Глава 11. Усталось пережитых дней
! Disclaimer. В главе присутствует графическое описание попытки сексуального харассмента
Джису спешно шагала по коридору, даже в кроссовках было слышно, как её пятки отбивали ритм по гладкому полу. Она знала, куда идёт, и ни на секунду не замедлялась.
— Ким Джису, как всегда, вся в бегах— раздался сбоку тягучий голос.
Кан Минджи, прислонившись к дверному косяку, смотрела на неё с едва заметной усмешкой. В её голосе скользнула привычная саркастическая нотка — та, что в офисе давно научились узнавать и обходить стороной.
Но Джису не замедлила шага.
Не повернула головы.
И уж тем более не нашлась с ответом.
Она просто шла дальше, сейчас за стенами этого коридора не существовало никого и ничего, кроме нужной ей двери.
Джису вошла в в его кабинет быстро, решительно, не оставляя времени на то, чтобы развернуться и передумать. Чхве Минсу поднял глаза от монитора, улыбнулся — не удивлённый, не встревоженный, просто довольный, будто её появление было для него чем-то естественным, даже желанным.
— Я хочу всё задокументировать официально и выплачивать вам сумму постепенно. Если ваше предложение без процентов ещё действует, — выпалила она на одном дыхании.
Минсу сложил руки на столе, улыбнулся шире — почти благожелательно, как взрослый, снисходительно слушающий просьбу упрямого ребёнка.
— И тебе доброго утра.
Джису не расслабляла мышцы лица.
— Только придумайте какой-то другой способ рассчитаться с вами.
Минсу вздохнул, поднялся с кресла, неторопливо убрал руки за спину и обошёл стол. Он двигался неспешно, с ленивым, уверенным достоинством, как человек, привыкший владеть ситуацией.
— Ну надо же! Ничего другого не приходит на ум. У меня всё есть.
Его голос был ровным, лёгким, почти безразличным, но в глазах блеснул интерес.
— А вот ты, наоборот, Джису, — ты нуждаешься в моей помощи, как никто другой.
Да, он прав. Она нуждалась. Эти деньги могли решить её проблему, дать ей передышку он порочного денежного круга, в котором она погрузила с каждым днём. Но вот же ирония: кроме себя и своей гордости ей нечего предложить взамен.
Конечно, можно отказаться. Можно хлопнуть дверью и уйти, не дав ему ни единого шанса. А можно надеяться, что в нём вдруг проснётся то самое горчичное зёрнышко совести, и он поступит так, как подобает человеку, называющему себя «меценатом».
Но логика подсказывала: перед ней не благодетель. Перед ней существо, давно забывшее, что такое совесть.
— Мы же можем договориться, правда? Я ведь хороший человек. Повторюсь, Джису, я не хочу, чтобы у тебя были проблемы.
Его голос звучал мягко, почти заботливо, но за этой мягкостью скрывалась требовательность, мнимая сжатая вежливость человека, который привык получать желаемое. Он поднялся и подошёл вплотную. Слишком близко.
— Ты делаешь из меня злодея, но я ведь наверное единственный человек, заинтересованный, чтобы у тебя были деньги. Вы, бедные люди, не в праве особо перебирать. — Пальцы коснулись её лица — лёгкое, намеренно неторопливое движение. Он убрал прядь волос за ухо, как будто имел на это право. — Подумать только, эти простенькие брюки и дешёвые кеды... а ты всё равно вызываешь непреодолимое желание...
Джису сделала шаг назад. Не резко, но твёрдо. Отстранилась с тем холодным достоинством, которое отличает женщин, не боящихся сказать «нет». Этот шаг отдалил её от двух с половиной миллионов вон, но приблизил к чести и самоуважению. Много ли она выиграла? Отнюдь.
Она знала: дело не в ней. У таких, как он, «непреодолимое желание» вызывает что угодно — лёгкость добычи, доступность ситуации, предвкушение. Хищник не думает о характере своей жертвы, о её мыслях и страхах. Он видит только себя и свой голод, который, вполне возможно, даже мучает его.
Скольких таких, как она, он уже обошёл? Сколько женщин склонили головы, принимая его условия, отдавая часть своей жизни в обмен на устранение проблем? Будет ли она одной из них?
