Глава 10. Из сна в реальность и обратно
Бар шумел, но здесь, у стойки, громкая музыка доходила лишь приглушёнными вибрациями из основного зала, растворяясь в гулких разговорах. Чонгук снял пиджак, закатал рукава, облокотился на деревянную поверхность. Из-под густой чёлки, спавшей на глаза, он молча наблюдал, как Юта потянулся к бутылке.
Не успел тот налить себе, как Чонгук плавным движением убрал алкоголь подальше.
— Не пей.
Юта замер с пустым бокалом в руке.
— В смысле?
— Ты мне нужен сегодня трезвым.
— Какого тогда ты позвал меня в бар? Смотреть, как ты напиваешься?
Чонгук только хмыкнул и кивнул бармену:
— Один безалкогольный коктейль.
Через минуту перед Ютой стоял высокий стакан с зеленоватым напитком, замысловато украшенным ломтиками лайма.
- Как школьнику какому-то.... - пробубнил Юта.
Чонгук спокойно переливал бурбон по граням стакана, наблюдая за игрой света в янтарной жидкости.
— Так кого мы ждём?
Ответа не последовало. Чонгук лишь мельком глянул на дверь, ведущую в глубину зала.
Юта не унимался:
— Хочешь познакомить меня со своей любовницей?
Глоток бурбона.
— Или у тебя тут встреча с дилером?
Что-то в лице Чонгука — может, чуть вздёрнутые брови, может, то, как он замер на полуглотке, — выдало его.
Юта расширил глаза.
— Да ну нафиг... Ты серьёзно?
Но прежде чем Чонгук ответил, дверь открылась, и в барную полутьму шагнул парень в едко-оранжевой безрукавке поверх футболки. Худой, жилистый, руки забиты татуировками, волосы заплетены в зигзаги назад.
— Чонгуки... — протянул он с нескрываемой радостью. — Сто лет тебя не видел!
Чонгук поднялся, они обменялись крепким рукопожатием, похлопали друг друга по спине — легко, но со скрытой силой.
— Не, ну тебя не узнать. Дай-ка я на тебя посмотрю.
Парень в безрукавке крепко обхватил обеими ладонями предплечья Чонгука и чуть отстранил его, скользнув взглядом с головы до ног.
— Не, ну ты вырядился... Смотри, какой солидный мачо, костюм, небось, стоит столько же, сколько моя машина.
— Потом отдам тебе, — Чонгук выдернул одну руку, поправил манжет.
— Не надо, — дрыщь махнул рукой.
Они снова заняли свои места на высоких барных стульях. Бармен молча провёл по стойке тряпкой, не вмешиваясь. Чонгук скользнул взглядом по Юте и представил незнакомца:
— Это Манго.
Юта только кивнул, крутя высокий стакан в пальцах. Манго не обратил на него особого внимания.
Пили молча. Бар шумел позади, но здесь, у стойки, всё было приглушено, как будто заглушено слоем стекла. Юта ждал — когда уже начнётся основной разговор?
— Чеён говорила, что ты до сих пор ей деньги пересылаешь, — наконец нарушил паузу Манго.
Чонгук едва заметно кивнул, взгляд его скользнул вниз, к стакану.
— Как она там?
— Да слышал, открыла салон какой-то. Теперь к ней дамочки приходят, чтобы она их в сахар заворачивала.
Манго расхохотался, довольный собственной шуткой. Чонгук не улыбнулся.
Юта снова сделал глоток и бросил взгляд на него — и снова ожидание. О чём, чёрт возьми, речь? Он мог бы понять: сначала старые приятели обмениваются любезностями, потом уже переходят к делу. Но что-то в этом разговоре шло не так — что-то не было сути.
Манго лениво откинулся на спинку, качая головой:
— Йаа... Я-то думал, ты вообще не в Корее. У ребят спрашивал, кто видел Чона — никто ничего.
Он пожал плечами.
— Так где ты пропадал? Чем занимался всё это время?
Чонгук повернул голову к нему с легкой улыбкой.
— У меня страховая компания.
Манго присвистнул.
— А я-то смотрю, малый повзрослел.
Крепкий хлопок по плечу. Юта заметил, что Чонгук не вздрогнул, не напрягся — просто продолжил разглядывать содержимое бокала.
