невыдуманные истории из жизни одной очень занятой семьи
На плите шкворчат блинчики. Тесто немного густовато — я всё ещё привыкаю к здешней муке, но Марк ест что угодно, если это с мёдом.
Я стою у плиты в его старой рубашке — длинной, почти до колен, рукава закатаны. Волосы собраны кое-как. Ноги босые. Уютно.
Сзади слышу шаги. Он.
Александр подходит тихо, как всегда. Обнимает. Его ладони ложатся на мою талию, большие, тёплые. Он немного наклоняется, касаясь губами моей шеи. Медленно. Почти нежно. От одного прикосновения — дыхание сбивается, а по коже бегут мурашки.
Я прикрываю глаза. Чуть склоняюсь к нему. Он молчит. Просто дышит рядом. В этот момент — тишина и счастье.
И тут:
— Мам, а папа тебя кусает?
Я вздрагиваю. Александр замирает, как хищник, которого застали в неположенном месте.
— Что?.. — спрашиваю осторожно, боясь повернуться.
— Ну, он там у тебя на шее что-то делал! Ты даже глаза закрыла! Это как в фильмах, когда вампиры... ну, ты помнишь!
Я поворачиваюсь. Марк сидит за столом, в пижаме, лопаткой тычет в тарелку, совершенно серьёзный.
Александр выпрямляется. Суровое лицо, как будто он сейчас будет читать лекцию о боевых стратегиях, а не объяснять интимный момент пятилетке.
— Это массаж, Марк. От усталости. Мама много работала.
Марк кивает с полным доверием.
— А можно мне тоже? Я вчера с охранниками в прятки играл, теперь у меня шея болит и вон там в спине... — он крутит головой, делая вид, что весь переломан.
Я давлю смех. Александр смотрит на него так, будто готов отправить сына в другую комнату — навсегда. Но потом выдыхает, признаёт поражение.
— Позже. Сначала — блинчики.
— Окей! — радостно отвечает Марк и тут же лезет в тарелку. — Кстати, мам... а почему у тебя уши такие красные?
Я отворачиваюсь, быстро снимаю блинчик с сковороды. Александр усмехается — почти беззвучно, но я чувствую, как он смеётся. Он обнимает меня снова, но теперь чуть ниже, мимоходом касается губами ключицы.
— Это ты во всём виноват, — шепчу я ему тихо.
— Я? Он вообще всё сам придумал, — отвечает он так же шепотом, — я, кстати, массажирую исключительно профессионально.
Марк, жуя, весело говорит:
— А вы потом ещё будете делать этот массаж? Я могу мультик включить, чтобы не мешать!
Мы оба вздыхаем.
Семейное утро. Особого типа стресс.
*****
Мы с Александром устроились на огромном диване в зале. Свет приглушён, где-то за стеной охрана меняется на ночное дежурство. Здесь — только мы и тишина.
Я укуталась в плед — больше для психологической защиты, чем от холода. На мне шорты и старая футболка. Александр сидит рядом, как всегда близко. Его рука спокойно лежит у меня на бедре. Не давит, не навязывается — просто присутствует. Пальцы медленно, будто лениво, водят по коже круги. Я чувствую каждое касание — будто током.
Стараюсь не выдать дрожь. Дышу медленно.
И тут — как всегда —
— Бух! — между нами плюхается Марк, раскидываясь, как кот, и прижимает к груди миску с попкорном.
— Ой, мам, ты вся дрожишь! — говорит он удивлённо, глядя на меня. — Тебе холодно?
— Н-нет... — я почти шепчу. — Просто... плед колючий.
Он хмурится, заворачивается вместе со мной.
— Странно. Вообще не колючий.
Я краем глаза вижу, как Александр кусает губу, чтобы не засмеяться. Этот негодяй. Он наслаждается моментом.
Марк задумчиво глядит на меня.
— Может, у тебя аллергия?
Я моргаю.
— На что?
— У Васи в школе была аллергия на кота. Он тоже дрожал! А ещё у него глаза чесались. У тебя чешутся глаза?
— Нет. Пока. — Я смотрю в потолок, сдерживая нервный смех.
Александр не выдерживает.