Джису посмотрела ему в глаза — пристально, без тени смущения.
— Господин Чхве, возможно, я была недостаточно ясна, но сейчас выскажусь прямо: я не заинтересована в ваших ухаживаниях. И хотела бы дальше поддерживать чисто профессиональные отношения.
Она пыталась не дать слабину в интонации. Сказала так, как люди закрывают за собой дверь.
А потом действительно открыла дверь и вышла. Не оборачиваясь.
Дверь захлопнулась за её спиной, но ощущение чужого присутствия всё ещё не отпускало. Она не любит, когда подходят слишком близко.
Джису шагнула в коридор, и шум офиса накрыл её с головой: звонки, клавиатуры, обрывки разговоров. Всё как обычно. Никто не знал, что произошло минуту назад. Никто даже не мог догадаться.
Ей нужно уйти. Нужно вдохнуть свежий воздух. Но окна запечатаны, и потолок давит. Пространство наполняется чужими голосами, чужими движениями. Её сдавливает, как в большом лифте.
Слишком много людей. Они мелькают перед глазами, как механизмы, встроенные в ритм этого офиса, в его четко слаженную жизнь. Нужно подышать свежим воздухом. Нужно двигаться. Почему окна запечатаны?... Как много людей, они все давят, давят. Никто не знает, что только что произошло за дверью. Никто не видит, что под её кожей всё ещё полыхает омерзение, что руки чуть дрожат, что дыхание сбито.
На бедре болтается тяжёлый коричневый портфель, ремень зажёвывает волосы, но руки не доходят, чтобы его поправить.
Вечно восторженный голос Ким Арам появился внезапно, как поезд из туннеля:
— Джису-щи! Ты идёшь сегодня на... — та пронеслась мимо, не дождавшись ответа, — ...корпоратив...
Джису тоже пронеслась мимо. Ни слова, ни кивка. Только шаги, только внутренний порыв — прочь.
Все здесь в бумагах, в звонках, в заботах. А ей тоже нужно работать. Но не сейчас. Нет, не сейчас.
Она вернётся — к цифрам, клавиатуре, таблицам. Вернётся, когда дыхание снова станет ровным, а мысли вернутся по нужным папкам.
А пока — коридор. Заворот за угол. Туда, где никого нет. Где можно на секунду остановиться и выдохнуть.
***
_________________________________
Чон Чонгук стоял в лестничном проёме, глядя на стройку через дорогу. Дождь начинал накрапывать, и рабочие, переговариваясь, спешно накрывали инструменты, натягивали брезент, слаженно разбирали свои посты. Казалось, сам воздух наполнился тяжестью предстоящей грозы — сырой, вязкой, нависающей над городом.
Правая рука висела вдоль тела, замотанная в эластичный бинт. Сегодня он с трудом отыскал его в аптечке, порываясь собрать себя воедино, скрепить порезанные части. Но стоило пошевелить пальцами, как кожа натягивалась, раны отзывались тупой, чешущейся болью, а под бинтом начинала сочиться кровь. Он сгибал пальцы медленно, словно проверяя, насколько далеко зайдёт этот бесполезный жест, и тут же разжимал.
Нужно возвращаться в ритм. В графики, отчёты, расчёты прибыли и убытков. В бесконечные встречи, звонки, переговоры. Там, в этом механическом мире цифр и голосов, нет места воспоминаниям. Когда голова занята, мысли не просачиваются в мозги, не отравляют, не гложут.
Ему оставалось только это — снова шагнуть в корпоративное беличье колесо, вращаться в нём, пока его не вытряхнет наружу. Занятость вытесняет воспоминания.
Он развернулся, сделал пару шагов, но что-то заставило его остановиться. Шнурки. Две чёрные верёвочки беспомощно раскинулись по обе стороны туфли, как сломанные лапки насекомого.
Чонгук посмотрел на них, выдохнул, заранее зная, что это будет за возня. Но всё же опустился, кривясь от натяжения в боку, и, подогнув левую руку, попытался ухватить шнурок. Левой. Одной.
Слабый узел. Пальцы скользят, никак не могут зафиксировать петлю. Перебинтованные пальцы правой торчат неподвижными деревяшками — глупая, ненужная, висящая обуза. Он пробует ещё раз, но выходит только жалкое подобие узла, который развяжется при первом же шаге.
