The Last of Us: Предел

Я так и не рассказала Джоэлу о случившемся. Он бы просто разорвал Кирка на месте. Не скрою, в глубине души мне этого даже хотелось. Но наказывать стоит за фатальные проступки, а не за преданность и честность, пусть и такую грубую по отношению ко мне.

После того разговора с Кирком, когда я узнала цену, заплаченную за моё спасение, мне снились кошмары. В них меня пронизывал липкий, панический страх. Он щекотал кожу ледяными осколками, вскрывая поверхность тела. Я видела синие руки мертвецов. Они обвивали меня, удушая запахом смерти, слёз и крови.

"Мы мертвы... А ты жива... Ты этого не стоишь... Не стоишь... Оставайся здес-с-с-ь с нааами..."

Мертвецы тянут меня с собой в бездонный мрак и я кричу от невыносимого ужаса.

Я проснулась от того, что кто-то просто выдернул меня из сна. Горячие ладони обхватили мои плечи, а я продолжала кричать, слёзы катились по моим щекам.

— Селена... тш... Это просто сон. Открой глаза, любимая.

Его голос пробивался сквозь морок, а я продолжала отбиваться от синих рук мертвецов.

— Ну же! Посмотри на меня!

Я приоткрыла глаза и увидела Джоэла. Всхлипнула от облегчения, с трудом сдерживая слёзы.

Он обхватив моё лицо в ладони, продолжая смотреть на меня с тревогой.

— Тебе опять приснился кошмар...

Вытирает мои слёзы большими пальцами. Но тревожный страх не отпускал, и мое тело продолжало дрожать как в лихорадке.

— Всё хорошо. Я с тобой.

Джоэл думал, что мне снятся кошмары из-за орды и возможной осады города. Да, надвигающаяся опасность пробивала меня булавкой страха и тревожности за Джексонвилль, за нас всех. Но это было не главное. Это было не то, что по-настоящему держало меня в плену по ночам.

— Не бойся, девочка моя. Они никогда не проберутся в город. Я не позволю.

— Рядом с тобой я никого и ничего не боюсь.

Меня прижали к сильному, горячему телу и я начала успокаиваться.

— Запомни, Селена, у тебя есть я. Тебе нечего бояться.

***

Город продолжал принимать беженцев с соседних поселений. Сначала их расселяли в дома горожан, а потом начали возводить временные лагеря, где те могли расположиться. Стену укрепляли — я постоянно видела рабочих, они передвигались на машинах, с доверху нагруженным строительным материалом. Даже в столовых расходовали еду экономно, урезая порции. Это я узнала от Мардж, когда встретила её в больнице.

Чувствовалось, что на нас надвигается нечто тёмное и очень страшное. Людям пока не сообщали причину передвижений и изменений в городе, но это было и не нужно. Каждый нутром чувствовал неладное.

Джоэл выезжал за пределы города всё чаще. Он уходил в рейды, расчищая дороги и уводя заражённых подальше от границ. Каждый раз, когда он уходил, я задыхалась от ужаса.

— Не уходи! — я вцеплялась в его плечи и умоляла остаться со мной.

— Я должен, маленькая, — он зарылся пальцами в волосы на моем затылке и пристально посмотрел мне в глаза. — Я разрушу твои кошмары, раздеру их в клочья.

— А если с тобой что-то случится? ЭТО мой самый большой кошмар!

Я слышу, как бьётся мое сердце, как отскакивает пульс и становится то холодно, то жарко.

— Если тебя не станет, я уйду за тобой, — говорю серьёзно и тихо.

— Нет, девочка, умирать нельзя... Зачем тогда это все? Зачем... Если меня не станет, ты дашь мне слово, что будешь жить. Жить долго. И счастливо. Ты продолжишь учиться готовить, не забросишь медицину... — мимолётная улыбка на губах, но в глазах...в глазах какая-то дикая тоска.

— Без тебя я не могу быть счастлива. Никогда не буду.

Прижал мою дрожащую ладонь к своим губам, успокаивая. Нежно целует мои пальцы, проводит губами по коже, вызывая мурашки и истому.

— Ты обещал мне, Джоэл Миллер, что пока я жива, ты будешь бессмертен. А жить я буду долго... Вечно... Но только с тобой... — шепотом, млея от его прикосновений.

— И в этой бесконечной вечности ты будешь моей, — сжимает мою ладошку и притягивает к себе второй рукой за талию. — Я никогда от тебя не отступлюсь. Всегда помни об этом, Селена. Твоя кровь — моя кровь. Твоя жизнь — моя жизнь. Мы состоим друг из друга. Я дышу, потому что дышишь ты.

***

Он вернулся с рейда посреди ночи. Разбудил меня громкими шагами по лестнице и настежь распахнувшейся дверью. Прошел по спальне в рубашке заляпанной кровью, в ботинках, принес с собой запах улицы, ветра, дождя и дыма. Он выглядел ледяным и одновременно наэлектризованным внутри. Его черные волосы в беспорядке разбросаны ветром. Джоэл напомнил мне грозовой шторм — жесткий, бушующий и страшный в своей непредсказуемой силе.

Рывком снял рубашку, бросил на пол. Расстегнул ремень. Пальцы лихорадочно дергают змейку штанов вниз...

В такие ночи он не занимался со мной любовью.

Он трахал меня. Клеймил собой. Грубо. Резко. Без слов.

***

Я собрала в нашем саду красивый букет и поставила его в вазу рядом с фотографией Джоэла с его дочерью. Маленькое фото в рамке стояло на подвесной полке в нашей спальне. Я ухаживала за этим местом, как за священным алтарем памяти о Саре.

