Зажигалка и провокация
Утром я открыла шкафчик — и внутри лежала та самая зажигалка, рядом дописка: «Твой ход».
Сердце дернулось. Я провела пальцем по знакомому металлу — он был холодным, твёрдым, как решительность. План уже зреет.
Я загладила рубашку, вложила зажигалку в карман и вышла на перемену.
Шум коридора, пересмешки, щебет перемен — я села рядом с Димой. Нарочно коснулась его руки, прищурилась в сторону Саши, пятой точки уже горела от желания.
Дима засмеялся:
— Смешно ты шутишь.
— Я знаю. Это потому что вижу источник вдохновения, — прошептала я.
Он обнял плечо. Я уронила взгляд — и поймала косой взгляд: Саша.
Его глаза стали совсем тёмными, почти чёрными. Напряжение между нами проступило, как трещина в стекле.
Я улыбнулась — даже сама себе.
Это оно.
Когда звонок прозвенел — я встала и легко пошла к выходу. Сердце уже не тревожилось, оно билась возбуждённо, как барабан на старте.
У выхода он стоял — скрестив руки так, что тень на стене выстраивалась в фигуру границы: «не проходи».
— Забери свою вещь, — сказала я, доставая зажигалку и протягивая ему, но не смотря в лицо.
Он посмотрел на неё, потом на меня. Молчал.
— Оставь её, — предложила я мягко. — Просто оставь.
Его взгляд сместился ко мне. Я читала в нём бесконечную бурю.
— Почему? — тихо спросил он. — Ты же... больше не играешь.
Я ответила улыбкой:
— Нет? Или всё ещё есть игра?
В этот момент он сломался совершенно.
Как молоток рушит гранит.
— ХВАТИТ! — рявкнул он. Голос отозвался эхом в коридоре. Школьники замерли, вытаращили глаза.
Он схватил меня за плечи и прижал к стене, так близко, что я чувствовала каждое его дыхание, сердце, каждый хлопок крови в ушах.
— Ты хочешь довести меня до...? — губы дрожали, слова рвались, как нити. — Чтобы я... всё порвал черт знает что! Чтобы упал на колени?!
Его пальцы дрожали — и мне это больно понравилось. Потому что я знала: он реально опасен.
Я кивнула, ощущая как внутри меня растёт искра:
— Вот он, настоящий Косолапов.
Между нами наступила тишина. Он качнул головой — как будто щелкнул выключателем.
И тогда он поцеловал меня.
Горячо. Жестко. Без спроса, как вызов. Как объявление войны.
Он завалил меня на стену, губы были твердыми, как намерение. Я сначала не сопротивлялась — только чувствовала, как ломаются последние барьеры.
И... ответила.
Наши губы слились в шёпоте, в релаксе, в вызове.
Первый поцелуй, украденный. Ироничный, напористый, с привкусом сигареты и напряжения.
Закончив поцелуй, мы отступили.
Я быстро вырвалась из его захвата, отряхнулась, чтобы восстановиться.
Школьники шарахались, поднялся шепот: «Что-то происходит...»
Но я уже не была той, кто стесняется.
— И что? — прохрипела я. — Удовлетворился?
Он тяжело дышал.
— Нет, — сказал, глядя мне в глаза. — Мне нужно сказать... что-то ещё.
Подошёл ближе. Голос был мягче, почти дрожащий:
— Я... не знаю, как быть с этим. — Он провёл рукой по её бумажке. — Я проиграл? Не знаю. Но... теперь я вижу тебя иначе.
Я усмехнулась и плечами:
— Как дальше? Горячо и без правил?
Он улыбнулся, не отрывая глаз:
— Без правил. Только правда.
Тогда он отнялся, отступил, даром не делал движения.
Его глаза блестели ночью.
Утром я снова подошла к шкафчику, и там — новая записка:
"Ты выиграла. Но я не сдаюсь."
И чёрная роза — одна, колючая, с острыми лепестками, но живущая, упрямая.
Я взяла её осторожно, почувствовала пушистую середину, прохладный стебель, шип. Провела пальцем по книжке — и испытала двойное ощущение: маленькой победы и чувства, что только начинается настоящее.
Зажигалка теперь в кармане. Роза — в руке.
Может, это знак, что следующий ход — уже не игра.
И, возможно... он тоже это понял.