Под маской
На следующий день он не шутил.
Не язвил. Не жал словами, не стрелял подколками, не ронял реплик, острых как стекло.
Он улыбался.
И это было страшнее всего.
Если Косолапов улыбался — значит, он открыл сезон охоты.
И ты — уже на мушке.
Когда я вошла в класс, он уже сидел у окна.
Локоть — на подоконнике.
Голова — чуть склонилась, будто он размышлял о возвышенном.
Но с его глазами это выглядело не как мечтание — а как сканирование на слабость.
Он повернул голову. Встретился со мной взглядом.
И... улыбнулся.
Не ехидно. Не самодовольно. Почти — тепло.
Почти по-дружески.
Почти — искренне.
Я приостановилась. Всего на долю секунды.
Но достаточно, чтобы он заметил.
По легкому, почти невидимому прищуру — я поняла: заметил.
"Начинаешь? Ну давай. Играй."
Я прошла мимо, не сбавляя шага.
Но ощущение его взгляда осталось на затылке — как солнечный ожог.
Первый урок — история.
Учительница вошла, будто её только что вытряхнули из шкафа с бумагами: взлохмаченная, уставшая, с сумкой, полной лекций и хаоса.
Начала рассказывать про Французскую революцию — и уже через две минуты путалась в датах, именах и смысле.
Я слушала вполуха. Не потому что неинтересно.
А потому что он смотрел.
Не в упор — искоса.
Как хищник, играющий в тень.
Как будто ждал не ответа — а ошибки.
— Мия, — его голос был почти шёпотом.
Я медленно повернулась. Слишком медленно, чтобы это можно было назвать «внезапно».
— Что?
Он держал в руке лист бумаги.
Чистый. Идеально оторванный. Ни одной сердечка, ни намёка на подкол.
Только аккуратная верхняя линия под имя.
— У тебя страница порвалась. Вот.
Он говорил... заботливо.
Слишком заботливо.
Словно бросал монету в колодец: легко — но ждал, что она всплеснёт смыслом.
Я взяла лист. Пальцы дрогнули — не от волнения, скорее от напряжения — и тут же сжались.
Не потому что верила.
А потому что мне стало интересно — до чего он дойдёт.
В его глазах — спокойствие.
В моих — наблюдение.
Ты стараешься слишком явно, Косолапов.
Через пару минут — ещё взгляд.
Он не просто играл.
Он высчитывал.
В классе повисла вязкая тишина.
Но внутри — будто медленно скручивалась пружина.
Пока он ждал, когда я дрогну — я наблюдала, как он сжимает пальцы чуть крепче на краю стола. Почти незаметно.
Когда учительница вышла за картой, класс оживился.
TikTok, шёпот, «кто с кем мутит».
Саша перегнулся ближе.
— А ты всегда такая собранная? Даже на революциях?
— Я предпочитаю не устраивать свои личные, — отрезала я, не поворачивая головы.
— А зря. Внутри тебя точно живёт якобинец.
Я повернулась к нему. Лицо ровное, губы — в почти-улыбке.
— Тебе бы в театр. Переиграл бы всех.
— А ты бы могла писать сценарии. Твои реплики — колючие. Но со вкусом.
Он снова улыбнулся.
Я — тоже.
Но это не была игра в флирт.
Это было: «Я вижу, как ты строишь ловушку — но у меня уже готова своя.»
На перемене он подошёл ко мне у шкафчиков.
Я как раз закрывала замок, когда он встал рядом. Не навязчиво. Но намеренно.
— Слушай... — тихо. Почти извиняющимся тоном.
— Я, наверное, вчера перегнул.
Я обернулась. Облокотилась на дверцу, скрестив руки.
— Только вчера?
Он усмехнулся, будто признавая попадание.
— Мы с тобой... странные. Как будто всё время на войне.
Может, хватит?
Я смотрела на него внимательно.
Он был другим.
Мягким. Слишком гладким.
Словно злодей, решивший сменить амплуа — по сценарию.
— Ты предлагаешь перемирие?
Он пожал плечами.
— Я предлагаю не быть клише. Это не сериал. Это — школа.
— Ошибаешься, Косолапов. Это именно сериал. Только... со сценарием, который пишу я.
Он усмехнулся.
И впервые — засмеялся по-настоящему.
— Ну, хоть не влепила пощёчину. Уже прогресс.
— Ещё не вечер.
Если бы ты знал, что я слышала.
Если бы ты знал, что теперь я — не пешка. Я игрок.
После обеда — биология.
Кабинет с вонью спирта и растениями, у которых давно умерла надежда.
Учитель, как всегда, в своей серой кофте и с чайной кружкой.
— Косолапов и Иронова, — пробормотал он. — Вместе.
Класс взорвался сдержанным "оооо".
Я даже не дёрнулась. Просто села.
Он тоже. Ближе, чем нужно.
— Я надеялся, что выпадешь ты, — прошептал, открывая тетрадь.
— А я надеялась, что биологию отменят, — отозвалась я, не отрывая взгляда от задания. — Разочарование — взаимно.
Он усмехнулся.
Мы зарисовывали лист. Он писал лениво. Я — быстро.
Он наблюдал. Как будто я — под микроскопом.
А потом — подвинул свою тетрадь. Ровно настолько, чтобы я увидела:
"Мия умеет всё.
Кроме как признать, что её тянет к тем, кто опасен."
Я подняла глаза. Встретилась с его взглядом.
— Это ты о себе? Или это цитата из твоих сериалов?
— А ты о чём подумала? — прищурился, будто надеясь на откровенность.
Я ничего не сказала.
Только улыбнулась.
Не по-женски. Не по-доброму.
А как человек, который знает больше, чем должен.
Он почувствовал.
И понял: теперь я — тоже в игре.
*****
После школы
Ветер пах уходящим днём.
Я застёгивала куртку, когда он прошёл мимо.
Не медленно. Не быстро.
Просто — мимо.
Но — с той самой улыбкой.
Не хищной. Не наглой.
А... почти настоящей.
Я не обернулась. Только слегка кивнула.
Он заметил.
Он всегда замечает.
Он думает, что всё идёт по его плану.
Он думает, что я — цель.
Но он ошибается.
Пока он улыбается — я считаю ходы.
Пока он флиртует — я расставляю ловушки.
И когда он поймёт...
...будет поздно.
*****
Вечером, дома, когда чат класса захлебнулся в глупых стикерах и фото булочек из столовки,
он прислал мем.
Про школу.
Про девочку, которая забывает тетради, и парня, который отвечает: «Зато я не забыл тебя полюбить».
Я посмотрела. Уже хотела пролистнуть.
Второе сообщение:
"Я знаю, ты не любишь глупости.
Но мне хотелось, чтобы ты улыбнулась."
Без смайлов. Без продолжения.
Я не ответила.
Положила телефон экраном вниз.
Но внутри — что-то кольнуло.
Ты хорош в этом, Косолапов.
Ты знаешь, как давить — не давя.
Как входить — не открывая дверь.
Но я уже вижу, куда ведёт твоя дорожка.