Вишнёвая пена

Ощущение привычного течения жизни вернулось, когда я не обнаружила телефон в школьном рюкзаке, который Кирилл, к счастью, забрал вчера вместе со мной. Утерянная, не столь драгоценная вещь, не волновала меня так, как то, что моя мать, наверное, уже обзвонила все больницы и морги.
И сидя в одном белье и юбке за небольшим кухонным столом с чашкой кофе в руках я снова ощутила чувство сосущего нервные клетки страха.

– Мне надо домой, – отставляя пустую кружку от себя выпалила я парню.
– И мне снова нужна твоя одежда, – вспонимая разорванную блузку тихо добавила я.
– Я так понял, прошлую ты возвращать не собиралась, – парень на секунду исчез за дверью комнаты, создавая звуки копошения в шкафу, пока я придумывала, как буду извиняться перед своей семьёй.
Что на этот раз сказать, чтобы утвердить в их сознании тот факт, что я искренне раскаиваюсь? В который раз придумывать странные отмазки не получится, ведь маме уже наверняка обо всём доложила директриса. Остаётся только надеяться на то, что я хорошо смогу отыграть сожаление и покаяние.

– Лови, воровка, – вернувшись Кирилл кинул в меня чёрные спортивные штаны и тёплую кофту.
Ничего и никого не стесняясь я прямо на кухне сняла юбку и стала натягивать предложенную одежду.
Пронзающий взгляд заставил меня приподнять голову и встретиться с его обладателем.

– Что? – Кирилл сидел прямо на столешнице и потягивал губами остывший чай.
– Милые трусики, – прыснул парень в кулак, заставляя меня в кои то веки покраснеть.
– Иди ты, – я кинула юбку прямо в него, не задумываясь о чашке в его руках.
– Можешь оставить себе, думаю тебе пойдёт, – развернувшись на выход я едва успела забрать с собой все имеющиеся вещи. И только до педантичности аккуратно стоящая, чистая, что удивительно, моя обувь заставила меня остановиться и улыбнуться.
– Это я такой молодец, вымыл её вчера, ну, разве я не заслужил поцелуй? – парень обошел меня со спины перегораживая путь к выходу, состраивая на лице гримасу притворной милости, что было само по себе забавно, но реагировать на это я себе не позволила.
Нарочно неряшливо потянув на себя ботинки я стала поспешно обуваться.

– Я тебе там оставил несколько сюрпризов в рюкзаке, маме дома не показывай, – я вскользь улыбнулась, понимая, что в ближайшие несколько дней не придётся ничего искать.
– Даже не проводишь до дома? – поправляя его одежду на себе пробормотала я.
– Иди уже с глаз моих, – он притворно закатил глаза, чем напомнил мне типичную стерву из американского сериала.
Неловкость нахлынула на нас обоих, как бы Кирилл это не перекрывал шутками.

И как прикажете прощаться? Мы должны поцеловаться или достаточно обняться? Чёрт, он же сказал, что не любит обниматься. Может просто помахать? Нет, это как-то по-детски совсем.
Ну а мы что, не дети? О, Господи!
От сложных задач меня отстранил Кирилл. Он всё же отошёл от двери, пропуская меня вперёд, но когда я попыталась пройти он протянул руки к моему лицу, притягивая к себе...

Совсем невесомый поцелуй остался чуть выше губ даже когда я покинула квартиру и вышла из подъезда. Даже назойливое дуновение ветра не смогло унести его с собой.
И снова короткий путь до дома в раздумьях.
Мы переспали.

Мы, чёрт возьми, переспали...

Навязчивые мысли о моей неопытности в отношениях даже на несколько мгновений затмили мысли о содержании моего рюкзака. А вернулись они в тот момент, когда на горизонте замаячили люди в форме. Тягучая слюна сползла по глотке смешиваясь с желчью, опуская органы на несколько сантиметров ниже.
Опыт в отношении с полицией у меня был ровно такой же, как с парнями. Нулевой.
Все проблемы с законом всегда решал Фил. Видимо, мне всё же не надо было отрекаться от его опеки.