Через пару секунд он вдруг кивнул на Юту:
— Вот он — мой секретарь. Юта Накамото.
Манго повернулся к Юте, сложил ладони вместе.
— Konnichiwa.
Юта ответил таким же кивком, чуть усмехнувшись.
— Ты на отца работаешь? — спросил Манго.
— И да, и нет.
После этих слов зависло молчание. Манго знал, что тему родителей — как и многие другие темы — лучше не трогать. Не потому, что это чревато последствиями, а просто потому, что разговор с Чонгуком в этом направлении заходил в тупик. Как будто идёшь по переулку и вдруг упираешься в кирпичную стену.
Манго решил сменить тему и вновь плеснул себе в стакан.
— Ну, красавчик. Надо выпить за такую встречу. Честно, рад за тебя.
— Спасибо.
Чонгук мельком осмотрелся по сторонам, словно проверяя, не подслушивает ли кто, глубже вздохнул и, уже тише, сказал:
— Ты принёс что-то?
В полумраке бара, особенно в дальнем, неосвещённом углу у стойки, его глаза казались ещё темнее. Будто тени, клубившиеся вокруг, стягивались внутрь этих зрачков, поглощались ими. Красные прожилки в глазах, усталость, тёмные круги под глазами — всё это вызывало вопросы.
— Смотря что тебя интересует, — лениво протянул Манго.
— У меня бессонница.
О приступах паники он умолчал.
— Вообще не спишь?
— Ну, где-то два-три часа в сутки.
Юта с трудом проглотил свой безалкогольный коктейль и вытаращился на Чонгука.
— Как же ты работаешь?
— Пока помогали аптечные таблетки и энергетики. Сейчас уже нет. Вот поэтому я и связался с тобой. Ну так что?
Манго хмыкнул и усмехнулся:
— Ну смотри, сейчас будет как в «Матрице».
Он пошарил в нагрудных карманах своей безрукавки и достал два маленьких зип-пакета. Разжал один, что-то извлёк, а затем ловко пальцами достал ещё одну штуку из второго пакета и спрятал её во второй ладони.
— Вот эта таблетка, — он раскрыл ладонь, показывая белую капсулу, — седативное действие. Спать будешь как младенец. Один мужик рассказывал, что отрезал палец и даже боли не почувствовал, прикинь!
Он ухмыльнулся и открыл другую ладонь, где поблескивала голубоватая таблетка.
— А эта, наоборот, эйфория. Кайфуешь, мир прекрасен, все дела.
Юта молча смотрел на них обоих, не зная, кто из них двоих его пугает больше.
Капсулы покоились на темных, жилистых ладонях, точно два кусочка льда на горячем металле. В их округлых гладких оболочках таилась долгожданная тишина. Нужно взять. Он за этим сюда и пришел.
Чонгук поднял руку, и мир сузился до одного единственного действия. Музыка перешла в гул, рябью разлилась по воздуху, стала фоном, ничего не значащей помехой. Он взял белую капсулу, быстро налил в стакан воды и, не задумываясь, закинул её в рот.
— Ты только смотри, — Манго чуть наклонился к нему, опираясь локтем о стойку. — Эта штука коня свалит. Я тут тебе не игрушки толкаю.
— Мне подходит, — сказал Чонгук, держа глоток воды во рту.
Рядом Юта вдруг приподнялся, словно его взгляд зацепился за что-то в другом конце зала. Он смотрел в дальний угол, туда, где под светомузыкой в такт ритму танцевала девушка. Она двигалась плавно, легко, не думая, не анализируя — просто наслаждаясь вечером.
Юта поднялся со стула, не отрывая от неё взгляда.
— Ребята, я сейчас, — бросил он и хлопнул Чонгука по плечу, направляясь через помещение.
Манго профыркал:
— Ну ты смотри, ловелас! Кстати, у меня и для таких дел таблеточка найдётся... Но тебе, я вижу, не надо!
Чонгук молча провел взглядом Юту, тот уже приблизился к группе девушек, встав где-то рядом, но ещё не вмешиваясь в их танец.
