II Глава 42: Моя кровь - твоя кровь
Древние греки считали, безрассудная любовь — грех перед богами. И ещё, помните: если кого-то вот так безрассудно полюбить, боги ревнуют и непременно губят любимого во цвете лет. Это всем нам урок, Мэгги. Любить свыше меры — кощунство.
Колин Маккалоу «Поющие в терновнике»
***
— Селена, пока я буду в палатах на третьем этаже, подготовь для осмотра стол УЗИ и найди карточки беременных Хэлен Якобсен и Санты Крузе. Вот здесь, — Док указал на шкафчики в приёмной.
— Принято! — ответила я, послушно следуя за ним по коридору больницы. Это был мой первый день дежурства в качестве его помощницы.
— У новеньких нужно собрать первичный анамнез. Справишься? — спросил он, бросив на меня взгляд через плечо.
— Справлюсь, Док. Можешь спокойно отлучиться. Если что, я позову Тонга.
Мы шли по флигелю для детей и беременных женщин — единственному отделению, где я могла работать без возражений Джоэла.
— Док! Постой! — с другого конца коридора его окликнул Тонг. Он был медиком, получившим свою квалификацию ещё до Падения. Мужчина нагнал нас быстрым шагом, по пути жестом подзывая свою коллегу, Приянку.
— Селена, — учтиво кивнул он мне. Медики в больнице относились ко мне с исключительным уважением.
Повсюду в отделении слышится детский смех, вперемешку с далёким плачем младенцев. Вдруг из одной палаты выскочили с воплем пара ребятишек, за ними выметнулась медсестра, которая училась со мной на одном потоке. Она быстро поймала их за руки и, строго что-то приговаривая, увела обратно.
— Я только что был в лагере, — Тонг обращается к Доку. — Там пациентка из прибывших с открытым переломом.
За стеной людей проверяли только индикаторами, остальное осматриваем мы.
— Помимо травмы, у неё явные признаки туберкулёза. — продолжает Тонг. — Конечно, я ещё проведу тесты, но я почти не сомневаюсь. Она кашляет кровью, имеет характерный цвет кожи и прочее.
Док напрягся.
— Она же контактировала с людьми из её общины?
— Да. Всех перевозили в одном кузове.
Док тихо выругался, покачав головой.
— Нам еще туберкулеза здесь не хватало... Срочно отселите их в отдельный инкубационный лагерь. Надо проверить, сколько у нас осталось антибиотиков. Я пересчитывал запасы вчера, но цифры, боюсь, уже неактуальны. Мы их быстро расходуем.
— Уже проверили, — ответила Приянка. Док называл ее «Сокровище» — она была одновременно фармацевтом и преподавателем химии в школе. Один из самых ценных людей в городе. — Антибиотиков недостаточно для такого количества людей.
— Ну конечно же... — Док сдвинул очки, устало потер переносицу. — Сегодня же сообщу Джоэлу об этом.
Он выглядел более уставшим, чем обычно, под глазами чётко обозначались темные круги.
— Мы подготовили образцы антибиотика лактовиалина, который способен воздействовать даже на бактерии вызывающие туберкулез, — серьёзно говорит Приянка. Её смуглое лицо было тоже бледнее обычного.
— Лактовиалин... — задумчиво повторил Док. — Его тоже делают из плесневого гриба, как пенициллин?
— Нет. Этот добывается их перечного груздя.
Док хмыкнул, качая головой.
— Грибы, чтоб их... Они нас убивают, и они же нас спасают.
— Мы едем в лагерь осмотреть пациентку. Ты с нами? — спросил Тонг, доставая из кармана белого халата ключи от машины.
— Разумеется, — коротко ответил Док, переводя взгляд на меня.
— Я пока подготовлю здесь всё и соберу анамнезы, — поспешно заверила его, ещё до того, как он успел спросить.
— Да, спасибо, Селена. Я позову к тебе акушерок. Опыта у них маловато, но с осмотром справятся и без меня.
Как только Док с помощниками ушёл, я направилась в приёмную для будущих мам. В зале ожидания сидели женщины на разных сроках беременности, дожидаясь осмотра.
— Спина разрывается... Когда же эти муки подойдут к концу? — простонала одна из них, поудобнее устраивая руки на массивном животе. — Маленький засранец высосал из меня всю энергию. Еле ноги волочу.
— Разве вы не рады ребёнку? — спросила, раскладывая простыню на кушетке.
Я искренне не понимала, как можно с таким пренебрежением говорить о маленьком комочке счастья, своём продолжении, прорастающем внутри. Казалось, нет ничего чище и возвышеннее, чем собственное дитя.
