Дом, милый дом
Селин
"ОЧЕРЕДНАЯ ЖЕРТВА КАРАТЕЛЯ В БЕЗЛЮДНОМ ПЕРЕУЛКЕ" - заголовок газеты с новостями, приятно шуршащей у меня в руках, будто шепчет тайны. Чернила пахнут свежей печатью, но за буквами - крики о помощи. Они всегда кричат, даже если уже не могут.
Туннель под старым вокзалом пахнет сыростью и ржавчиной - как будто здесь навсегда застряли чужие мечты. Его прозвали "глотка" - когда-то здесь проходили товарные составы(не всегда легальные), которые часто пропадали, а теперь только бродяги и те, кому нужно остаться незамеченными.
Бутылка вина пошатывается на неровном асфальте, отражение в луже искажается - как правда в этом городе. Сделав глоток, я чувствую сладость любимого сорта - теплую, родную, почти живую. Как кровь. Переворачиваю страницу.
Фотография третьей жертвы за этот год. Тот самый Марк, что улыбался в зале суда, когда объявили о "пропаже" свидетеля. Его пальцы тогда постукивали по столу - будто отсчитывая секунды до собственной невиновности. Бывший торговец детьми. Смешно. Он просто стал осторожнее после оправдательного приговора. Но не настолько, чтобы не повернуться спиной к тени, которая пахнет корицей. Теперь он лежит в морге с двенадцатью ножевыми ранениями и клеймом на груди - тем самым, что уже годы сводит с ума весь город.
Они знают, что это мой почерк.
"На жертве замечено характерное клеймо типа А - змея, закрученная в круг, которое появляется чаще, чем клеймо типа Б - роза с каплями крови на шипах. Другой "судья" или разные рисунки для разных жертв? Полиция дает обнадеживающий комментарий: никаких следов ДНК и улик. Каратель вновь остается незамеченным и непойманым. Горожане чувствуют благодарность и страх одновременно", — осторожно упоминает газета
Черт, как же забавно читать о себе в третьем лице. Почему они не говорят как тихо становится в городе после?
Я аккуратно поправила кожаную куртку, защищаясь от ветра. Вино закончилось - пора домой. Газету оставлю здесь, где чернила преступлений медленно растворятся в подземной тьме, пока чья-то нога не смешает новости с грязью. Через несколько месяцев в ней появится новый заголовок.
Я выхожу не спеша, пальцы скользят по облупившейся стене, оставляя следы в пыли. Наверху город - Ройбуш. Место, в котором я родилась. Официальное население – 240 тысяч человек. На деле - меньше. Город проглатывает людей без следа в темных переулках.
Я выхожу на улицу грехов - когда-то главную артерию Ройбуша. Здесь торговали всем: от шелка до рабов. Фасады домов еще хранят следы былой роскоши: лепнина, заросшая плющом, витражи, заклеены газетами. Теперь тут лавки с поддельными паспортами ("Официальные!" - кричит табличка, но печать кривее, чем улыбка продавца), закусочные, где продают чужие секреты вместе с кофе и подворотни, где решают кому жить, а кому стать очередной жертвой "несчастного случая".
Ройбуш никогда не был простым - история известна только поколениям семей, об этом не пишут в учебниках: в 19 веке контрабандисты прятали золото в бочках с рыбой, в 20 веке "спецгрузы" везли в закрытые лаборатории (никто не спрашивал, что везут в черных фургонах) и совсем недавно наркоторговля, оружие, живой товар (девочки с озера до сих пор снятся мне в кошмарах).
А еще здесь всегда были каратели. Не те, о которых кричат газеты, а тихие. Их не ловили, их боялись. А потом забывали. Ройбуш не любит помнить.
— "Судья" знаменит ненавистью к взяточникам, подвешивал их на фонарях.
— "Кочегар" сжигал грешников в старых заводских печах.
— "Фармацевт" карал тех, кто продавал поддельные лекарства, почерком которого было оставлять пилюли в карманах.
Теперь здесь я.
Сворачиваю в старый парк - тот самый "буш" из названия. Деревья здесь стоят плотно, будто сговорились скрывать тайны. Тропа слева ведет к заброшенной больнице(там, в подвале, я впервые взяла нож), а справа к озеру, где топили машины с уликами(иногда они всплывают, как воспоминания). Прямо - дом. Мой дом.
Ключ поворачивается в замке. За моей спиной город задерживает дыхание. Он знает – завтра я выйду снова. И лес укроет мои следы.