Не одна.
Дом молчал.
Так, как могут молчать только старые, слишком вместительные стены, набравшиеся чужих дыханий и долгих теней.
Я стояла у лестницы, прислонившись плечом к перилам, и просто слушала.
Не потому что что-то услышала — а потому что тишина здесь была слишком плотной.
Как плед, который накинули поверх реальности.
И в этой тишине я вдруг осознала, что я не чувствую себя одинокой — но и не чувствую себя одной.
Все лампы на втором этаже были включены — я не могла себе позволить темноту.
Ванная, коридор, спальня, даже лампа у лестницы — всё горело.
Мягкий тёплый свет вытягивал формы из полумрака, отбивался бликами от гладкой тёмной мебели, скользил по стенам, как будто кто-то невидимый водил по ним ладонью.
Дом преобразился.
За последние две недели я сделала многое: перекрасила панели у лестницы в тёмно-серый, поменяла обивку на креслах в гостиной на выцветший бордовый, на кухне натянула плотные занавеси глубокого тыквенного оттенка.
Даже шторы в зале — те самые тяжёлые, словно бархатные, цвета мокрого угля — я подшила вручную, чтобы идеально закрывали окна до самого пола.
Я словно на ощупь собирала дом под себя, в свои оттенки, в своё пространство.
Не светлое. Не радостное. Но — живое, по-своему тёплое.
На полу лежали ковры с вытертым узором, от которых пахло пылью и травами.
Кухня была узкой и вытянутой, с железными подвесами под сковородки, тёмно-синими шкафчиками и ободранной плиткой, которую я собиралась заменить.
Зал — с высоким потолком, с почти панорамными окнами, выходящими прямо в сад. Эти окна иногда пугали меня. Особенно ночью.
Не люблю, когда кто-то может видеть тебя, а ты — не видишь в ответ.
Потому почти всегда они были закрыты.
На улице лил дождь.
Гроза бушевала где-то вдалеке — короткие отблески молний освещали край неба.
Я чувствовала, как ветер прижимается к стеклу, как деревья покачиваются под его натиском.
Я чувствовала себя… спокойной.
Наконец-то — дом.
Наконец-то — место.
Защищённое высоким железным забором, на вершинах которого торчали заострённые пики, как у средневековой крепости.
И только калитка выбивалась из общего ансамбля — более низкая, с декоративной аркой, будто остаток от прежних владельцев.
Она казалась уязвимой.
Но всё равно — я была уверена: внутри — я в безопасности.
Я провела рукой по перилам и собиралась спуститься вниз — выключить внизу свет, может, налить себе чаю.
Сделала шаг.
И в этот момент раздался хлопок.
Резкий. Глухой. Как удар металла по металлу.
Сердце сжалось.
В груди стало тесно.
Мурашки прошли по спине, как ледяные пальцы.
Я замерла.
Пересохло в горле.
— Что это было? — почти шёпотом спросила я сама себя, и мой голос прозвучал слишком громко в тишине.
Я прислушалась.
Молния вспыхнула за окном.
И снова — хлопок.
Точно такой же.
Снова.
Снова.
Хлоп. Хлоп. Хлоп.
С равными интервалами. Как будто кто-то снаружи играл в ритм.
Я медленно подошла к лестнице.
Спустилась на пару ступеней.
Скрип деревянных досок казался мне предательски громким.
Внизу — полумрак.
Свет я не включала. Только отблески молний выхватывали из темноты очертания мебели.
Я дошла до середины лестницы и взглянула вниз — прямиком на входную дверь.
В её стеклянной вставке было видно двор.
И там — калитка.
Ходила туда-сюда.
Медленно. До конца. Снова. До конца. Снова.
Хлоп.
Хлоп.
Хлоп.
Я прижалась лбом к перилам.
Сердце било так сильно, что я чувствовала пульсацию в висках.
Я точно помнила — я её закрыла.
И не было ветра.
Дождь лил стеной, но воздух стоял.
Всё вокруг — недвижимо.
А калитка — двигалась.
Я спустилась до конца. Подошла к двери.
Плотно закрытые шторы в зале двигались от сквозняка.
Я взглянула ещё раз в стекло.
Никого.
Во дворе — пусто.
Свет от фонаря освещал дорожку, кусты, клумбу, мокрые камни.
Но — никого.
Я открыла дверь.
Холодный воздух хлестнул в лицо.
Вышла.
На мне были только тонкие штаны и простая майка — всё моментально прилипло к коже.
Ноги утонули в мокрой траве.
Я побежала через двор, даже не помня, зачем.
Наверное, просто — остановить этот звук.
Калитка всё ещё раскачивалась, словно кто-то только что вышел, и за ней никто не был нужен.
Я резко схватила её и захлопнула.
Стояла, сжимая руками холодный металл, пока дождь стекал по лицу и спине.
Мои пальцы дрожали.
Я оглянулась.
Сквозь штору в зале виднелся тёплый свет.
Мой дом.
Мой.
И всё же…
Я почувствовала, как что-то наблюдает.
Не снаружи.
А изнутри.
…Я стояла, сжимая холодные прутья калитки, пока дождь отстукивал по моим плечам, голове, ладоням.
Ветер не дул. Листья не шевелились.
Но калитка до этого хлопала, будто кто-то раскачивал её изнутри.
И всё во мне кричало, что… это не было просто металлом, разыгравшимся под дождём.
Я резко обернулась.
Во дворе было серо, густо, расплывчато.
Я видела только, как редкие огни из окон дома прорезали туман дождя.
Большие окна, полные тусклого света.
И в этом свете — тени.
От штор, от мебели.