И действительно — он встаёт, двигается вперёд, и шнурки тут же расползаются, бесформенно ложась на пол.
Ну и ладно. Сейчас он запихнёт их прямо в туфель, поглубже. Неаккуратно, неудобно, но хоть так. Всё равно нет сил воевать даже с этой мелочью.
Он уже начал опускаться, собираясь вновь запихнуть шнурки в ботинок, но вдруг:
— Давайте я помогу.
Голос прозвучал спокойно и решительно, без колебаний. Он поднял глаза — перед ним уже опускалась на корточки Ким Джису. Чонгук замер, не успев нагнуться.
Она закинула сумку за спину, пригладила волосы, убирая их за ухо, чтобы не мешали. Чонгук видел, как лёгкое напряжение пробежало по её запястью, когда она ловко взяла шнурки. Пальцы её тонкие, но сильные. Они быстро продели шнурки в петли, скрутили их, мягко затянули узел. Затем аккуратно, точно проверяя, чтобы не давило, слегка дёрнула за концы.
— Не туго? — спросила она, чуть приподняв голову.
Он не ответил. В тишине чувствовалась напряжённость. Он видел, как она медленно поднялась, придерживая портфель, глаза её скользнули вверх, встретились с его глазами.
Её взгляд был глубок, цепкий, словно выискивал в нём что-то. Она не говорила ничего, но в этой тишине, в этом обмене взглядами будто происходил негласный разговор. Он видел в её глазах некую усталость, неуверенность, возможно, вопросы, но ещё — интерес.
Чонгук смотрел на неё и думал: Ким Джису. Ты явилась ко мне из сна и что-то пытаешься сказать?
Но какая же это благодать: просто стоять здесь и смотреть на неё.
Его зрачки пробежались по её лицу, задержались на чёрном локоне, прижатом тяжёлым ремнём сумки. Как он раньше этого не заметил? Этот грубый ремень, врезаясь в волосы, тянул их вниз, наверняка причиняя ей дискомфорт. Если она сейчас пойдёт, дернётся, волос натянется, и это причинит ей боль. И она больше не сможет пойти жить эту жизнь так, ка умеет только она.
Он медленно, осторожно, левой рукой дотянулся до её плеча и аккуратно освободил локон, вытащив его из-под ремня и мягко отбросил на спину.
Она не шелохнулась. Смотрела на него.
Её взгляд... В нём было что-то сложное, многослойное. Он не отталкивал, но и не приближал. Будто она вглядывалась в него глубже, чем позволено, пытаясь что-то понять, уловить или вспомнить. И он боялся такую Джису, боялся, что это она сейчас намекает: «Я знаю всё».
Но миг растаял. Джису слегка повела плечом, как будто возвращаясь в реальность.
И всё.
Джису смотрела в окно, рассеянно следя за движением улицы. Где-то внизу проехала машина, по тротуару шли люди, кто-то жестикулировал во время разговора. Всё это казалось таким далёким, как будто происходило в другом мире.
— Спасибо, — наконец произнёс он.
Она повернулась к нему, словно только и ждала этих слов, и чуть кивнула.
— Если бы вы не подоспели, я уже думал пойти прямо в носках, — добавил он, кривовато улыбнувшись.
Она усмехнулась — коротко, почти незаметно. Он тоже.
— Что у вас с рукой? — спросила она, не глядя прямо, но взгляд её скользнул по его перевязанной кисти.
Чонгук пожал плечами, поднял руку, показывая, мол, «А, это?»
— Порезался.
— Видимо, серьёзно порезались.
Он не сразу ответил. Только вздохнул, снова взглянул в окно, туда, где двигался властный, бесконечно далёкий город.
— Видимо, серьёзно, — повторил он.
Их отражения в стекле стояли рядом — два силуэта на фоне серого неба. Казалось, они беседуют о чём-то незначительном, о пустяке. Но тишина, задержавшаяся между словами, говорила о большем.
Где-то внизу автомобили лениво разрезали лужи, редкие прохожие спешили укрыться от мелкого дождя. На площадке было тихо, только слышался приглушённый гул офиса за стенами.
— Даааа, — протянула Джису, — судя по всему, сезон дождей плавно перейдёт в август, — сказала она, задумчиво глядя на улицу. — А там уж станет ещё более душно.
