Ты, блин, серьезно?
На следующий день все уже знали.
Мне даже не нужно было говорить — шея говорила за меня.
Багровое пятно, чуть ниже уха, не прикрытое воротником и не замазанное тональником, сияло как откровение.
И как угроза.
Это не был просто засос.
Это была метка.
— Косолапов?! — фыркнула Лера из параллели, когда я проходила мимо. В её голосе — смесь ужаса и сплетни. — Ты, блин, серьёзно?!
Я даже не остановилась.
Просто медленно повернула к ней голову и посмотрела прямо в глаза.
Не с вызовом.
С уверенностью.
И улыбнулась.
Чуть.
Нерезко.
Но так, что ей стало не по себе.
Я чувствовала — десятки глаз скользят за мной, цепляются за изгибы, за шею, за волосы.
Коридор шептал:
— Они что, теперь встречаются?
— Слышала, он её в кладовке прижал...
— Да ладно, это же Мия! Когда она вообще... с кем-то?..
Плевать.
Пусть.
Я прошла сквозь эту жужжащую массу, как горячий нож сквозь масло.
У столовой Алина — как тень. Вцепилась в мою руку, пальцы дрожали.
— Ты вообще в курсе, что все теперь уверены, что вы... ну...
Я повернулась к ней, медленно вытягивая руку.
Смотрела прямо, ровно.
Словно сказала это уже тысячу раз:
— Спим вместе? Ну и пусть.
Она открыла рот, будто хотела что-то сказать, оправдать, предупредить...
Но я уже развернулась и пошла.
Потому что мне не нужно было объяснять.
Всё было сказано — на моей коже.
***
На литературе — он.
Сел рядом, как будто у него было право.
Не спросил. Не спросил и не собирался.
Колено — впритык.
Я почувствовала это сразу. Как электрический разряд.
Я чуть повернула голову, не глядя в глаза:
— Отодвинься.
— Нет.
Его голос — тихий, но твёрдый.
Непоколебимый.
А потом — его рука.
Спокойно, размеренно, почти лениво легла на моё бедро.
Не жадно.
Владельчески.
Как будто это был его стул, его парта, его я.
Я не дёрнулась.
Не убрала.
Пульс — ускорился.
Он заметил.
И улыбнулся.
Не широко.
В уголках губ — знание. Контроль. Победа.
Я опустила глаза на его руку.
Потом — на свою.
Сцепила пальцы и ничего не сказала.
Потому что внутри было так громко, что никакие слова не справились бы.
***
На парте — шоколадка.
Сверху — жёлтый стикер:
«Не спорь.»
Я крутила её в руках, пока преподаватель не зашёл.
Положила в рюкзак.
Не потому что сдалась. А потому что захотела.
Позже, на перемене, я вышла в холл.
Куртку забыла в классе.
И вдруг — его куртка на моих плечах.
Я обернулась. Он уже уходил.
Даже не остановился, чтобы увидеть мою реакцию.
Только бросил через плечо:
— Замёрзнешь.
Он всегда уходил сразу.
Словно знал, когда границы уже сдвинуты.
***
У шкафчиков — он снова.
Как будто встроен в пространство вокруг меня.
Спокойный. Спокойный снаружи.
Пульсирующий внутри.
— Ты собираешься играть со мной так до конца года?
Голос — низкий, ленивый, как будто ему скучно.
Но в зрачках — искры.
Я склонила голову:
— А у тебя есть другие планы?
Он подошёл ближе.
Становясь тенью за моей спиной, теплом возле щёки.
Телом между мной и всем остальным миром.
— Миллион.
Пауза.
И тихо, почти на выдохе:
— Но все они — о тебе.
Я слышала, как в коридоре кто-то обернулся.
Как за спиной кто-то замер.
Но нам было всё равно.
Потому что в этой точке — существовали только мы.
***
На физре я встала в пару с Димой.
Сознательно.
Принципиально.
С вызовом.
— О, привет, — Дима улыбнулся, делая наклон, — не знал, что мы теперь партнёры.
— Привыкай, — сказала я, будто ничего особенного.
Но на самом деле каждое моё движение было рассчитано.
Я наклонялась медленно.
Позволяла руке скользнуть рядом с его.
Смеялась в голос, нарочно чуть громче.
Саша стоял в другом конце зала.
Я чувствовала — он смотрит.
Не просто взглядом. Прицельно. Жёстко.
На третьей минуте он сорвался:
— Меняемся.
Голос — резкий, с глухим надрывом.
Все обернулись.
Учительница даже рот открыла.
Дима поднял руки, как будто сдавался:
— Я... окей, вообще без проблем, — пробормотал он и испарился, как туман.
Саша подошёл и встал за меня вплотную.
Я не обернулась. Но чувствовала — его дыхание где-то у затылка.
— Готова? — хрипло.
— Всегда.
Он подхватывает меня под спину, рука скользит ниже, останавливается на талии.
Плотно. Уверенно.
— Ты специально выводишь меня? — он наклоняется ближе, и это почти не слышно.
Но я слышу. Каждой клеткой.
— Может быть.
Пальцы чуть сильнее впиваются в кожу.
Не чтобы причинить боль.
А чтобы оставить след.
Никто из зала не видел.
Но я знала: в раздевалке уже шепчутся.
И все уже поняли.
***
Большая перемена. Столовая.
Толпа. Жужжание голосов, скрежет подносов, спешка.
Я сижу у окна, облокотившись на руку.
Говорю с Алиной ни о чём, даже не слушаю себя.
И тут — он.
Подходит молча.
Берёт чужую чашку передо мной, отодвигает в сторону, как мусор.
Ставит свою.
Белая керамика. Горячий кофе.
— Пей. Ты любишь без сахара.
Тишина.
Реально тишина.
Столовая затихла. Даже пластиковая вилка перестала стучать о поднос где-то сбоку.
Я беру чашку.
Наши пальцы встречаются.
И на секунду — всё вокруг исчезает.
— Спасибо, — говорю я.
Слишком сладко.
Слишком невинно.
Он смотрит.
Глаза — как пламя в бензине.
Я вижу в них ярость, похоть, страх и тягу. Всё сразу.
Он понял, что это война.
Но теперь — слишком поздно отступать.
***
После последнего звонка я выхожу из школы.
Солнце уже садится.
Асфальт тёплый, воздух густой, как мёд.
И он — стоит.
У ворот.
Прислонившись к скутеру.
Кожаная куртка. Прямая спина. Тень на лице.
Он смотрит на меня, как будто уже знает, что я скажу.
— Садись, — говорит он просто.
Будто это логично.
Будто это уже решено.
— Нет.
Он делает шаг.
Тень становится ближе.
— Садись, или я понесу тебя на руках.
Я смотрю ему в лицо.
Он серьёзен. До дрожи.
Я сажусь.
Молча. Без улыбки. Без капли покорности.
Он заводит мотор.
Его руки ложатся на мои бёдра.
Уверенно. Без пафоса.
Как будто это место принадлежит ему. С самого начала.
— Держись.
Я обнимаю его за талию.
Щека касается его спины.
Грудь бьётся в ритме двигателя.
Скорость.
Ветер.
Удары сердца в животе.
Его запах — смесь дыма, бензина, одеколона.
Его движение — резкое, как он.
И где-то внутри меня —
тихо.
Пронзительно.
Необратимо.
Он больше не играет.
Он метит.
И я знала —
он не отпустит.
Даже если я попрошу.