— Марк. — Он берёт пульт. — Кино начинается.
— О! — Марк поднимается, возбужденный. — А можно про вампиров?
Александр поворачивается ко мне и чуть склоняется к уху.
— Он, кажется, раскусил нас, — шепчет с усмешкой.
Я отвечаю тем же тоном:
— Он нас не раскусил. Он просто бессознательный агент разрушения.
— Похоже на тебя, — шепчет он и снова кладёт руку мне на бедро. Снова круги. Снова дрожь.
Марк весело жует попкорн, между нами как гвардеец.
Фильм начинается.
И всё равно — это лучшее, что могло случиться сегодня вечером.
*****
Кабинет.
Внутри пахнет крепким кофе, старой кожей и чем-то... им. Его аромат, привычный и вызывающий дрожь.
Александр сидит в кресле, откинувшись, с расстёгнутой верхней пуговицей. Я на его коленях — не потому что детская, а потому что именно здесь — в этом положении — чувствую себя защищённой, нужной.
Его пальцы — неторопливые, уверенные — скользят под моей кофтой, по спине, по талии. Мои — в его волосах, мягко массирую кожу у корней. Между нами почти нет слов. Только дыхание, еле слышные выдохи, чуть приоткрытые губы, предвкушение...
— Пап! — Дверь распахивается.
Я почти падаю, рефлекторно хватаюсь за его плечо. Он ловко подхватывает меня за талию, сажаешь чуть сдвинутей, делая вид, будто просто обнимал.
— О, вы работаете? — наивно спрашивает Марк, заглядывая внутрь.
У него в руках какая-то машинка, глаза полны живого интереса. Он явно не осознал, во что влетел.
— Да. — Александр хрипловато кашляет. — Взрослые дела.
— Ага. Я тоже хочу!
— Нет. — Мы говорим это одновременно, даже не договариваясь.
— Но я же могу помогать! Я уже большой!
— Это... — он резко, почти театрально бросает взгляд на бумаги. — Финансовые отчёты.
Марк морщит нос. Настоящая гримаса скуки.
— О... Ну ладно. Тогда я пойду играть. А когда ужин?
— Через час, — говорю я, стараясь не выдать голос, который звучит на полтона ниже обычного.
— Окей! — и он исчезает так же внезапно, как и появился.
Дверь закрывается. Тишина. Мы замираем. Потом — встречаемся взглядами.
— Финансовые отчёты? — шепчу я, прикусив губу.
Александр медленно возвращает руку под кофту.
— Лучшее, что пришло в голову. — Его голос снова становится низким, хриплым. — Ты знала, что экономический отчёт может быть таким... возбуждающим?
— А ты знал, что я могу пересчитать тебе расходы на охрану с поцелуями?
— Можешь начать с налогов. — Он наклоняется и целует меня в шею — мягко, уверенно.
Я смеюсь. Нервно, хрипло. И позволяю ему продолжать "финансовый аудит", пока дверь снова не скрипнет...
*****
Я стою у зеркала, пытаясь привести волосы в порядок, хотя толку мало. Александр всё ещё дремлет в кровати, простыня чуть сползла с его плеча. На его лице — выражение спокойствия, которое редко когда удаётся застать.
Вдруг — скрип двери. Я едва не роняю расчёску.
— Мааам...
Марк. В пижаме. Глаза по пять копеек.
— Я ночью проснулся... пить хотел... И... и... — он жестикулирует, будто слова не лезут.
Я настораживаюсь.
— И?
— ...И услышал, как папа сказал "чёрт". Прям вслух. В спальне. Громко.
Я спотыкаюсь о собственную тень.
— ...Что?
— Он сказал: "Чёрт, как же ты прекрасна." — повторяет Марк с интонацией, будто он участник школьной постановки.
Я с силой прикрываю лицо руками, но Марк продолжает:
— Это же не ругательство, да? Это же... комплимент?
— Да... — выдыхаю я сквозь пальцы. — Это... очень сильный комплимент.
Он задумывается.
— А почему он это сказал так... как будто у него дыхание сбилось?
— Потому что он... — Т/и, не взрывайся... — ...потому что он устал.