— Рада? Как же! У меня из-за него поясница переломилась и ноги опухли так, что в ботинки не влазят. И вдобавок к этому, меня ждут бессонные ночи, искусанные соски и тонны говна. Знаю! С первым это проходила! — бросила она, поправляя свою тяжёлую чёрную косу на груди.
— Меня дрожь берёт от мысли, сколько придётся пелёнок перестирать, — пробормотала молоденькая девушка с ещё плоским животом.
— Начинай бояться. Горы грязного белья. А стирать чем будешь? Мыло то не всегда есть! Мыло нынче на вес золота. Да и руки оно разъедает так, что в трещинах да корках ходишь.
— Корках? — девушка ахнула.
— Ну а как ты думала? Щёлочь всё разъест. Это тебе не Джонсонс Бэби! Мой первый зимой родился, так мы снег топили, чтоб пелёнки кипятить. Руки коченели так, что я думала, отвалятся. Хорошо, что сейчас лето. Подстанцию включают почаще, можно воду качать. А вот тебе как раз на зиму рожать... Не завидую.
— Предохраняться надо было как-то... — вставила самая старшая из них, скрестив руки на груди.
Все согласно закивали.
— Ага, предохраняться! Чем это? После Падения противозачаточные в глаза не видела. Да и кому они сдались тогда? Все гонялись за антибиотиками. Знала бы — заграбастала бы себе целый пакет таблеток! Чтоб с запасом.
— Надолго бы все равно не хватило. Противозачаточные уже давно в просрочке все. Толку от них?
— Ну, если бы хоть малейший шанс был не залететь, я бы всё равно их пила.
— Да ну нафиг! Откуда ты знаешь какие последствия могут быть от просрочек?
— Какие угодно! Даже уши могут отрасти как у осла. Но это всяк лучше, чем пузо! — заключила женщина с большим животом.
— Не пугай девчонок, — укоризненно сказала старшая, покачав головой. — У них ещё срок маленький. Им нервничать нельзя.
— Они должны знать, что их ждёт!
— И презервативов нет... — тоскливо протянула девушка, которая до этого молча сидела у окна.
Я подошла к стеллажу, пробежала пальцами по карточкам. Хэлен Якобсен и Санта Крузе... Так, вот она, карточка Санты. Теперь найти Якобсен... Ага, на букву "Я".
— Почему же? Они есть! — ответили ей. — Но только у буржуев, — добавили тише, так чтоб я не услышала. Но я услышала.
И мне не нужно было оборачиваться, чтобы понять — все головы повернулись в мою сторону.
— Проще просто не трахаться, — женщины продолжали обсуждать острую для них тему.
— Надо наших мужиков заставить кончать в кулак, а не в наши матки! Им пулять в нас кайфовее, понимаете ли! Вот только страдаем от этого мы! Кому потом приходится лишних двадцать килограммов на своем теле таскать? А кто потом пелёнки ссаные стирает? Ночами не спит? Вот-вот!
Гормональные дебаты прервали акушерки, вошедшие в приёмную.
— Девочки! Проходим за ширму по одной. Хэлен, — одна из из них обратилась к той самой активистке с животом и с шикарной косой. — Ты будешь первой. Посмотрим на твоего богатыря.
Ко мне подошла плотная женщина в медицинской шапочке, с лёгкой улыбкой на усталом лице.
— Позволишь взять? — спросила, кивнув на карточки у меня в руках
— Да, разумеется. Возьмите, — протягиваю ей.
Она кивнула в благодарность, взяла карточки и вместе с Хэлен скрылась за ширмой.
***
Джоэл забрал меня из больницы сам. Заехал за мной на машине. Мы вернулись домой и, по обыкновению, долго занимались любовью, сминая, разрывая простыни, заполняя тишину стонами. После этого он набрал мне горячую ванну и отнёс меня туда на руках.
Я отмокала в горячей воде и думала о таком естественном процессе, как беременность. Конечно, я понимала, что секс с Джоэлом мог привести к этому.
Приложила ладонь к животу и улыбнулась. Дитя — это не просто продолжение рода. Это дар. Это та частичка счастья, которая материализовывается внутри женщины. Когда по настоящему любишь ребёнок является чем-то сакрально важным, каким-то невероятным даром от Бога.
Даже в нашем случае. Или особенно в нашем случае?
Любовь, вырвавшаяся наружу против всех правил. Запретная, порочная... но в то же время, для меня, самая чистая. И ребёнок — её высшее проявление.