Джоэл никогда не рассказывал мне о ней, а я не спрашивала. Есть раны, которые лучше не вскрывать. Но я надеялась, что однажды он сам решит поделиться со мной этой трагической страницей своей жизни—той, которую я теперь переживала как свою собственную. Я знала, что за разбитым циферблатом его часов скрыта история, разбившая вдребезги и его самого.

Я осторожно взяла рамку и всмотрелась в изображение, словно видела его впервые. Сара совсем не похожа на Джоэла. С фотографии на меня смотрела девочка с веснушками, милым, чуть вздёрнутым носиком и короткими светлыми волосами, аккуратно заправленными за маленькие уши. А Джоэл... такой молодой, такой счастливый...

За спиной скрипнула половица. Я обернулась и встретилась с его взглядом.

Он стоял в нескольких шагах, и вдруг я почувствовала себя вором, коснувшимся чего-то слишком личного, чужого. Очень осторожно, словно драгоценность, я поставила фотографию обратно.

— Прости... — голос дрогнул, я сглотнула. — Я протирала пыль и принесла цветы. Для неё... Наверное, ей бы понравилось.

Джоэл перевёл на меня тяжёлый взгляд, потом снова посмотрел на фотографию. На какое-то мгновение он задержался на ней, его дыхание стало чуть глубже. Затем, медленно подойдя, он протянул руку и кончиками пальцев провёл по лицу девочки на снимке.

— Она любила цветы, — сказал сдавленно.

Протянула руку, чтобы коснуться его плеча, но замерла, когда он произнёс слова, от которых по моей коже пробежали мурашки.

— Сегодня у моей дочери был бы день рождения.

Почувствовала, как сердце сжалось и больно ударило. Сколько горя и потерь пережито им, сколько боли и отчаяния. Какой же он сильный... Мой мужчина.

— Сколько бы ей исполнилось?

Всё же положила руку ему на плечо. Но я не дала себе возможности обнять его сильно, как того желала. Ведь он не даст. Сейчас ему не нужна жалость. Это лишь унизит и оттолкнет.

— Двадцать четыре.

На три года больше, чем мне.

Приблизилась вплотную к его широкой спине, прижалась к ней лбом и сразу же прикрыла глаза от любимого запаха.

И я не спрашиваю. Не продолжаю диалог. Сейчас я дышать боюсь.

Едва касаясь провожу ладонью по его бицепсу, локтю и на запястье чувствую холодное стекло разбитого циферблата. И я физически почувствовала как напряглось его тело, вытянулось как струна. Джоэл шумно вдыхает воздух, будто я на открытую рану нажала.

— Сара подарила мне их за считанные часы до начала Падения...

Я тут же убрала руку с часов, снова положив её на его плечо, мысленно виня себя за неосторожность.

Какое-то время мы стояли молча: я, прижатая к его спине, и он, глядящий на фотографию. Затем он продолжил говорить, а я замерла.

— Мы с Томми выбирались из города. Сара... — на этом слове он запнулся, его голос дрогнул, — подвернула ногу, и я взял ее на руки. Нам практически удалось скрыться в подворотне, когда мы наткнулись на вооружённого солдата. Я пытался ему объяснить, что она не инфицирована, что я несу её только из-за ноги. — говорит надтреснутым хриплым голосом, и я слушаю, превозмогая слабость, вздрагивая от каждого его слова, которое давалось ему с трудом. — Солдат доложил о нас и вместо оказания помощи ему приказали нас ликвидировать.

Захотелось накрыть его руки своими, целовать ладони, отогревая, забирая всю боль себе.

— И он выполнил приказ. Открыл огонь. Я... я пытался прикрыть её, отбросил её вместе с собой на землю... — он замолчал, но мне даже не нужно было слышать окончание фразы. Я знала. Я знала, что произошло. — Тогда и разбился циферблат этих часов.

Сжала его плечо сильнее. Казалось, его боль физически передавалась мне, растекалась по венам, заполняя собой. Страдания любимых чувствуются намного острее собственных. Они фантомны и нескончаемы, как боли от потерянных конечностей. Бесконечны и мучительны.

— Томми подоспел и убил этого ублюдка, выстрелив ему в голову из пистолета. Но... когда я бросился к своей дочери, то обнаружил что... — Джоэл резко замолчал, стиснул зубы так, что скулы заострились. — Сара получила смертельное ранение.

Она умирала на его руках.

— Я не смог спасти свою дочь. Я не смог... — говорит надломленно, сжимая кулаки. — Я провалился как отец.

— Нет. Ты сделал всё, что мог, Джоэл, — шепчу ему в спину. — Ты защищал её до последнего. И в тот ужасающий момент, ты бы не задумываясь поменялся с ней местами. Ты оберегал её, был самым лучшим и самым любящим отцом на свете. Я знаю. Не вини себя за то, что не мог предотвратить. Это не твоя вина. И я уверена, будь Сара здесь, то она сказала бы тебе то же самое.

Джоэл повернулся ко мне, делая тяжелый вздох. Провел большим пальцем по моим мокрым щекам, губам. Смотрит мне в глаза и в них горячее болезненное тепло.

— Эта та самая часть во мне, которая никогда не заживет.

— А разве это может зажить? Боль заглушается со временем, но не заживает. Потому что это будет означать, что ты забыл, а любимые никогда не исчезают из памяти. Сара всегда с тобой. Она здесь, — приложила ладонь к его сердцу, чувствуя как сильно оно бьётся. — Любимые живут в нас самих, в нашей памяти.

Дернулась от неожиданности, когда он прижал к себе, до хруста в костях сдавил всю железной хваткой. Я встала на носочки, спрятала лицо в его шее.