— Только учти, — продолжил Манго, привлекая внимание обратно к себе, — я на следующей неделе уезжаю из города. У меня всего по три капсулы того и того. Если понадобится ещё — дам тебе контакт. Есть один знакомый неподалеку, в Хванджине. Но он принципиальный, больше трёх таблеток за раз не выдаёт. И деньгами своими ты его не подкупишь. Скажешь, что от Манго. Если что, набери меня на месте, я договорюсь.
Он достал из кармана бумажный квадратик и небрежно положил его у руки Чонгука.
Тот посмотрел на бумажку, взял её и без спешки спрятал в потайной карман своего пиджака, висящего на спинке стула. Казалось, всё вокруг сделалось чуть приглушённее. Или это просто начинало действовать то, что он уже проглотил.
Сперва это ощущалось, как едва заметная рябь в воздухе — словно кто-то включил невидимый мотор, и вибрации пошли по всему пространству. Чонгук моргнул, но ничего не изменилось.
Люди в баре начали медленно расплываться, как акварель на мокрой бумаге. Лица теряли четкость, движения становились вязкими, словно застывали в густом сиропе. Барная стойка, бутылки за спиной у бармена — всё будто дрожало, дрожало и текло, и Чонгуку на секунду показалось, что он сам тоже начинает растекаться, как масло на горячем асфальте.
Он глубже осел на стуле, хватаясь за край стойки, но его пальцы почти не чувствовали текстуру дерева. Мир качнулся. Пол ушёл из-под ног, хотя он и не стоял.
Где-то впереди, в этом мерцающем, размытом пространстве, он ещё различал фигуру Юты. Тот шёл куда-то, его силуэт всё больше удалялся, теряя резкость, растворяясь, будто на него медленно накладывали блюр.
Чонгук хотел что-то вымолвить, но язык не слушался.
Ещё секунда — и всё вокруг накрыла темнота.
Голова его покоилась на сложенных руках, холодное дерево столешницы чуть отпечаталось на коже лба. Веки тяжелые, как свинец.
Что-то изнутри встряхнуло его, словно резко выбросило из глубокого водоворота.
Чонгук вскинул голову.
В глазах темнело, в ушах гудело. Он резко повернулся в одну сторону, в другую, метнул взгляд вверх, в потолок — мир всё ещё колыхался, будто подёрнутый маревом. На мгновение он даже забыл, где находится.
Левее сидел Юта. Он склонился к девушке, которая что-то оживлённо ему рассказывала, посмеиваясь, играя со своей сумочкой. Чонгук посмотрел на них мутным взглядом, потом медленно протянул руку и легонько похлопал Юту по предплечью.
Тот нехотя оторвался от разговора, повернулся к нему.
— Сколько я был в отключке? — голос Чонгука был хриплым, смятым, будто он разговаривал после долгой болезни. Лицо его выглядело помятым, кожа неприятно липла к воздуху.
— Я не считал. Минут двадцать, — равнодушно бросил Юта и снова повернулся к девушке.
— Чёрт... вот это вырубило... — Чонгук грубо провел ладонями по лицу, растирая виски, потирая глаза. Он прищурился от яркого света, который теперь бил по глазам нестерпимо. Всё вокруг казалось чуть громче, чуть быстрее, чуть резче, чем должно было быть.
Он моргнул, обводя мутным взглядом посетителей. Щурясь, посмотрел на Юту, потом на Манго, сидящего дальше. Повернулся направо, посмотрел на соседний стул.
Там сидел он.
Мокрые волосы, лицо, по которому стекает вода. Военная форма.
Тело Чонгука машинально отшатнулось назад.
От силы резкого движения стул громко скрипнул по полу и рухнул. Чонгук задел чей-то поднос, и бокалы с напитками с глухим стуком обрушились на пол.
Люди вокруг обернулись.
— Чонгук, ты чего?! — Юта смотрел на него ошарашенно, его лицо выражало смесь удивления и непонимания.
Чонгук моргнул.
Глаза расширены, сердце бешено колотится в груди. Он вцепился пальцами в край стойки, жадно ловя воздух.
На том стуле, на котором он только что видел его...
Никого не было.
Чонгук оглядывается по сторонам, дыша тяжело и прерывисто. Лица вокруг расплываются, становятся то слишком четкими, то размытыми, как будто он смотрит на них сквозь рябь воды. Он вцепился взглядом в Юту, в его растерянное выражение, затем быстро метнулся глазами по залу, ища его. Но куда бы он ни смотрел — там были только чужие лица, безразличные, весёлые, пьяные, но не его.