Я сидела в ванне, погруженная в свои мысли, а Джоэл расположился напротив в кресле, раскинув длинные ноги. Курил, выпуская кольца дыма к потолку. Верх голый, без рубашки. Сильная шея, загорелая на солнце, контрастировала с более светлой кожей на груди. Полотенце было небрежно накинуто на бёдра.
Я задумчиво намотала мокрый локон на палец, не сводя с него взгляда. Если бы у нас родилась дочь... У неё были бы светлые волосы, как у меня и Сары? Или тёмные, как у её отца?
Мой ребенок... Какого это ощущать, когда внутри растёт жизнь? От одних только образов всё тело в миллиарде нано-взрывов восторга и счастья...
Но стоило этой мысли укорениться, как следом пришёл страх. Как отреагирует Томми? А главное — будет ли малыш здоровым? Смогу ли я родить его без последствий?
Сердце сжалось. Нано-взрывы резко потухли. От неизвестности и едкого ощущения бессилия, меня начало скручивать в тугой узел.
— Мыло меньше, — голос Джоэла вернул меня в реальность.
Я вздрогнула, когда он лениво кивнул в сторону бруска, к которому я потянулась. Он не любил, когда моя кожа пахла чем-то чужим. Дома у нас было особое мыло — мягкое, почти невесомое, с тонким, едва уловимым ароматом. Он был помешан на моем естественном запахе. Его фетиш. Это возбуждало. Хоть и немного смущало.
Я послушно намылила руки и провела ими по плечам, груди, смывая последние следы усталости. Джоэл наблюдал за моими движениями, делая глубокие затяжки, взгляд его стал тяжелым, пронизывающим.
— Мы занимаемся любовью не предохраняясь, — тихо сказала я, опуская взгляд в воду.
— Да, — ответил легко.
— И я могу забеременеть...
— Можешь, — он кивнул, затушил сигарету в пепельнице и посмотрел на меня. — Я хочу ребёнка.
И я даже растерялась от его слов. Он... хочет? Не просто допустил возможность, не просто осознавал риск, а желает этого? Я чуть не ответила: «Я тоже. Безумно хочу», но с губ сорвалось лишь сдавленное:
— Каким он будет?
Лицо Джоэла напряглось, челюсти сжались до хруста.
— Ты имеешь в виду последствия от...
Он не договорил. И я не смогла. Мне просто не хватило смелости озвучить это слово вслух. Ненавистное, гадкое слово, которое я гнала из головы. Иногда успешно, иногда тщетно. Это слово постоянно преследовало и висело над нами как Дамоклов меч.
Инцест.
Я прикрыла глаза от бессилия.
— Селена, я не юный пацан. И я отдавал себе полный отчёт в том, что всё это время кончал в тебя. Глубоко и осознанно.
Когда открыла глаза, он уже сидел у ванны на корточках и смотрел на меня.
Провёл пальцами по моим мокрым волосам. Он был помешан на них так же, как и на моем запахе. Любил подолгу перебирать пряди. Часто забирал гребень из рук и расчёсывал мои волосы сам. Неторопливо.
Он осторожно взял меня за подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза.
— Мне стоило поднять этот разговор раньше, но пересилило мое эгоистичное желание присвоить тебя навечно, заставить тебя стать моей настолько, чтобы смотреть как мой ребёнок растет внутри тебя.
Он смотрел всё так же пристально, и я поймала себя на том, что забыла, как дышать.
— Я не просто понимал, что ты можешь понести, — я этого хотел.
Я улыбнулась уголком губ, а он продолжил очень серьезно:
— И если... если ты ещё не беременна, — он вздохнул глубже, сжал челюсти, — то я предоставляю тебе право выбора. Ты скажешь мне, что не хочешь этого, и я возьму на себя ответственность и буду предохраняться, используя презервативы.
Его взгляд оставался тяжёлым.
— И клянусь, при иных обстоятельствах, черта с два бы я это делал. Ты бы ходила с моим ребенком в животе каждые девять месяцев.
Я вздрогнула от этих слов, от той абсолютной, непоколебимой уверенности, с которой он их произнёс.
— Что бы ни происходило за стеной, ты будешь в полной безопасности. Ни орда, ни враги, ни кара Господня не изменят этого. У тебя было, есть и будет всё только самое лучшее. Я могу дать тебе всё, чего ты желаешь. Я исполню любую твою прихоть, излечу любую рану и исправлю любую ошибку.
