатые ублюдки."
Ванная светилась холодным светом, я наклонилась к зеркалу, выводя алую линию гуд. Тушь для ресниц - густо, чтобы глаза казались еще глубже. Тени - дымчатые, почти незаметные. Волосы - гладкие, темные, как смоль. Взгляд - пустой. Я повертелась, оценивая образ.
"Совершенство. Идеальная маска."
Я потянулась к шкафчику над раковиной. Внутри, за флаконами духов и баночками с кремами, лежали клинки. Сегодня ограничусь двумя. Оба блестели в полумраке, как зубы хищника. Я прикрепила ножны к бедру, проверила крепление. Лезвия скользнули в них с тихим шелестом.
"Готово."
Гостиная встретила меня тишиной. Я подошла к стереосистеме, пальцы замерли над кнопкой.
Музыка хлынула внезапно, заполняя пространство. Та самая пьеса, что играла мать в тот день. Теперь она звучала громко, нагло, будто бросая вызов самой себе.
Я закрыла глаза, позволив нотам проникнуть под кожу.
Тело начало двигаться само - плавно, чувственно. Платье вздымалось, каблуки стучали по полу в такт. Я напевала, представляя, как завтра эту мелодию будут передавать в новостях - фоном к криминальной сводке.
"Где каратель сейчас? Кто его следующая жертва?"
Я улыбнулась своему отражению в зеркале. Музыка стихла так же внезапно, как и началась. Я взяла ключи со столика у двери, поправила клинок под тканью.
"Охота начинается."
🔪
Такси доставило меня к сияющему монолиту отеля "Этиль" за пятнадцать минут. Свет софитов резал глаза, а гул лимузинов и смех подъезжающих гостей сливался в навязчивый шум. Я растворилась в толпе, рассеяно скользя по лицам. Вестибюль вывел в огромный банкетный зал, где воздух был густ от духов, дорогого табака и сладковатого аромата тысяч живых орхидей, спускающихся с потолка водопадами белых и пурпурных лепестков. Иллюзия райского сада для избранных.
Моя цель была здесь. Где-то.
Я взяла бокал шампанского у проносящегося официанта, сделала вид, что изучаю лепнину на стене. Пальцы бесшумно проверили шов платья у бедра. Клинки на месте, холод металла под шелком - единственная реальность в этом мире фальши. Искала я не просто мужчину, искала привычки, щели в броне. Нужно было увидеть его настоящим, когда он думает, что никто не смотрит.
И вот он. У рояля, окруженный группой мужчин в дорогих, но слегка нелепых костюмах. Сорок восемь лет, в анкете значилось: "женат, двое детей". Сейчас он держал бокал виски, жестикулируя, и его смех был громким, выдавая желание быть центром внимания. Его спутники - те самые "друзья-милиционеры", как в досье, - кивали, поддакивали, их позы кричали о подобострастии. Цель явно чувствовал себя хозяином положения, его грузная фигура излучала уверенность, купленную чужим страхом.
Но мой взгляд зацепился за другое. За его глаза. Они, эти маленькие, глубоко посаженные камешки, постоянно скользили по залу. Останавливаясь на женщинах. На молодых официантках, ловко лавирующих с подносами, на гостях в декольте, на танцующих парах. Взгляд был не просто оценивающим. Он был голодным. Хищным. Он задерживался на секунду дольше приличия, выхватывая изгибы талии, линию бедра, открытую шею. Это быв взгляд собственника, видящего добычу. И каждый раз, когда этот взгляд падал на очередную женщину, а уголки его губ чуть подрагивали в подобии улыбки, во мне поднималась волна ледяного презрения.
Женат. Двое детей. Снимок из досье - улыбающаяся женщина, двое подростков - мелькнул перед внутренним взором. Этот голодный взгляд был плевком в их лица, в само понятие верности. Это было знакомое, гадкое чувство - то самое, что я видела в глазах другого мужчины много лет назад, в доме, где музыка запрещена, а страх витал в воздухе. Твари. Все они - твари, прячущие клыки за галстуками и кольцами.
Его аппетиты - и к женщинам, и к демонстрации власти - делали его предсказуемым. Уязвимым.
Крошечный глоток шампанского обжег горло. Пора. Я медленно обошла зал, поймав его взгляд. Мои губы изогнулись в загадочную полуулыбку, когда я подняла палец, едва заметно указывая в сторону коридора с кабинетами. Его глаза вспыхнули узнаванием - он явно принял меня за кого-то другого, может за свое прошлое увлечение.
Когда он последовал за мной, я позаботилась, чтобы никто не заметил нашего ухода. Коридор был пуст, только наши отражения скользили по зеркальным стенам. Последняя дверь слева - кабинет для переговоров, роскошный, но сейчас пустой.
—Наконец-то уединились, — его голос был густым от виски и самоуверенности, когда дверь закрылась за нами. Он уже тянулся ко мне, когда я плавным движением отошла к массивному дубовому столу.
—Ты не помнишь меня? — я позволила голосу дрогнуть, играя в его игру. Его лицо на мир отразилось замешательство - он действительно не узнавал.
—Миллион таких как ты, дорогая, — усмехнувшись, его взгляд скользнул по моему декольте, — но ты... особенная.
— Особенная? Как твоя жена? Или как те девочки из провинции, которых ты "устраиваешь" на работу? — я улыбнулась, медленно проводя пальцами по краю стола.
— Ты кто? — его лицо вдруг стало каменным
— Последняя, кто увидит твое настоящее лицо, — шепнула я.