Чонгук резко развернулся и быстрым шагом направился в туалет.
Двери разлетелись, когда он толкнул их плечом. Коридор был узкий, приглушенный свет давил на глаза. Он на ходу ослабил галстук, выдернул его из-под воротника, чувствуя, как сжимается горло. Грудь ходила ходуном. Он снова провёл ладонями по лицу, горячими, вспотевшими, натягивая кожу на скулах.
Остановился у раковины, упёрся в неё обеими руками.
В зеркале отразилось его лицо.
Одна из продолговатых ламп над ним замигала, замерцала — вспышка, тень, вспышка, тень. Свет был болезненно-резким, белёсым, будто скальпелем рассекал пространство.
Чонгук вжал пальцы в кромку раковины.
Воздуха стало слишком мало.
Лёгкие свели в спазме. Он резко втянул в себя воздух — но тот не задержался, а вырвался из горла рваным выдохом. Ещё вдох — короткий, с хрипом. В груди стало пусто, как будто там вместо органов теперь только зияющая дыра.
Он широко распахнул рот, пытаясь вдохнуть глубже, но воздух не доходил до конца, не наполнял его. Только резкие, частые всхлипы, он задыхался.
Руки задрожали, он посмотрел вниз, на свои пальцы. Они мелко тряслись, словно в лихорадке.
Вдох. Вдох. Вдох.
Чонгук судорожно втягивал воздух, но лёгкие будто отказывались его принимать. Виски стянуло железным обручем, в ушах шумело. В глазах мутнело.
Он поднял голову, снова посмотрел в зеркало.
Его лицо больше не было человеческим.
Под едким светом ламп оно приобрело болезненную угловатость — тёмные тени сделали скулы острыми, как лезвия, глаза утонули в провалах, кожа выглядела натянутой, мёртвой, почти восковой.
Чонгук вцепился пальцами в край раковины и с усилием выдохнул.
А позади...
За его плечом, в мутном, трескучем свете ламп....
Оно.
Чонгук прищуривается, пытается сфокусироваться. Но мутное пятно не исчезает. Оно оформляется. Приобретает знакомые очертания.
Его лицо.
Глаза, полные тьмы, прожигают насквозь. Укор в этом взгляде выжигает, выедает его мозг, как кислота. Писк в ушах становится нестерпимым. А потом вдруг — тишина. Абсолютная, давящая, словно мир рухнул в беззвучную пустоту.
И только шёпот.
Над самым ухом.
«Почему...»
Чонгук стискивает зубы. Скулы сводит судорогой, челюсть напрягается до боли. Он вдыхает коротко, рвано. В груди всё клокочет.
И не думая, не соображая, он бьёт.
Кулак летит в зеркало, в его отражение. Удар — глухой, твёрдый, но стекло не поддаётся сразу. Оно дрожит, словно издевается над ним, а потом с резким, высоким звоном даёт трещину.
— Аааа...
Острая боль пронзает кисть. Тонкие линии крови растекаются по костяшкам, сползают вниз, путаясь в чёрных узорах на его руке. Пропитывают закатанный рукав рубашки.
Чонгук сжимает раненую руку другой, пальцы дрожат. Лицо его кривится. Челюсть всё так же стиснута, зубы скрежещут. Он смотрит, как капли крови падают на пол, разбиваются, оставляя алые следы на светлой плитке.
Боль режет, пробирает до костей.
Рывком он сдёргивает галстук, оборачивает его вокруг ладони, затягивает. Материя мгновенно темнеет от крови.
Левой рукой лезет в карман брюк, пальцы судорожно рыщут, натыкаются на пластиковый пузырёк. Открывает, высыпает в ладонь таблетку.
Челюсть каменеет. Языком он проталкивает её глубже в горло. Не глотается.
Он рвётся вперёд, хватается за кран, с силой поворачивает. Холодная вода ударяет в фарфоровую раковину. Чонгук подставляет рот, пьёт жадно, с рывками. Глотает. Вытирает рот тыльной стороной руки.
Затем медленно оседает вниз.
