3.
Глава 3
«Убийства происходили с улыбками, расстрел людей не имел большого значения для нас, Славных парней.»
— Генри Хилл
Лалиса
Billie Holiday тихо играла из старого радиоприемника у бассейна. Конденсат стекал по хрустальному стеклу, и столовое серебро блестело в ярком солнечном свете. Стоял жаркий июльский день, но устойчивый бриз был идеальной интерлюдией.
Огни вились вокруг деревянных планок внутреннего дворика, и розовые кустики моей мамы вовсю цвели. Стулья были мягкими, и еда хорошей, но только так можно было пообедать с кучей незнакомых людей. Однако реклама семидесятых годов, сидевшая напротив меня, казалось, не разделяла того же мнения.
— Как бы то ни было, коп отпустил меня и даже не взял мой кокс...
— Айрин.
Это слово было тихим предупреждением с места Чона за столом.
Она закатила глаза и сделала большой глоток вина, но больше ничего не сказала.
Мне было интересно, почему Чон отчитал ее и каковы их отношения. Родственные? Они, казалось, находили друг друга раздражающими, но я была уверена, что где-то слышала, что Чон был единственным ребенком. Пожилой муж Айрин, сидевший рядом с ней, не произнес ни слова, за исключением какого-то странного смешка. Я уже начала думать, что он плохо слышит.
Айрин была моей полной противоположностью. Там, где я молчала, она говорила самозабвенно и громко смеялась. Где я была скромной... она приклеила жвачку к салфетке, прежде чем съесть пасту, не накручивая ее на вилку. Я немного завидовала ее беззаботному подходу к жизни.
Техен сел с другой стороны от нее. Он откинулся на спинку стула с расстегнутым пиджаком, выглядя скучающим, но я знала его лучше. Видела, как он самодовольно почесал щетину на подбородке, словно был зол и удивлен одновременно. И это никогда не означало ничего хорошего. Он был красив, но если бы я не была его сестрой, я бы не приближалась к нему за километр. Его безрассудство было опасным для любого вовлеченного, особенно для него самого. Он поймал мой встревоженный взгляд и подмигнул мне.
Тихая болтовня и скрежет столового серебра заполнили двор, но под этим лежал напряженный воздух, который не рассеивался, неприятная вибрация, которую не мог унести с собой ветерок. Все, казалось, легко болтали между собой, так что, возможно, это была только я. Я отмахнулась от этого.
Айрин недолго молчала, хотя больше не говорила о восьми шариках кокса. Она сменила тему на лошадиные скачки. Это был приемлемый разговор, к которому многие присоединились. Не то, чтобы это зона свободная от наркотиков — на самом деле, многие люди проходили через этот дом ежедневно с наркотиками — но на открытом воздухе, это был этикет Коза Нострыпритворяясь, что мы являлись классическим примером семьи с белым забором. Даже если бы наши дома были окружены железными воротами и охраной.
Я была рада видеть, что Роза появилась вместо того, чтобы сесть на самолет и улететь на Кубу. Она сидела рядом со своим женихом и папой на другом конце стола.
Возможно, я и была трусихой, но рада, что не должна сидеть рядом с Чоном. Я была идеальной хозяйкой и вежливо отвечала на все вопросы — столь неуместные, какими иногда могли быть комментарии, пивших людей, — но с ним я не могла подобрать нужных слов. Я почувствовала, как косноязычно он коснулся моей точки притяжения, и, честно говоря, мне стало жарко, будто румянец постоянно согревал мою кожу.
Может говорить с ним не так уж и приятно, но смотреть в его сторону слишком легко. Если бы не его размер, он легко мог бы соответствовать симпатичным мальчишеским предпочтениям Розы, когда у него было трезвое выражение лица. Он был загорелым, его волосы были почти черными, и я не могла не заметить, что его бицепсы были четко очерчены через рубашку. Мой будущий шурин был еще красивее под ярким солнцем. К несчастью, его личность не совпадала.