Если бы меня попросили описать мою жизнь, я бы пересказала им события этого дня.

Я законченная неудачница, чёрт побери.

Если бы я стояла в центре мегаполиса с сотней высоток по близости, молния всё равно била бы в меня. Много тысяч раз. Беспрерывно. Ударяя в макушку, пропуская мощный разряд во всё тело, пронизывая болью даже ногтевые пластины, заставляя их отлетать от пальцев и трескаться в полёте от высокой температуры.

Пройти мимо и остаться незамеченной это же не в моём стиле, конечно же.
Длинный шнурок на громоздких ботинках именно в эту секунду, по иронии судьбы, решил протянуться к асфальту, путаясь под ногами, заставляя меня споткнуться на ровном месте.

Двое мужчин обратили на меня внимание быстрее, чем я успела выровнять походку.
– Девушка, предъявите документы, пожалуйста, – нарочито официальным тоном произнёс тот, который постарше с седыми усами, которые от неухоженности свалились на верхнюю губу.
Ни о каких документах и речи не могло быть, ведь я даже не знаю где они.
– Простите, я не ношу паспорт с собой, боюсь потерять, – в лёгком волнении я загнула пальцы, вызывая подозрительный прищур у того мужчины, который был младше.

– Как тебя зовут, девочка? – его взгляд прошёлся по мне от макушки до пят, да так, что мне захотелось броситься в бега в эту же секунду.
– Кира Тимошенко, – севший голос никак не помогал моему наглому вранью.
Полицейские пересмотрелись, явно о чём-то договариваясь, пока я отступила на маленький шаг назад, словно дистанция могла бы мне помочь. Не бежать же я собралась.
– Позвольте мне проверить вашу сумку, – усатый протянул руки к моим плечам с целью стянуть рюкзак, но я сделала ещё один резкий выпад назад.
– Я несовершеннолетняя и вы не имеете права меня обыскивать, – это и ещё несколько пунктов из конституции вылетели из моего рта так, что я даже уследить за ними не смогла.
Вскинутые брови в странном наивном умилении и чуть ли не выброшенное «утютю» заставили меня сжать зубы, дабы не ляпнуть парочку ласковых.

– Вить, точно она, свяжись с дежурным, – усатый залился трухлявым смехом, пока названный Витя доставал рацию и пока в мою голову доходило осознание, как легко меня обвели вокруг пальца.
Наверняка ведь мама пошла в полицию и на меня уже разослали ориентировку всем патрульным. И если смена одеяния ещё хоть как-то заставила их усомниться, то наивная детская дерзость и упоминание моего возраста лишь подтвердили догадки.

– Елизавета, я полагаю? Убегать больше не будешь? Тебе придётся проехать с нами в отделение, где тебя будут ждать родители, – я мысленно смирилась с тем, что мне придётся прокатиться в полицейской машине и просто поблагодарила все астрологические силы за то, что они всё же не досмотрели мои вещи.
Под угнетающие взгляды прохожих мужчина посадил меня в машину и с грохотом закрыл дверь, довольный очередным пойманным подростком.

Что ж, это должно было когда-то произойти. Нельзя постоянно принимать наркотики и ни разу не попасться в неприветливые лапы закона.
Я закинула голову на подголовник, рассматривая кожаную обивку.
Спасибо, что хоть наручники не надели, а то мама ещё подумает, что я убила кого-то.
Полицейские ещё о чём-то разговаривали на улице, оставив меня наедине с навалившейся тревогой. Вероятно, обсуждали нынешнее девиантное поколение и то, что нам явно не хватает отцовского ремня.
Сжав покрепче рюкзак я уже с десяток раз прокляла Кирилла за его неожиданную милость. Может, он вообще это всё подстроил специально, чтобы меня подставить. Кто его знает? Говорят, месть подаётся холодной.

Ожидание заставляло подниматься волосы на руках. И даже когда мой конвой наконец сел в машину, заводя мотор, легче не стало. Горло рвало в немом крике. Для пущего эффекта запугивания они зажгли мигалки и врубили сирену, заставляя меня окончательно прочувствовать роль преступницы.