Он кивнул, поджав губы. Ему не хотелось, чтобы август начинался.
— Вам нравится дождь? — спросила она.
Чонгук чуть склонил голову, будто бы раздумывая.
— Как по мне, дождливый день ничем не отличается от других. Это всё та же погода. А вы? Вы любите дождь?
— Да, — с выдохом сказала она. — Дождь падает сверху вниз, смывая то, что не должно задерживаться там, где ему не суждено.
Она чуть подалась вперёд, склонив голову набок, словно лучше вглядываясь в капли, стекающие по стеклу.
— Также и с нашими чувствами, — продолжила она. — Сверху вниз: сначала в голове, — она легко постучала пальцем по виску, — потом в сердце, а затем под ногами. Всё ненужное, что отравляет жизнь, нужно просто стряхнуть, как грязь с ботинок, и продолжать идти. Каждый раз, когда начинается дождь, я думаю об этом как о времени очищения. — Она замолчала, а потом добавила тише: — Так что да, я люблю дождь.
Он смотрел на неё — на её мечтательное лицо, на профиль, чуть смягчённый мягким отражённым светом. Казалось, что она вовсе не здесь, а где-то далеко, там, куда он не мог за ней последовать.
«Я бы тоже не отказался, чтобы дождь смыл меня всего, целиком, куда-то в сточную яму», — подумал он. — «Тогда бы не существовало ни боли, ни снов, ни сожалений...»
Но не сказал этого вслух.
Он просто молча стоял рядом, зная, что скоро придётся уйти. Но пока — нет. Пока можно ещё немного постоять здесь, в этой спокойной тишине, где нет шума, где можно просто смотреть на дождь.
— Я бы ещё постояла, — сказала она, словно извиняясь, — но Чан Моын лишит меня бесплатных чайных стиков, если я не посортирую архив до вечера.
Она улыбнулась, будто сама над собой, и пожала плечами.
Он тоже чуть усмехнулся, кивнул.
— Да, я как раз тоже возвращаюсь туда.
Они пошли по коридору — шаг за шагом, бок о бок, в молчании, которое не требовало слов. Когда дошли до места, где расходились пути — направо, в его кабинет, налево, к архиву, — она уже сделала шаг вперёд, как вдруг он негромко сказал:
— Ещё раз спасибо.
Она обернулась.
— А?
— Я про шнурки, — он тряхнул ногой.
— А, — рассмеялась она. — Обращайтесь. Я добавлю этот навык к своему резюме.
Они ещё секунду стояли так, будто ждали чего-то — последнего слова, взгляда, знака.
Но ничего не последовало.
Они просто одновременно отвернулись и пошли дальше.
Жить свою жизнь.
***
Ресторан шумел. В зале звенели бокалы, раздавались смех и оживлённые разговоры — сорок человек, собранные за несколькими длинными столами, отмечали пятнадцатилетие страховой компании «Better Ways». Белые столы, расставленные по центру свечи, официанты, скользящие между рядами с подносами. Пахло фруктами, жареным мясом, вином, каким-то пряным соусом.
Джису пришла не слишком нарядно, но достаточно, чтобы не выбиваться из толпы: белая юбка за колено, голубая рубашка, под ней — белая майка. Волосы аккуратно собраны, лёгкий макияж. Она ещё только вошла, как лемурчик Ким Арам, сидящая в жёлтом платье, замахала ей рукой.
— Всё тебя ищу! — сказала та, пододвигаясь и освобождая место.
Джису села, кивнула в знак приветствия тем, кто сидел рядом. Коллеги улыбнулись, некоторые обменялись с ней парой слов, даже угрюмый «паук» Джехун спросил, идёт ли снаружи до сих пор дождь — обычные вежливые фразы, вопросы о работе, шутки. Кто-то уже пил, кто-то нет. На столах стояли блюда — горячее, салаты, закуски.
Она взяла вилку, попробовала что-то — кажется, курицу в сливочном соусе, но вкус не запомнился. Еда была просто едой. Она слушала разговоры вокруг, но не особо вникала — кто-то обсуждал последние отчёты, кто-то делился новостями о семье.
А потом взгляд сам собой зацепился за мистера Чона.