Сползает по стене, пальцы ещё сжимаются на краю раковины, но сил больше нет. Садится прямо на плитку, раскинув ноги.
Дыхание сбивается.
Вдох. Вдох. Вдох. Выдох.
Не выровнять.
Чонгук дышит ртом, судорожно, тяжело. Воздуха мало. Грудь вздымается, падает. Он ерзает рукой по рубашке на груди. Глаза смотрят в одну точку, но ничего не видят.
А в зеркале всё ещё видна трещина.
Дыхание постепенно замедлилось. Грудная клетка больше не вздымалась так резко, воздух входил ровно, без спазмов. Но вместе с этим пришло другое — веки потяжелели, словно их кто-то придавил. В теле разливалась усталость, густая, липкая, не отпускающая.
Опять... Засыпает...
Чонгук встряхнул головой, моргнул несколько раз, но это не помогло. Собравшись с силами, он начал подниматься. Ноги дрожали, его качнуло в сторону. Пальцы вцепились в край раковины, затем в стену. Он двигался медленно, шаркающе, цепляясь за всё, что попадалось под руку, лишь бы не рухнуть обратно на плитку. Так он дошел до двери.
Дверь туалета с лёгким скрипом дрогнула, затем открылась.
Чонгук вышел наружу.
Помятое лицо, затуманенный взгляд, тёмные круги под глазами. В свете бара он выглядел так, словно в туалете его только что отмутузили.
Юта подлетел первым. За ним — взвинченный Манго.
— Чувак, ты в порядке?! — Манго таращился на него, лицо исказилось от шока.
Они оба смотрели не на него, а на его руку.
Галстук, туго перевязанный вокруг ладони, был насквозь пропитан кровью. Капли всё ещё стекали по пальцам.
— Всё нормально, — Чонгук выдохнул, чуть опустив плечи. — У меня такое бывает.
— Бывает?! — голос Юты взвился вверх, чуть не сорвался на писк. — Это не в первый раз?!
Чонгук едва взглянул на него, по-прежнему уставший, будто ему и говорить лень.
— Уже принял успокоительные. Всё нормально, ребята.
Манго дёрнулся так резко, что чуть не врезался в него.
— Ты чего! Какие ещё успокоительные?! — его голос дрожал. — А если их нельзя совмещать?!
Чонгук наконец вдохнул глубже. Поднял на них затуманенный взгляд.
Чон едва нашел силы, чтобы снизить плечи.
— Ну вот... как-то так получилось...
Чонгук сделал ещё пару шагов, но внезапно мир качнулся, и ноги подкосились. Всё произошло слишком быстро.
— Ээээ! — одновременно повели Юта и Манго, подхватили его под руки, удерживая, пока он не рухнул на землю.
Голос Манго взвился от явной паники:
— Так, давай-ка вези его отсюда, пока он вообще кони не кинул!
Чонгука буквально выволокли на улицу. Ночной воздух обдал лицо, но не вернул в сознание — наоборот, от резкого перепада температуры его голова ещё сильнее закружилась.
Они распахнули задние двери машины.
— Пиджак... — промямлил Чонгук, едва шевеля губами.
Манго рванул обратно в бар, а через пару секунд уже возвращался с пиджаком, скомканным в руке. Он зашвырнул его в салон и снова повернулся к Чонгуку.
Юта держал его под руку, а Манго схватил за шиворот и похлопал по щекам. Похлопал по щекам ещё раз.
— Эй, Чонгук-щи, слышишь? — его голос дрожал. — Если что-то с тобой случится, я ведь не при чём, да?!
Глаза Чонгука прикрылись наполовину, он едва сфокусировался на Манго.
— О чём ты говоришь... — голос был тихий, почти неслышный, больше похожий на выдох. Лицо исказилось от яркого света неоновой вывески.
Силы покидали его.
Отключка снова накатывала, вязкая и неотвратимая.
Они втолкнули его на заднее сиденье.
— Я же не при чём?! Не при чём, да?! — Манго запаниковал ещё сильнее, почти хватая Чонгука за грудки.
Дверь машины захлопнулась.
Юта молча обошёл машину и сел за руль.
Манго остался стоять снаружи. Он схватился за голову.
— Эй, скажи, что с ним всё будет в порядке!
Юта лишь медленно опустил плечи, но не ответил.