Но что меня больше всего интриговало в его внешности, так это темные татуировки, проступавшие сквозь белую рубашку. Они были расплывчатыми, но мне показалось, что они проходили от плеча до золотых часов на запястье. У Чон Чонгука был рукав. Я знала, что этот джентльменский взгляд был сплошным дымом и зеркалами.
Он оглянулся и встретился со мной взглядом, будто почувствовал, что я наблюдаю за ним. Воздействие равнодушного взгляда все еще находило способ коснуться моей кожи, даже, если нас разделяло пять стульев. То, как он не должен был говорить мое имя, крутилось в моей голове, глубоко и многозначительно. Просто чтобы не выглядеть трусихой, я выдержала его взгляд на секунду, прежде чем отвернуться. У меня появилось внезапное ощущение, что для моего будущего здоровья... я не должна больше общаться с этим человеком.
— Я слышал, у тебя скоро концерт, Лалиса. — сказал дядя Мануэль, сидевший через несколько мест.
Его голос стал не чем иным, как воспоминанием о кровопролитии из-за той роли, которую он сыграл шесть месяцев назад. Я отпила глоток вина, не ощущая ничего, кроме вины и обиды.
Каждая пара глаз повернулась ко мне, все двадцать, но я видела только один из них.
— Да. — я заставила себя улыбнуться. — В субботу.
— Ты танцуешь? — спросила Айрин. — Как весело! Я немного брала уроки танцев, но... — она понизила голос. — Мы наверное, говорим о двух разных вещах.
Мои глаза блеснули.
— Ты имеешь в виду Степ?
Ее смех был легким и воздушным.
— Да, определенно Степ. Ты всегда танцуешь?
— Да, с самого детства.
— У тебя хорошо получается?
Я рассмеялась над этим прямым вопросом.
— Честно говоря, нет.
Моя мама пробормотала что-то несогласное с другого конца стола. Она была вынуждена не согласиться — это часть материнства — но я была посредственна в танцах и у меня не было проблем с признанием этого. Надо было чем-то заниматься. Чем-то заполнить однообразное время. Я любила это в детстве, но теперь это был просто рукав платья, не подходивший мне.
Разговоры стихли, и Айрин принялась возить брокколи по тарелке, словно ей было семь и она не любила овощи. Ее муж усмехнулся абсолютно ничему. Она закатила глаза и сделала большой глоток вина.
Обед продолжался бессмысленной болтовней, хорошей едой и питьем, но напряжение так и не рассеялось. Оно сидело здесь, не прерываясь. Как эхо, прежде чем слова были произнесены.
Мой брат откинулся на спинку стула, позвякивая кольцом, водя пальцем по бокалу с вином. Роза ела так, словно рядом с ней не сидел крупный мужчина, которого она не знала и за которого она собиралась выйти замуж через три недели.
Папа упомянул, что купил старый полигон, для стрельбы и разговоры об этом поплыли по столу, как эффект домино. Официанты только что подали тирамису на десерт, и я была готова к завершению обеда. Но, к сожалению, это неудобное напряжение вот-вот должно было вырваться из неизбежного. Все началось с невинного предложения мужчин посетить полигон. А потом я наблюдала, как все это развивается, как страшный сон. Чон, сидевший слева от меня, сардонически хмыкнул. Я узнала, что его зовут Стефан, хотя он не сказал больше ни слова.
Кольцо с бокала моего брата исчезло. Темный взгляд Техена сосредоточился на мужчине.
— Не думаю, что я понял твою шутку, Чон.
Стефан покачал головой.
— Просто у меня есть дела поважнее, чем смотреть, как кучка Манобан промахивается мимо цели.
— Ох-ох, — пробормотала Айрин себе под нос.
Я закрыла глаза. День, когда мой брат оставит все это без боя, будет днем падения неба.
—Техен, не надо... — предупредил Юнги, сидя рядом с моим братом.
Он всегда голос разума в этом дуэте. Но Техен даже не взглянул на своего кузена — вместо этого он улыбнулся Стефану Чон, и это было совсем не приятно.
Моя грудь сжалась, и я посмотрела вниз на стол, привлекая внимание отца, но он разговаривал с Чонгуком и моими дядями.