Он сидел поодаль, ближе к краю стола, среди сотрудников, имён которых она не знала. Бокал вина в одной руке, другая — та, перебинтованная, — лежала на столе. Он время от времени кивал кому-то, но больше молчал, а в его лице читалась скука. Не та, что бывает от неинтересных разговоров, а та, что кажется хронической.
Джису сделала вид, что просто оглядывает зал, но сама незаметно продолжала следить за ним.
Когда ведущий объявил, что сейчас слово возьмёт Чон Чонгук, глава отдела, все разом захлопали, а он — судя по выражению лица — мысленно проклинал этот момент.
Поначалу Чонгук делал вид, что не замечает, как к нему поворачиваются головы, как кто-то — то ли из HR, то ли из отдела маркетинга — уже встаёт из-за стола и направляется к нему. Но уйти было некуда.
— Чонгук-щи, давайте, скажите пару слов! — с улыбкой произнесла девушка в чёрном платье, показывая рукой на невысокий подъём сцены.
Джису широко улыбнулась, видя, как тихого, явно не жаждущего внимания Чонгука буквально вынудили подняться на небольшую сцену. Она захлопала вместе со всеми, ладони сложила у губ, а брови взметнулись вверх — то ли от волнения, то ли от любопытства.
— Ох, сейчас выдаст свою фирменную речь на три слова, — присвистнул Енхан, парнишка без возраста, вечно при деле, которого никогда не воспринимают на работе всерьёз.
Чонгук поднялся на сцену с видом человека, который скорее предпочёл бы выйти на улицу под проливной дождь без зонта. Одна рука в кармане, другая, перевязанная, прижата к туловищу и скрыта под пиджаком. Он осмотрел зал, явно собираясь с мыслями, а потом выдохнул:
— Да... — выдал он, затягивая момент. — Ещё один год пролетел... незаметно. Но, уверен, заметно по вашим зарплатам.
Негромкий смех прошелся по рядах. Джису не совсем поняла, но всё равно улыбнулась.
— Каждый из вас славно потрудился. Даже новые сотрудники привнесли недостающую помощь нашей компании.
В этот момент он задержал взгляд на ком-то в зале. Джису показалось — или всё же не показалось? — что на ней.
— Это значит, что за пятнадцать лет мы заслужили и оправдали доверие людей. Так что давайте и дальше давать им уверенность в том, что что бы ни случилось в их жизни, Better Ways всегда готовы протянуть им руку помощи.
Он кивнул и поспешил сойти со сцены, не дожидаясь лишних аплодисментов.
Но они последовали.
Громкие, доброжелательные, вперемешку с возгласами.
— Красавчик!! — крикнул Юта, вскинув руку с бокалом.
Сотрудники загудели, кто-то снова поднял тост, другие принялись пробовать новые блюда.
Джису хлопала, и внутри, к её собственному удивлению, появилось странное чувство — то ли гордость, то ли уважение. За своего начальника.
Юта вскочил со своего места, поднял бокал и, хлопнув по столу, громко объявил:
— У нас есть ещё одна новость!
Шум в зале немного стих.
— Чхве Минсу теперь повышается до старшего менеджера!
Раздались аплодисменты, кто-то свистнул.
— Ну, наконец-то, — усмехнулся кто-то из дальнего конца зала.
— Давно пора, — подхватил другой голос.
Чхве Минсу поднялся, сделал вид, что застенчиво отмахивается, но по его лицу было видно — он доволен. Принимал поздравления с лёгким высокомерием, покачивая бокал в руке.
Джису только молча сделала глоток вина. Её не особенно радовала эта новость.
Прошло какое-то время, разговоры вокруг становились всё громче, смех — звонче, напитки — крепче.
Она отвела взгляд от бокала, оглядела зал и только тогда заметила, что Чонгука нигде нет. Наверное, вышел куда-то.
Ким Арам тоже исчезла — вернее, её фигура мелькала то в одном, то в другом конце зала: она носилась между столами, делала фотографии, смеясь с теми, кто уже порядком разгорячился алкоголем.
Джису снова посмотрела на бокал, провела ладонью по своему предплечью. Становилось скучно. Никто не держал её здесь, но подниматься первой — почему-то не хотелось.
— И что, не поздравишь?