Двигатель взревел.
Машина рывком сорвалась с места.
В зеркале заднего вида Манго метался у бара, разноцветные неоновые огни окрашивали его лицо. Он вскидывал руки к небу, явно перепуганный. Только вот чем?
***
[Здесь должна быть GIF-анимация или видео. Обновите приложение, чтобы увидеть их.]
Чонгук стоит в реке.
Вода холодная, тёмная, тяжёлая — смесь глины и ночи. Она доходит ему по пояс, но постепенно поднимается.
Он моргает, вбирая в себя странный, неподвижный воздух.
Его белая рубашка впитывает влагу. Ткань темнеет, тяжелеет, липнет к телу.
Он смотрит на воду вокруг.
Вода оживает. Она вздыбливается волнами, то чёрными, то мутно-зелёными, затягивает его всё глубже и глубже.
Чонгук поднимает голову.
На берегу стоит девушка.
Коротко стриженные волосы, почти мальчишеские.
Школьная форма.
В руках рисовальный альбом.
Её лицо со сдвинутыми бровями, обеспокоенное.
Она смотрит на него, не двигаясь.
Хочет что-то сказать? Показать?
Но волна бьёт его в грудь.
Река накрывает с головой.
Он падает в воду.
Темнота окутывает его, заполняет уши, ноздри.
Мир глохнет.
Холод пробирается в лёгкие.
Он пытается вынырнуть. Пытается вдохнуть.
Глотает тёмную воду.
Беззвучный крик рвётся наружу.
И тут...
Лицо.
Перед ним, в глубине чёрной воды, медленно проступает лицо.
Опухшее. Бледное. Веки вздутые...
Сокджин.
Он просыпается резко — рывком, как будто кто-то вытащил его из воды за шкирку.
Чонгук садится на кровати, тяжело переводя дыхание.
Тело в холодном поту.
На нём всё ещё брюки, но рубашка распахнута, пуговицы сорваны.
Голый торс вздымается, блестит от испарины.
Он проводит ладонью по лицу, с силой, будто хочет содрать вместе с кожей эти чёртовы видения.
Но стоит векам опуститься — и картинка вспыхивает снова.
«Что-то таблетки действуют не так, как я ожидал».
Чонгук распахивает глаза, моргает, наконец осматривается.
Полутёмная комната. Его комната. Его дом.
Он склоняет голову вперёд, поджимает колени, кладёт на них локти.
Дыхание ещё сбивчивое. Боится закрыть глаза.
Он улёгся щекой на руки, скрестив их поверх согнутых колен, и неотрывно смотрел в окно.
За узкими жалюзи пробивается жёлтоватый свет фонарей, мягко рассыпаясь по стенам и полу. Казалось, комната засыпана песком — тёплым, сухим, приглушающим все краски.
На полу дрожат тёмные силуэты капель, неспешно скользящие вниз по панорамному стеклу. Они двигаются лениво, собираются в тяжёлые дорожки, сливаются и исчезают.
Сны...
Что за загадка подсознания?
Они преследуют человека, загоняя его в петлю воспоминаний, замыкают его в круге прошлого? Или, быть может, наоборот — указывают выход?
Он не знал. Он запутался. Не только в своих снах. Но и в той тонкой, зыбкой границе между ними и реальностью.
Не оставляют его. Эти сны — призраки прошлого? То, что приходит в темноте, вцепляется холодными пальцами в виски и шепчет, шепчет...
Когда он прикрывает веки, мир настоящего исчезает, но исчезает ли мир прошлого?
Если стоит закрыть глаза, а перед ним снова тёмная вода, разве это не реальность? Если он чувствует её холод, если лёгкие наполняются страхом, как жидкостью...
Он бодрствует, но сердце стучит так же, как там, в реке.
Разве не всё ли равно, где он — во сне или наяву, если память живёт своей жизнью, бесконечно прокручивая то, что было и то, чего не было, но могло обернуться по другому?
Та девушка. Та старшеклассница с мальчишеской стрижкой.
Она стояла на берегу и смотрела прямо на него.
И он видел вблизи её глаза. Он видел вблизи её лицо. В реальном мире.
Нет.
Это не паранойя.
Ким Джису.
Она была там.
Она видела.
Она знает.