Он медленно провёл пальцем по моему подбородку, очерчивая линию губ
— У тебя есть враги? Я их разорву. Ты голодна? Я найду самое лучшее, самое сладкое — и поднесу к твоим губам. Тебе больно? Я сорву эту боль и заберу себе. Страхи? Они тебя не коснутся. Ради тебя я землю жрать буду, Селена. Просто скажи мне. И я всё сделаю.
Его зрачки сузились и от глубокого вдоха приподнялась грудная клетка. Он наклонил голову, свёл брови, будто раздумывая.
— Но есть риск последствий, которые мне не подвластны. И я не говорю про Томми, — с ним я разберусь сам. Речь идет о нашей общей крови... И именно поэтому я вынужден спрашивать. Селена, ты хочешь родить от меня? Ты будешь матерью моих детей?
И я почувствовала как он напрягся. Сейчас решался самый важный вопрос для него. Для нас обоих.
— Мы оба пошли на это, — прошептала я. — Ни меня, ни тебя никто не заставлял. Я познала такую любовь, о которой можно только мечтать. И я ни о чём не жалею. Пусть общество сыплет проклятья мне вслед, пусть называют мои чувства грязью. Я буду любить каждую каплю этой «грязи», и не испытывать ни малейших угрызений совести или стыда. Я слишком дорожу нами, чтобы о чём-то сожалеть.
Смотрю в его тёмные глаза и вижу в них свое отражение.
— Есть только мы. И я всегда буду выбирать тебя.
Дотронулась до его шеи, ощущая, как бьётся его пульс.
— Я мечтаю стать матерью. Я хочу ребёнка от тебя, Джоэл. И я буду любить его больше всего на свете. Так же, как и его отца. Каким бы он ни был... Каким бы он ни родился. Я буду любить его.
Глухой стон сорвался с его губ, и прежде, чем я успела что-то сказать, он резко схватил меня за талию, поднимая из воды. Вода расплескивается в разные стороны, мы оба мокрые и нас обоих трясёт. Приближает меня рукой к себе за затылок. Вторгся языком в мой рот, и я застонала от острого наслаждения.
Он подхватывает меня на руки, несёт к кровати, и я мягко падаю на простыни. Я широко раздвинула ноги в стороны, видя, как он склоняется надо мной, опираясь на дрожащие сильные руки.
Он — мой творец, мой хозяин. Моё начало и конец. Это Джоэл создал меня такую счастливую и абсолютно свободную. Безумную.
Моя любовь разливается сладкой патокой по телу. Сейчас я особенно чувствую движение его плоти внутри меня, ощущаю каждую вену на ней. Его мощь пронизывает меня насквозь. И слышу свои громкие стоны, моё тело лихорадит от напряжения.
Я принадлежу ему на каком-то высшем уровне, за пределами логики и реальности, где-то во всех параллельных вселенных. Никто и никогда не сможет мне дать то, что даёт он. Никто.
Я сжимаюсь вокруг него, выгибаюсь, вцепляюсь в его плечи, сплошь покрытые шрамами. Сейчас он нежен со мной до режущей, адской истомы. Он нежен со мной как никогда раньше и от этой нежности у меня начинает кровоточить сердце.
Я задыхаюсь, покрываюсь каплями пота от непрерывного наслаждения, пока меня не начинает трясти от оргазма. Его горячие губы целуют мои глаза, губы, шею и снова губы... Я притягиваю его к себе за шею и он хрипло стонет, содрогаясь на мне всем телом, и я чувствую его горячее семя, разливающееся внутри меня.
***
Его голова лежала на моей груди, пока я перебирала его густые волосы с серебряными нитями, затерявшимися между тёмными прядями. Он лениво водит большим пальцем по моему животу, чуть выше пупка, вызывая мурашки.
— Я буду гореть в аду за то, что так сильно люблю тебя, — говорю тихо.
— Не будешь.
— Любить свыше меры — кощунство, Джоэл.
Его губы скользят по коже, едва касаясь, рассыпая тёплые поцелуи по животу.
— Никогда и никакой ад не заполучит мою Птичку.
— Обещаешь?
Он приподнимается на сильных руках, смотрит в мои глаза.
— Я обещаю, что готов потягаться с Дьяволом за твою душу и трижды продать свою.
— Тогда мы окажемся в нашем, в каком-то особом месте.
Я была уверена, что наше счастье будет длится вечно.
Я рожу здорового ребенка.
Томми вернется невредимым и примет нашу любовь.
Орда минует город.
И мы будем с Джоэлом вместе до одновременно-последнего вздоха.
Я была такой наивной... Никогда нельзя быть слишком уверенной. Никогда нельзя быть слишком счастливой.