Но тени выглядели слишком… плотными.
Мурашки прошли по спине.
Я сделала шаг к дому.
И тут — резко остановилась.
Ощущение было острым, словно в глаза мне кто-то впился взглядом.
Не со стороны улицы.
Из дома.
Там, за окном, кто-то стоял. Или сидел. Или просто ждал.
Я не могла это объяснить. Я ничего не видела — только свои отблески в стёклах, отражения света, силуэты штор.
Но ощущение…
Оно било точно между лопатками.
Как будто кто-то следил за каждым моим движением.
Каждым вдохом.
Я сжалась. Подняла плечи.
Одежда на мне прилипла ко всем изгибам тела, как вторая кожа.
Майка насквозь намокла и стекала по животу, как ледяной шлейф.
Штаны прилипли к ногам, и я чувствовала, как дрожат колени.
Вода с волос струилась по спине, забираясь под ткань, по позвоночнику.
Я дышала резко.
Тяжело.
Воздух был горьким, с запахом мокрого железа и старой земли.
И всё же — я стояла.
Замерла, будто ожидала, что дом моргнёт, вдохнёт, пошевелится.
Я не хотела заходить.
Я боялась, что что бы там ни было — ждёт именно этого.
Моего возвращения.
Моего шага внутрь.
Но стоять здесь было невыносимо.
Холод впивался в кожу, как иглы.
Губы задрожали. Пальцы онемели.
И в какой-то момент я просто рванула к двери.
Молча. Почти вслепую.
Захлопнула за собой дверь с таким звуком, что он отозвался в груди.
Заперла замок, раз-два, потом засова.
Села прямо на коврик у входа и впервые за долгое время не могла дышать.
Мокрая. Замёрзшая.
Напуганная. Никогда не думала что такое может до дрожи в теле пугать.
Дом казался слишком тёплым внутри.
Как будто его температура не совпадала с тем, что должно быть.
Словно кто-то только что прошёл по коридору и оставил после себя дыхание.
Я осталась сидеть.
Вода капала с волос на пол.
Майка облепила грудь. Твердые соски выглядывали из под мокрой обжигающей майки.
Штаны холодили кожу. С них капали капли дождя.
И вдруг — в этой тишине — мне показалось, что я слышу, как кто-то наверху перешагивает.
Но я заставила себя не слушать.
Я просто сидела.
И пыталась забыть,
что что-то в этом доме изменилось. Изменилось не резко, постепенно. Я бы даже сказала специально.
Я сидела и упорно игнорировала всё пытаясь уверовать себя в том, что если ни о чем плохом не думать, то ничего плохого и не произойдёт.
Я даже не поняла в какой конкретно момент всё так изменилось... Дом ещё ощущался моим. Мне несомненно было здесь уютно, но чувство страха заставило сомневаться меня в этом. Колитка которая хлопала как от сильного ветра, которого не было. Вообще не было.
Странные звуки, происхождения которых мне всё ещё были не понятны.
Перемещение вещей. Но не заметно. Что бы заставить меня сомневаться. А значит думать об этом. Медленно сводить с ума. Мои предложения не давали мне спокойно выдохнуть.
Я поднялась по лестнице, ступая босыми ногами по тёплому дереву.
Каждая ступень казалась мягкой, как будто пропиталась влагой от моего тела.
Одежда налипла на меня, как вторая, мёртвая кожа.
От волос капало. Майка тянулась вниз от тяжести воды. Штаны были настолько мокрыми, что казались частью тела.
На втором этаже было тихо, свет всё ещё горел — я оставляла его намеренно, не желая погружаться в темноту.
Но даже с этим освещением казалось, что тени куда-то сползли.
Не исчезли.
А просто переместились.
В спальне я подошла к креслу, где лежал мягкий плед, и машинально стянула с себя майку.
Ткань слипалась, не хотела отпускать, пришлось отдирать почти с усилием.
На коже тут же поднялись мурашки.
Я сделала глубокий вдох и прошла к балконной двери, чтобы открыть её — впустить прохладу, смыть всё это липкое наваждение. Я знала что одна, ходить без одежды не было для меня чем то странным или комфортным. Я знала что одна. Вроде. Типо того.
Балкон был узкий, с коваными перилами и видом на лес, который теперь утопал в тумане и дождевых каплях.
Огни снаружи отражались в мокром стекле.
На секунду мне даже стало спокойно.
Почти уютно.
Я провела рукой по запотевшему стеклу и замерла.
Поза спиной.
Тихое, еле уловимое хихиканье.
Не громкое.
Не угрожающее.
Скорее... игривое.
Как будто кто-то, спрятавшись за дверью, наблюдал за мной — и смеялся.
Смеялся, потому что я ничего не знала.
Я обернулась резко, резко, как от выстрела.
Сердце в груди вжалось куда-то под рёбра, в горле стало сухо, глаза метнулись по комнате.
Никого.
Пусто.
Плед на кресле. Кровать. Моя вешалка с халатом.
Зеркало в углу.
Никого.
— Показалось, — выдохнула я вслух.
Слишком быстро.
Слишком громко.
Словно хотела уверить не себя, а того, кто, может быть, действительно стоял за дверью секунду назад.
Но больше ничего не было.
Я стояла, мокрая, полураздетая, в середине своей комнаты, ощущая, как холод проходит сквозь кости, и единственное, что слышала — это тишина, уже не та…
не своя.
Больше смех не повторился.
Никаких шагов.
Никаких слов.
Но теперь я знала точно:
кто-то был здесь.
Не физически.
Не рядом.
Но был.
И он знал, что я это почувствовала. Кем бы он не был.