Чхве Минсу, весь пропахший вином и соджу, опустился на соседний стул.
— Поздравляю с повышением, — сказала Джису ровным тоном и сделала ещё один глоток.
Она смотрела куда угодно, только не на него.
Он хмыкнул. Был пьян.
— Знаешь, наш уговор всё ещё в силе... — протянул он, наклоняясь ближе.
Её губы сжались в тонкую линию.
Он положил ладонь ей на колено. Пальцы лениво двинулись вверх. Белая юбка медленно задиралась, обнажая колено.
Джису резко встала, как ошпаренная. Стул сдвинулся с глухим скрипом.
Несколько человек повернулись в их сторону, но почти сразу отвели глаза — никого не удивляли такие сцены после нескольких часов застолья.
И теперь уж точно ей стало ясно — что-то она засиделась здесь.
Но сначала — в туалет.
Джису уже протянула руку к дверной ручке туалета, когда створки внезапно распахнулись, ударившись о стены.
Изнутри вылетел мистер Чон.
На волосах блестели капли воды, лицо напряжено, движения резкие, как будто он только что уворачивался от удара или спасался бегством.
Он промчался мимо неё, даже не заметив, будто сквозь шумное, запотевшее от дыхания зало, прямо к выходу.
Джису невольно проводила его взглядом. Что-то случилось? Странно видеть его таким — на вечеринке, которая, по сути, почти в его честь.
Она постояла ещё пару секунд, потом шагнула внутрь в женскую секцию.
Туалет был пуст, тих.
Закрывшись в кабинке, она глубоко вдохнула, задержала дыхание, а потом медленно выдохнула, будто вместе с воздухом выпускала всю тревогу.
Когда вышла, подошла к общему зеркалу. Посмотрела на своё отражение. Попробовала улыбнуться — будто ободряя саму себя.
Но со стороны это выглядело жалко: в глазах ничего, кроме усталости, на губах — натянутая, ненастоящая эмоция.
Она убрала прядь волос за ухо, поправила ремень на плече. Развернулась и направилась к двери.
Ручка поддалась.
Она уже собиралась выйти — но вдруг увидела перед собой, прямо в приоткрытой створке дверей, лицо Чхве Минсу.
Всего мгновение.
Ей хватило мгновения, чтобы по взгляду и позе понять его следующий шаг.
Она резко захлопнула дверь.
Но он уже успел подставить ногу.
Толчок.
Джису изо всех сил вжала дверь обратно, но сил не хватало поднажать.
Дверь дрогнула, сдвинулась вперёд.
Она напрягла мышцы, давила изо всех сил.
Бесполезно.
Рывком Чхве Минсу распахнул дверь, толкнул её внутрь.
Она отшатнулась назад.
Сердце ударилось о рёбра.
Он захлопнул дверь за собой.
Джису сделала шаг назад. Потом ещё один. Дошла до дальней стены.
Спина ударилась о кафельную стену.
— Чёрт, Ким Джису. Чем дальше, тем с тобой сложнее.
Язык у него заплетался.
Она сглотнула.
Тесное закрытое пространство давило, а пьяный мужчина перед ней заставлял сердце бешено колотиться.
— Ты же не будешь устраивать сцен, правда?
— Мистер Чхве, откройте дверь. — Скомандовала она, сжимая ремень сумки так, что костяшки побелели.
Паника внутри нарастала.
— Говорят, строптивость только заводит. Я с ними согласен.
— Мистер Чхве, это женский туалет, откройте дверь!
— Харош играть со мной. Я же видел, как ты на меня смотришь, пожираешь взглядом, манишь, как русалка. Хочешь, чтобы я тебя потрогал.
Он рванулся вперёд.
Грязные, липкие руки впились в её тело.
Она дёрнулась в сторону, пытаясь увернуться, но он вдавил её в стену.
Дыхание с алкоголем ударило в лицо.
Руки — грубые, жёсткие — скользнули по её бедру.
Она изо всех сил толкнула его в грудь.
Попыталась сползти вниз, чтобы выскользнуть из-под него, но он успел схватить её за рубашку.
Ткань натянулась, треснула по шву.
Он резко дёрнул её обратно.
Юбка задралась.
Рука полезла выше.
Она вскрикнула.
Тяжёлая ладонь грубо зажала ей рот.
