На грани
Утро началось с круассана.
И с капучино — горячего, густого, с пеной, будто облаком.
Он стоял на моей парте, как вызов. Как подношение.
Термокружка.
На крышке — стикер.
Его почерк: нажимистый, нетерпеливый, чуть неровный. Как будто писал на весу, на коленке, между жизнью и безумием.
«Ешь. Я знаю, ты не завтракаешь.»
Я взяла кружку, как берут чужую рубашку после ночи.
Держала обеими руками. Долго.
Круассан тоже был ещё тёплый, как будто... он подогрел.
Я не улыбнулась.
Не закатила глаза.
Не растаяла.
Но...
Я знала. Он смотрит.
Из последнего ряда.
Сквозь шум. Сквозь стены. Сквозь меня.
После химии — шкафчик.
Открываю.
Внутри — новый учебник.
Точно такой же, как мой старый.
Только без разводов от реактивов.
Без рваной страницы.
Без моих криво подчёркнутых формул.
На первой странице — пометки.
Красной гелевой ручкой.
Строчки, выведенные быстро, чуть коряво:
«На прошлой неделе ты заляпала старый реактивами. Не благодари.»
Я не поблагодарила.
Не дала повода.
Не дала победу.
Но...
Пальцы всё равно скользнули по корешку.
Как будто обжечься.
Он знал, что мне это нужно.
До того, как я поняла сама.
Библиотека. После четвёртого урока.
Я раскрыла тетрадь, и там —
Цветок.
Засушенный, серо-фиолетовый, хрупкий, как дыхание перед сном.
Он лежал между страниц, как будто знал, что я туда посмотрю.
Как будто... он следит за моими привычками. За мной.
Рядом — снова стикер.
Маленький. Почти невидимый.
Но слова — врезались в дыхание:
«Нашёл сегодня утром. Напоминает тебя. Дикая, но красивая.»
Я закрыла тетрадь медленно.
Цветок не выпал. Он будто прижился.
Я спрятала его в карман.
Пусть лежит ближе к сердцу.
Как напоминание.
О том, кто здесь начал игру.
И кто теперь не собирается проигрывать.
Антон.
Самая близкая цель.
Высокий. Широкоплечий.
С глазами, которые всегда что-то считают — шансы, бедра, риски.
Лучший друг Саши.
Идеальная мишень.
Перед историей я подошла к нему.
Нарочно.
В упор.
Уронила ручку.
Она покатилась прямо к его ногам.
Он заметил.
Наклонился. Я — тоже.
Смотрим друг другу в глаза.
Расстояние — дыхание.
Я чувствую, как дрожит воздух между нашими щеками.
— Подскажешь параграф к контрольной? — мой голос льётся, как растаявший мёд.
Тягучий. Невинный. Слишком мягкий, чтобы не подозревать яд.
Антон выпрямляется с ручкой в руке.
Но не отдаёт.
Ухмылка растёт на губах, как ледяная гравитация.
— Ты уверена, что Косолапов тебе не поможет?
Я обвожу его взглядом — от ключиц до ресниц.
Чуть улыбаюсь.
И касаюсь его руки.
Случайно.
Нет.
Точно.
— А почему он должен?
Его друзья рядом.
Молчат. Но смотрят.
И он.
Саша.
Он вошёл в класс через пять минут.
Плечи — каменные.
Глаза — без выражения.
Но тишина в нём — как перед землетрясением.
Он видит нас.
Меня. Рядом с Антоном.
Меня — улыбающуюся.
Меня — с пальцами на чужом плече.
Шаг.
Второй.
Он подходит.
Без слов.
Берёт учебник Антона.
Отодвигает.
Садится между нами.
— Место занято, — голос ровный, вылизанный льдом. Без эмоций. Но от этого — хуже.
Антон не шевелится.
Просто белеет.
Я смотрю. Жду.
И встаю.
Ухожу.
На другую парту.
Молча.
Но внутри — жар.
Огонь по венам.
После уроков Антон нагоняет меня у раздевалки.
Резко. Громко. Почти с паникой.
— Ты совсем поехала?! Он же меня прибьёт!
Я прислоняюсь к стене.
Смотрю на него спокойно.
— Почему? Вы же просто друзья.
— Он смотрит на тебя, как на добычу, Мия! — он почти шипит. — Он тебя в рот не берёт, но метит, как может! А ты...
Он осекается.
Глотает слюну.
Понимает, что сказал лишнее.
Я смеюсь.
Негромко. Но в голосе — удар током.
И вот он.
Саша.
Появляется рядом, будто вырос из пола.
— Отошли.
Тихо.
Холодно.
Словно приказал не человеку — стене.
Антон отступает.
Молча.
Без попыток оправдаться.
Утро.
Я открываю шкафчик.
Внутри — чёрная бархатная коробочка.
Маленькая. Тяжёлая.
Как угроза.
Как обещание.
Сердце замирает на два удара.
Потом — щёлк.
Открываю.
Кольцо.
Серебряное.
Минималистичное.
Внутри — тонкая гравировка:
«Моя.»
Без подписи.
Без объяснений.
Без выбора.
Я надеваю.
На безымянный.
Смотрю, как металл ложится на кожу — точно. Слишком точно.
И понимаю —
что-то изменилось.
Без возможности откатить назад.
Он видит кольцо в столовой.
Вижу, как взгляд цепляется за руку.
Как пальцы на подносе замирают.
Глаза вспыхивают.
Челюсть каменеет.
Он не говорит ни слова.
Но он не улыбается.
Он ждёт.
Чего-то гораздо большего.
После школы —
пустой кабинет.
Я иду за ним.
Не зовёт. Просто идёт.
И я — за ним.
Он закрывает дверь.
Щелчок замка.
И мы — в ловушке. Только друг для друга.
— Ты носишь моё кольцо, — говорит он.
Ни тени вопроса.
Констатация. Власть. Метка.
— Оно красивое, — я касаюсь его груди.
Через футболку. Через жар.
Через линию, которую он давно стер.
Он отбрасывает меня к столу.
Не грубо. Но жёстко.
Пальцы сжимаются на бедре.
Тело прижимается.
Горячее. Властное. Знакомое.
— Ты играешь в опасную игру.
— Ты начал первым.
Он склоняется.
Его губы врезаются в мои.
Но это не поцелуй.
Это — взрыв.
Наказание. Контроль. Отметина.
Его зубы вонзаются в нижнюю губу.
Боль — резкая.
Сладкая.
Острая, как шрам внутри сердца.
Я вскрикиваю.
Он отстраняется.
Глаза — тёмные.
Зрачки расширены.
Он — без тормозов.
— Следующий раз будет больнее.
Голос — как прикосновение раскалённого металла.
Я улыбаюсь.
Чуть. Осторожно. Смело.
Он срывается.
И второй поцелуй —
как конец света.
Или начало нас.
Он сжигает воздух.
Он шепчет кожей.
Он рвёт дыхание.
Больше нет логики.
Нет войны.
Нет игры.
Только —
я.
Он.
И чувство, которое страшнее, чем страх.
И которое не остановить.