С врагами не флиртуют
Утро воняло гарью.
То ли кто-то курил у самого входа, то ли воздух сам по себе решил сообщить, что день будет из разряда «держись». Тяжёлый, как перед грозой. Плотный, вязкий. Не сигареты — нет. Скорее, тревога, медленно оседающая на плечах.
Я подтянула лямку рюкзака и шагнула за ворота лицея.
Толпа гудела, как всегда: кто-то бежал, кто-то ржал, кто-то уже умудрился опрокинуть хот-дог и проклял день вслух.
Всё по сценарию.
Как и он.
Александр Косолапов.
Через школьный двор он шёл, как режиссер через съёмочную площадку. Ничего не делал, но пространство подстраивалось под него.
Чёрная рубашка — чуть расстёгнута. Челюсть — напряжённая. Взгляд — как вспышка. Он был не человеком — явлением.
Высокий. Ленивый. Опасный.
Он не шёл — он рассекал коридор, как нож по хрупкой обёртке.
А главное — он всегда знал, что я рядом.
У каждой школы есть свой хищник. У нас — Косолапов.
И по какой-то загадочной логике, меня он выбирал постоянно.
Хотя я всегда была невидимой.
Серая толстовка. Низкий хвост. Сарказм вместо слёз.
Я не визжала, не флиртовала, не пыталась угодить.
Возможно, именно это его и бесило.
Он не бил. Он говорил.
Тонко, метко, холодно.
Так, что слова вонзались глубже, чем кулаки.
И вот — снова. Он впереди.
Уверенный, как будто весь мир уже его, и он просто выбирает, чем поиграть сегодня.
Я опустила глаза. Наивная.
— О, Ироновна. Снова в моде "чем хуже — тем стильнее"?
Голос — низкий, ленивый. В нём полоскалась усмешка, но что-то под ней скреблось.
Я подняла взгляд. Медленно.
Внутри всё сжалось, но лицо было — маска.
— А ты всё ещё путаешь стиль с дороговизной. Хотя... тебе это простительно. На вкус у тебя, как у булочной булки.
Он замер. В глазах — короткая искра. Он ожидал укола, но не такого.
Секунда — и усмешка вернулась. Чуть кривая. Чуть опасная.
— Острый язык, как всегда, — сказал он, будто изучая меня под светом лампы. — Зря ты так. Я могу обидеться.
— Альфа-самец с чувствами? Запишу. Новая рубрика: "Косолапов и эмоции. Научная фантастика".
У него дёрнулся угол губ.
Но глаза — не смеялись.
Он не ответил.
Просто смотрел, как я прохожу мимо.
Спокойно. Медленно.
Не оборачиваясь.
Но я чувствовала его взгляд между лопаток. Будто он нарисовал на моей коже прицел.
На уроке алгебры я заняла своё привычное место у окна.
Мир за стеклом был куда спокойнее, чем класс внутри.
Я молилась — пусть сядет в другой конец. Пусть оставит меня в покое.
Он сел рядом.
Не спрашивая.
Не глядя.
Но всё равно — захватывая пространство.
Пахло мятой и чем-то... острым. Как будто воздух рядом с ним имел зубы.
— "Решение уравнения"... Кто бы так мне решал мои жизненные задачи, — пробормотал он.— "Пропорциональность"... Ты ведь пропорциональная? Хотя нет. Ты — в углах. Острых. Как твой язык.
Я сжала ручку. Ногти впились в ладонь.
Не ответила. Он этого и добивался.
На английском он уже ждал меня у парты.
Как будто знал: я приду ровно через пять секунд.
Как будто время подстраивается под его хищную лень.
Я села. Распечатка перед глазами — исписанная.
Сердечки. Кривые, детские.
А в центре — жирное:
"Мия любит Косолапова."
Я замерла.
Уши вспыхнули.
Учительница взяла лист, вслух:
— Кто автор?
— Кто-то признался, — проговорил он, фальшиво невинным голосом. — Я, конечно, скромный... пока.
Смех. Не громкий — но разящий.
Я сидела, не шевелясь.
Только подбородок чуть дрогнул.
На перемене — умывальник. Холодная вода.
Мокрый дневник на полу.
Мой.
Имя расплылось. Страницы вздулись, как кожа после ожога.
Я наклонилась, медленно подняла его.
Пальцы дрожали. Ноги — ватные.
Но лицо — снова маска.
Никто не стоял рядом.
Никто не видел.
Но я знала.
Это был он.
Без шума. Без улик. Только почерк.
Столовая. Гул. Запах супа, кофе, жареного отчаяния.
Я ушла в дальний угол. Под перегородку.
Моё убежище.
Картошка на тарелке — холодная. Я ковыряла её, будто пыталась зарезать злость.
И тут — голоса.
Антон. Никита.
Он.
— Ты серьёзно? — фыркнул Никита.
— Абсолютно, — лениво отозвался Саша. — Я заставлю её влюбиться.
— Мию? Она же как бетон.
— Вот именно. Интересно же.
Пауза.
— Она единственная, кто не боится смотреть мне в глаза. Я хочу увидеть, сколько она выдержит.
— Пари?
— Пари. До выпускного.
— Проиграешь — носишь мне кофе.
— Выиграю — признаешь, кто тут король.
Смех.
Тупой. Уверенный. Как щелчок по щеке.
Я не дышала.
Просто слушала, как они шутят.
Как разыгрывают меня.
Но внутри не было обиды.
Был — щелчок.
Как будто кто-то дернул рычаг.
И включил ток.
Я встала.
Спокойно.
Прошла мимо.
Он не видел.
Он не знал, что я слышала.
На улице ветер трепал волосы, и капюшон соскальзывал с головы.
Я шла медленно.
В ладонях — тёплые следы от ногтей.
Внутри — не боль. Не стыд.
Азарт.
Хочешь игру, Косолапов?
Получишь.
Но помни:
в шахматах не король побеждает.
Ферзь бьёт первым.