Слёзы обожгли глаза.
Пока он возился со своим ремнём, она дрожащими пальцами рыска́ла по внешним карманам сумки.
Где-то там...
Хоть что-то...
Ну хоть что-то...
Он потянулся к замку на её юбке.
Пальцы нащупали что-то холодное, маленькое, металлическое. Она вцепилась в него, раскрыла — булавка.
Раз.
Железный наконечник воткнулся ему в шею.
Он дёрнулся, издал приглушённый вскрик.
Два.
Вторая вспышка боли.
Тело отшатнулось назад.
Руки разжались.
Он схватился за шею, сжав место укола.
Её сердце билось так, что, казалось, сотрясало всё тело.
Он ослабил хватку, судорожно хватаясь за шею, и застыл на мгновение, словно пытаясь осознать, что только что произошло.
Её шанс.
Она рванулась к двери.
Рука дрожала, пальцы соскальзывали с металлического замка.
Повернуть его получилось только со второго раза.
Но за эти секунды он уже был рядом.
Рывок за воротник, вместе с её волосами — Джису хрипло вскрикнула, жгучая боль в коже, резкий рывок пронзил её голову болью.
Ярость хлестнула горячей волной.
Она сжала булавку в пальцах и со всей силы вонзила её в голую кожу его руки.
Раз.
Он зашипел, дёрнулся.
Два.
Он разжал пальцы, хватаясь за место укола.
Ещё секунда.
Щелчок замка.
Она дёрнула дверь, вылетела наружу.
Бегом.
Зал взорвался музыкой и голосами. Лица сливались в расплывчатые пятна. Дыхание сбивалось. Сердце гулко стучало в ушах.
Выход.
Где выход?
Глаза метались в поисках спасения.
Она вылетела в дождливую ночь.
Острые капли ударили по разгорячённому лицу.
Холодный воздух в грудь — как удар, как спасение.
Свобода.
**
_________________________________
Чонгук стоял, привалившись спиной к холодной кирпичной стене в дальнем углу здания. Небольшой козырёк прикрывал его от ливня, но не спасал — капли всё равно достигали носков ботинок, стекаясь к асфальту.
В одной руке — телефон, в другой — сигарета, изломанная и почти потухшая от дождя. Перевязанная бинтами рука дрожала, когда он подносил её ко рту.
Он поднял её к губам дрожащими пальцами, но едва почувствовал привкус размокшего табака — горький, отвратительный, как всё внутри него.
В трубке шуршал голос, словно доносившийся сквозь толщу воды. Глухой шёпот с другого конца.
«Почему?..»
Чонгук застыл. Он сходит с ума.
Закрыл глаза, разомкнул губы. Окурок безвольно упал на мокрый асфальт, покачнулся в луже, смешавшись с грязью.
Он медленно опустил руку, не отрывая взгляд от какой-то тёмной точки на мокром асфальте.
Он моргнул раз — медленно, тяжело.
Потом ещё раз. Вытянутые, немигающие глаза застекленели, уставившись в одну точку на земле.
Грудь медленно поднималась и опускалась. Но он не дышал.
Мир вокруг словно застыл.
Сердце не билось.
Лёгкие забыли, как втягивать воздух.
Мозг заблокировал себя.
Осталась только тишина.
Из поглощающей немоты его вырвал громкий звук распахивающийся двери слева. Он увидел, как Ким Джису вывалилась из дверей ресторана, споткнулась и опустилась на корточки прямо посреди улицы.
Джису сжалась, почти сложилась пополам, вцепившись пальцами в мокрый асфальт. Грудь тяжело вздымалась, зубы стиснуты — от злости, от отвращения, от ярости на то, что только что произошло. Она ощущала липкий страх на коже, в мыслях, над всём своём теле.
Чонгук молча осторожно подошёл.
Снял с себя пиджак, оставшись под дождём в одной рубашке, и опустил его ей на плечи.
— Не трогай меня!!! — вскрикнула она, резко разворачиваясь, готовая отбиваться, убегать, делать что угодно.
Но вместо преследователя увидела... его.
Чонгук смотрел сверху вниз, глаза потемнели, волосы прилипли ко лбу. Капли дождя стекали по его лицу, задерживаясь на подбородке.
— Джису-ши, что с тобой?