— Не совсем понимаю, о чем ты говоришь, — протянул Техен. — Я не заметил — как его звали? Ах, да, Пьеро...? — в глазах моего брата мелькнуло мрачное удовольствие. — Прямо в яблочко.
Веселье Техена сменилось мертвой тишиной, которую заметили даже члены семьи и гости во главе стола. Все вокруг застыло, как неподвижный кадр в журнале.
Я никогда не видела, чтобы такое происходило.
Мой пульс подскочил к горлу, когда чья-то рука обхватила меня за талию, поднимая на ноги. Моя голова была отброшена в сторону, когда холодный ствол прижался к моему виску. Раздались крики по-Итальянски. Стулья упали обратно на патио, и все вскочили на ноги. Пушки поднялись во все стороны.
Я слышала, как папа отдает приказы, но мое сердце заглушал его голос. Бу-бум. Бу-бум. Бу-бум. Ритм отдавался под холодным блеском страха.
Я не жила живописной жизнью, что бы ни говорила моя красная входная дверь и золотая ручка. Я стала свидетелем, как мой отец отрезал мужчине палец, когда мне было семь. Видела, как дядя выстрелил человеку в голову, его лицо лежало боком на окровавленном ковре, глаза были открыты. Видела ножевые раны, пулевые ранения, так много красного. Но несмотря на все это, у меня никогда не было пистолета, прижатого к голове. Я никогда не чувствовала холодного металла на своем виске. Никогда не ощущала, что моя жизнь может оборваться, просто так.
Холод в моих венах превратился в лед.
Голос Чонгука прорезал барабанный бой крови в моих ушах. Он был низким и гладким, и я ухватилась за это, как за спасательный плот.
— Опусти пистолет, Стефан.
— Он тот, кто убил Пьеро!
Ствол затрясся у меня над головой, легкие сжались, но я не пошевелила ни единым мускулом, глядя на живую изгородь вдоль железной ограды.
— Техен! — мой папа сорвался. — Не надо.
Я взглянула на брата, но только для того, чтобы посмотреть на конец ствола. Он собирался выстрелить в Чона позади меня, но с моими каблуками, мужчина не был выше меня.
— Ты чертовски плохо стреляешь, Техен. Мы все знаем, что ты заденешь любимую маленькую Манобан! — горячий голос Стефана вибрировал у меня за спиной.
— Опусти. Пистолет. — в словах Чонгука слышалось спокойствие с оттенком враждебности, как в океане перед бурей.
Одна секунда, две секунды. Стефан колебался.
Выстрел.
Что-то теплое и влажное ударило меня по лицу. У меня зазвенело в ушах, когда голоса вокруг меня погрузились под воду. Рука мужчины упала с меня, и глухой стук раздался, когда он приземлился на землю.
Голос диктора прокручивался в моей голове, убийство лилось из красных губ, снова и снова. Онемение затопило меня. Звуки врывались внутрь, вырывались из воды тяжелыми цепями, насквозь промокшие.
— Сядьте к чертовой матери! Живо! — раздался голос отца. — Мы закончим этот обед, черт возьми!
Потребовалось несколько секунд, чтобы осмыслить его слова и осознать, что все, кроме него и Николаса, напряженно сидят на своих стульях. Тяжелый, непроницаемый взгляд моего будущего шурина коснулся моей кожи, когда я уставилась на пистолет в одной из его рук.
— Лалиса! Сядь! — рявкнул папа.
Я плюхнулась на стул.
Теплая кровь стекала по моей щеке. Красное расплескалось по моему стулу и части белой скатерти. Ноги мертвого Чона коснулись моих собственных.
Я сидела, переводя взгляд с Айрин на Техена, который с наслаждением поглощал свой десерт.
— Лалиса.
Это маленькое предупреждение исходило от моего отца, и, поскольку мне было сказано, я отломила вилкой тирамису и положив в рот, стала жевать.
Положив руку на заднюю часть головы, я посмотрела на ясное голубое небо.
Если не принимать во внимание обстоятельства, это был действительно прекрасный день.