А разве я не являюсь таковой?

С торжественными звуками мы домчались до отделения.
Выходя из машины я натянула капюшон, примеряя на себе роль заключённой, оглядывая местность.
Придерживая меня за руки, словно я могу куда-то сбежать меня повели внутрь мрачного серого здания времён советской эпохи.

Осознание всего пиздеца и безысходности остаётся на подкорке. Оно выжигается клеймом и больше никогда не оставит мою голову в покое.

Но в состояние шока и ступора меня ввело то, что я увидела дальше.
Вся моя семья, включая даже малышку Киру, стоящая возле дежурного окна и сидящий в обезьяннике Фил, о чем-то слёзно заливающий моим родителям.
На секунду притормаживаю, из-за чего ощущаю лёгкий толчок в спину. Внимание всех присутвующих в небольшом холе обращается на меня и мне хочется провалиться сквозь потёртый жёсткими ботинками бетонный пол.

Помятая мать, взбешённый отец и заплаканная Кира.
Я разглядываю их так, словно они вовсе никогда не были моей семьёй. Словно чужие люди, которые были вынуждены внести за меня залог и забрать обратно на временное проживание.

Было стыдно даже подходить к ним, не говоря уже о каких-либо словах.
Пересилив себя я все же подошла, пробираясь ближе решетке, за которой сидел некогда близкий мне человек. Не могу сказать, что я отказываюсь от Фила и нашей дружбы, но тот факт, что мы могли убиться в ту ночь заставлял меня держать дистанцию.

– Лиз, стой, послушай меня, прошу, – парень буквально повис на толстых прутьях, цепляясь своими тощими руками.
Я клянусь, эта душераздирающая сцена сбила меня с ног не хуже вида родителей.
Я ведь знаю его совсем другого. Он был сильным и уверенным в своих действиях.
Где растерялось его былое мужество?

Я закусила губы, касаясь его протянутых сквозь решетки руки.
– Прости, слышишь? Просто прости меня за то, что я допустил, – слёзы стекающие с его подбородка заставляли меня ежесекундно сглаживать горький ком, так и норовящий перекрыть дыхательные пути.
– Я не в обиде, правда, я.. – меня оборвали резким толчком в плечо, грубо и прямолинейно заканчивая слёзные разговоры.
Отец заключил пальцы вокруг моего локтевого сустава, выводя меня на улицу, заставляя чуть выгибаться, чтобы подольше сохранить зрительный контакт с Филом, прямо, как в драматичных моментах, когда двух главных героев трагически разъединияют, не давая возможности даже поговорить.

Нас можно было бы с лёгкостью прировнять к суицидникам, готовых совершить двойное самоубийство. Вот только Фил соскользнул со слизкого края жестяной крыши, а я в последний момент сдрейфила, ухватившись за хлипкую ограду, которая хоть и спасла от скоропостижной гибели, но не сможет вечно удерживать меня.

– Тебе даже хватило совести назваться именем сестры? – слегка встряхнув меня за плечи, прорычал папа.
– Даже не смей себя к ней приравнивать, ты опозорила нас всех, ты хоть понимаешь, что натворила или тебя надо к твоему дружку на пару денёчков кинуть, чтобы ты проспалась? – отвесив хлёсткий подзатыльник, меня направили в машину, заканчивая на этом мои приключения. И ближайшие предстоящие походу тоже.

Вот и чувство стыда подъехала.
Садилась в машину я с опущенной головой и с щемящим ощущением, что я позор семьи.
Вам могло бы сдаться, что я бесчувственная и мне совсем нет дела до того, что обо мне думает родня, но, как оказалось, нет.
Я ведь всё ещё люблю их. Всем сердцем.
Что бы не случилось.

Папа с мамой что-то активно обсуждали, пока у отца в руках дымилась сигарета, а Кира залезла ко мне на заднее сиденье.