Она опустила голову, стиснула пальцы так сильно, что ногти впились в кожу. Вдох-выдох. Нужно подняться. Ноги дрожали, но она заставила их слушаться.
Белая юбка превратилась в грязную, мокрую тряпку, порванная рубашка прилипла к коже.
Она подняла на него глаза, налитые болью, злостью, горечью.
— Оставьте меня... — её голос прозвучал глухо, почти безжизненно.
Он видел, как она медленно идёт прочь, кутаясь в его пиджак. Хотел сказать что-то, сделать что-то.
Но она сказала: оставьте меня.
И он оставил.
Шагнул в сторону, направился вдоль здания.
Нашёл лавочку, сел. Дождь стекал по его лицу, по волосам, пропитывал ткань рубашки. Она облепила тело, холодная, тяжёлая.
Он откинул голову назад.
В небе плясали молнии, где-то далеко грохотал гром. Дождь хлестал с небес, растушёвывая свет уличных фонарей в мутные разводы. Вода стекала с крыш, с шумом устремляясь в водостоки. Асфальт темнел, дышал влагой.
Капли падают на лоб, на скулы, на веки.
Смывают что-то.
Он очищается .
Он исцеляется.
***
Джису вошла в квартиру. Тишина дома встретила её пустотой, никакого шума, никакого движения — только её собственное дыхание и приглушённый стук капель о подоконник.
Господи, ты же знаешь, я устала,
Господи, ты же знаешь, я устала,
Господи, ты же знаешь, я устала от слез,
Господи, просто освободи меня.
Ремень портфеля медленно сползал по руке, пока не соскользнул и не упал на пол с глухим шлепком. Она переставляла ноги механически, будто не совсем осознавая, что делает, оставляя позади след из капель на полу.
Она не плачет. Вовсе нет. Лицо застыло в безразличии.
Чонгук сидит и
смотрит в грохочущее небо.
Вспыхивают молнии, но он не шевелится.
Капли дождя стекают по его лицу,
в открытый рот.
Эта гребанная вода.
Волна накатывает,
Я не хочу побеждать,
Позволь ей унести меня,
позволь ей унести меня,
Я отправлюсь в путь.
Как долго я могу оставаться
В месте, которое не может меня удержать?
Руки осторожно, почти бережно, начали снимать мокрую рваную рубашку, словно касались ожогов. Вскоре лохмотья плюхнулись на пол.
Она зашла в свою комнату, шагая босыми ногами по холодному полу. Расстегнула замок юбки — ткань бесшумно скользнула вниз, оставшись на полу мокрым комом.
Пожалуйста, не говори, что я тебе нужен,
Освободи меня, поверь мне,
Однажды ты увидишь меня,
Поверь мне, ты меня оставишь.
В одной тонкой майке она опустилась на кровать. Не ложась, не накрываясь, просто плюхнулась, тяжело выдохнув.
Дождь барабанит по стеклу.
Джису свернулась на кровати, скрутилась в себя, как раненый зверёк, не выпуская наружу ни звука.
Пальцы сжали простынь, мокрые волосы прилипли к лицу.
Он смотрит вверх, не моргая,
позволяя воде стекать по лицу,
пропитывать насквозь рубашку,
холодить кожу.
Дождь смывает с него что-то невидимое.
Он очищается.
Он исцеляется.
Господи, ты знаешь, что я пытаюсь
Господи, ты знаешь, что я стараюсь.
Это все, что у меня есть, достаточно ли этого?
Господи, я хочу остаться.
«Наверное, я не создана для счастья.
Я здесь, чтобы страдать. Чтобы проходить испытания. Чтобы снова и снова проверять границы своей стойкости.
Ну вот, Боже.
Наверное, это и есть моя граница».
Каждая капля – как приговор.
Каждая вспышка – как суд.
Он заслужил эту внутреннюю казнь.
После всего, что было,
он не имеет право на счастье.
Господи, ты же видишь, я стараюсь.
Господи, ты же знаешь, я борюсь.
Боже, я устал от слёз в глазах.
Боже, я вернусь на свой путь.
_________________
_________________________________
I'm tired — Labrinth, Zendaya
[Здесь должна быть GIF-анимация или видео. Обновите приложение, чтобы увидеть их.]