Клинок вышел из-под шелка так легко, будто сам воздух породил его. Он сверкнул в полумраке кабинета - холодная, живая сталь, жаждущая прикосновения.
Цель замер, его глаза расширились. Не страх еще - лишь недоумение. Он все еще не верит. Я улыбнулась.
Первый удар - в живот. Лезвие вошло мягко, как в спелый плод. Тепло хлынуло мне на пальцы, густое, ароматное. Он ахнул - не крик, а удивленный выдох, будто споткнулся на ровном месте.
—Тише, тише... — фраза ласковая, почти материнская.
Второй удар - между ребер. Сталь нашла путь сама, будто тянулась к чему-то важному внутри него. Его тело дрогнуло, руки схватились за меня, но уже без силы - пальцы лишь скользнули по шелку моего платья.
"Как они все одинаковы в конце..."
Он осел на колени, и я позволила клинку выскользнуть из раны. Кровь текла медленнее теперь — темная, почти черная в синеватом свете настольной лампы.
— П-почему... — его голос был хриплым, рваным.
Я наклонилась, чтобы лучше видеть его лицо.
— Потому что ты грязный, — прошептала я. — А я люблю чистоту.
Его дыхание стало частым, поверхностным - маленькие, жадные глотки воздуха, как у рыбы на берегу. Я наблюдала, как зрачки расширяются, как кожа теряет цвет, становясь восковой. Превращение.
Достала клеймо из кармана - изящная змейка, без которой дело не будет удачным. Нагрела его о пламя свечи на столе, пока металл не заалел.
— Автограф, — сказала я, прижигая ему кожу над сердцем.
Пахло жженым мясом, сладковато-горьким. Он уже не кричал — лишь дернулся, как кукла на нитке. Последний вздох вышел из его губ с легким свистом — "сссс..." — будто змея действительно уползла в темноту, унося его с собой.
Я отступила на шаг, любуясь картиной. Тело у моих ног было уже не человеком, а просто вещью - красивой в своем безмолвии. Кровь растекалась по паркету узорами, будто живая акварель.
"Смерть — это не грубость. Это откровение."
Я подняла клинок к свету - капли стекали по лезвию, как слезы. Мой взгляд упал в мое отражение в зеркале на стене, оно улыбалось - алые губы, безупречный макияж, ни капли на мне. Только пальцы чуть липкие, но это приятно.
"Скоро они найдут его. Увидят знак на груди. Испугаются. Поймут."
Дверь закрылась за мной так же тихо, как и открылась. В зале все еще играла музыка. Я скользнула в дамскую комнату - пустую, залитую мягким светом. Бегло оглядела себя: ни пятнышка. Даже каблуки остались чистыми - я знала, как ступать, чтобы не задеть лужицы. Пальцы под струей воды стали снова безупречными.
"Как у хирурга после операции", — подумала я, любуясь тем, как розовая вода исчезает в сливе.
Вытерла руки одноразовым полотенцем, поправила помаду.
"Сейчас где-то звонит телефон. Жена поднимает трубку. 'Произошло несчастье...' Дети услышат плач через стену. Утром в школе все будут шептаться за их спинами."
Мне вдруг представилось, как его дочь - та самая, что улыбалась на фото в досье - роняет слезу на учебник.
"Слезы — это тоже чистота. Единственное, что омывает таких, как он."
Я выбросила полотенце, проверила сумочку: ключи, пудра, клинок в чехле. Все на месте.
В зале гости смеялись, не подозревая, что среди них бродит легенда. Я взяла свежий бокал шампанского у официанта, сделала глоток. И растворилась в толпе, как тень между вспышками фотокамер.
Вино на языке игристое, почти сладкое. Я перекинула волосы за плечо, смеясь чьей-то плоской шутке - звук получился легким, естественным, будто во мне не было ни капли напряжения.
"Как будто я просто гостья. Как будто ничего не случилось."
Мужчина в смокинге - какой-то банкир или адвокат - ловит мой взгляд и подходит знакомиться. Его пальцы чуть дрожат, когда он берет мою руку.
"Нервничает. Интересно, что еще он чувствует?"
— Вы потрясающе танцуете, — говорит он, и я позволяю ему повести меня к танцполу.
Его руки на моей талии теплые, неуверенные. Музыка громкая, ритмичная - я закрываю глаза, позволяя телу двигаться, растворяясь в такте.
"Вот так. Просто танец. Просто вечер. Ничего особенного."
Но под веками - вспышка: его лицо в последний момент. Широко открытые глаза. Дрожь в губах.
"Прекрасно."
Я открываю глаза, делаю шаг назад, улыбаюсь своему новому знакомому.
— Мне нужно обновить бокал, — говорю я, проводя пальцем по краю. — А вы не знаете, кто этот мужчина у фонтана?
Он оборачивается, следует за моим взглядом.
— О, это Виктор Семенов. Владелец сети отелей. В том числе и этого. Почему вы спрашиваете?
Я прикусываю губу, делая вид, что смущаюсь.
— Просто... он весь вечер не сводит с меня глаз.
Банкир усмехается.
— Будьте аккуратны, он известный подлец.
Я подношу алкоголь к губам, скрывая улыбку.
"Подлец. Как удобно."
Виктор Семенов поворачивается, и наш взгляды встречаются на секунду. Достаточно. Я отхожу к фонтану, оставляя банкира с его недопитой мыслью.
"Новая игра начинается."