Хоть это солнышко не отталкивает меня.
Я быстро закинула свой рюкзак за спину и обернулась в полуоборота к сестре.
Её серьёзный, почти взрослый взгляд, бегал по моему лицу, чего-то ожидая.

– Ты была у Кирилла? – не скажу, что меня удивила её проницательность, ведь я была в той одежде, в которой она видела его в парке аттракционов, но всё же оторопела от такой наблюдательности.
Я кивнула и девочка отвернула голову в сторону родителей.
Господи, всех слов «извини» не хватит, чтобы выразить моё раскаяние.
Осторожно, прощупывая почву, я коснулась её маленькой ручки, пытаясь хоть как-либо оправдать своё поведение, но она резко вырвала руку, возвращая свой взгляд обратно на меня.

– Лиза, ты мне больше не сестра, – шипит мне в лицо и отворачивается обратно к окну, оставляя меня наедине с разрушенной надеждой.

Секунда.

Две.

Три.

Я сижу с открытым ртом и ловлю воздух, как выброшенная в сухопутный мир рыба.
С трудом сглотнув острый шипованный ком, я подтянула ноги к себе.

«Лиза, ты мне больше не сестра» кнутом било по моей спине, вырисовывая каждую букву. Касаясь сквозь раненное мясо к позвоночнику, задевая кончиком внутренние органы.
В ушах образовалась тревожная мелодия, а руки бросились в пляс, подрагивая и дрожа так, что даже сжав ладони в кулаки тремор не прекращался.

На обращая внимания на то, что родители уже сели в машину я развернулась к противоположному от Киры окну, утыкаясь лбом в стекло. И когда мы начали движение на каждой кочке я больно билась головой, поэтому пришлось отстраниться, хоть и хотелось развалить эту черепушку в дребезги.

Первым делом, когда меня, как куклу-марионетку, завели в дом, отец стянул с моей спины рюкзак, вываливая всё содержимое на комод в коридоре.
Заметив небольшой клочок бумаги, вылетевший из большого отдела вместе с кучей прозрачных пакетиков я быстро скомкала его пальцами и припрятала в карман.
Кира, видимо, не смогла на это смотреть и ушла в комнату, пока мама в немом шоке закрывала рот руками.
Папа вышвырнул рюкзак куда-то в дверь со всей находящейся в нём яростью, заставляя бегунки на замках громко удариться о дерево.
Я зажмурилась, в ожидании серии ударов, но их не последовало.

Мама со стеклянными глазами присела на мягкий пуфик, хватаясь за голову, зарываясь пальцами в волосы.

– Куда же ты влезла? – сквозящий разочарованием голос папы дрелью сверлил мой череп, заставляя мыслями по комнате разлетаться опилки.

И пока мама сердечно лила слёзы на свои ладони, отец собрал все наркотики в руки, роняя по пути из-за большого количества и направился в туалет, вероятно, чтобы смыть всё в унитаз.
И признаться честно, мне даже не было жалко. Всё, что я ощущала – это жуткий стыд, выворачивающий мои органы наружу.

– Мам, прости меня, умоляю, прости, – в одну секунду, пока не вернулся отец я падаю на колени обнимая руками её ноги, не зная, как ещё могу доказать, что всё поменяется.

А я собиралась хоть что-то менять?

В какой момент я поняла, что мне нравится тонуть в этой лжи и ощущении кратковременного пребывания в нирване?

Даже тогда я врала. Тогда, казалось, была на пике искренности.

Я знала, что у меня есть жалкий кусочек бумажки, на котором написан номер Кирилла и что уже вечером я позвоню ему, докладывая всю ситуацию. И он поможет. Должен помочь. Потому что в его голове творится то же, что и у меня.

Он такой же наркоман, как и я.

Из туалета торжественно вернулся отец, заявляя о моём домашнем аресте.
«Как смешно» – подумала я.
И, под угнетающие всхлипы матери, меня за шкирку, как собачонка, закинули в комнату, с грохотом закрыв дверь.

В тот день хрупкий стеклянный купол треснул и ложь стала просачиваться наружу.