— Ааа! Ну тогда понятно. Я тоже так говорю, когда с лестницы бегаю!
Он разворачивается, уже на полпути к двери, но... конечно же:
— Мам...
— Да, Марк?
— А вы вчера опять "финансовые отчёты" обсуждали? Потому что я слышал стук.
Я чувствую, как уши вспыхивают.
— Марк. В кровать. Сейчас.
— Ага! — он исчезает в коридоре, смеясь.
Из-за спины раздаётся хриплый смешок.
— Финансовые отчёты, говоришь? — Александр, не открывая глаз.
— Если он когда-нибудь всё поймёт... — я бурчу, залезая обратно в кровать, — ...он будет требовать роялти за каждый испорченный момент.
— Или сам заведёт счёт. В банке. На эмоции. — Он притягивает меня к себе. — Но сначала... давай ещё раз обсудим отчёты. На случай, если Марк всё-таки проснётся снова.
*****
Коридор был тихим, приглушённо освещённым мягкими светильниками у стен. Я стояла, прижатая к прохладной поверхности. Александр — близко, слишком близко. Его локоть упирался в стену прямо над моей головой, другая рука обвивала мою талию, пальцы лениво исследовали контур моего бедра. Его взгляд прожигал.
— Ты знаешь, — его голос был низким, хриплым, — ты слишком соблазнительно выглядишь, чтобы просто пройти мимо.
Я усмехнулась, приподнимая бровь:
— Это комплимент или угроза?
— Предупреждение, — прошептал он, и его губы почти коснулись моих...
— О! — голос Марка, неожиданно близкий, как фейерверк среди тишины. Мы оба дёрнулись. Я чуть не споткнулась, Александр машинально удержал меня.
Наш маленький разведчик стоял в конце коридора, обняв своего плюшевого крокодила под мышкой. Его глаза округлились, лицо сияло от любопытства:
— Это как в сериале!
— ...Каком сериале? — Александр медленно отстранился, но рука оставалась на моей талии. Голос у него был почти безжизненный — он уже знал, что сейчас будет.
— Там, где дядя прижал тётю к стене, а потом они дрались в подвале!
Я едва сдержала смех. Александр медленно моргнул.
— Марк...
— А можно я тоже поиграю? Ну, я буду дядей, а Виолетта — тётей! Я её прижму, а потом...
— Нет. — Сказали мы одновременно.
— Но почему?!
— Потому что... — Александр потер подбородок, явно судорожно подбирая ответ. — Это взрослая игра.
Марк задумался.
— А когда я вырасту, можно будет?
— Нет. — теперь голос Александра звучал твёрдо, почти угрожающе.
— Но...
— Марк.
Марк закатил глаза, вздохнул с театральной обречённостью:
— Лааадно... Пойду играть в "убеги от охранников". У них всё равно скучная смена.
Он ушёл, оставив за собой шлёпающие шаги и шепот:
— Виолетта, ты теперь в плену, ясно?
Александр уронил голову мне на плечо. Его грудь вибрировала от сдерживаемого смеха.
— Я слишком стар для такого стресса.
— А ты представь, каково будет, когда он начнёт понимать, что именно он видит. — Я провела пальцами по его щеке.
Он прищурился:
— Ты думаешь, у нас ещё есть время?
— Максимум — два года. Потом придётся запираться. Звуконепроницаемо. С камерой у лестницы. И кодовым словом.
Он усмехнулся, и я, не удержавшись, коснулась губами его щеки.
— Держись, солдат. Мы в осаде.
— С тобой — выдержу любую.
*****
Кухня утонула в закатном свете. Я стояла у плиты, рассеянно помешивая что-то на сковороде. Щелчок двери, шаги... и вот он. Александр. Вернувшийся, уставший — и, как всегда, безумно красивый. Он подошёл молча, не говоря ни слова, просто обнял и впился в мои губы жадным, голодным поцелуем.
Я растаяла в этом движении, в этих ладонях, в этом дыхании. Время, казалось, остановилось. И не только время...
— Ма-ам! — раздался у самого локтя голос, такой живой, такой резкий, что я дёрнулась, чуть не перевернув сковородку.
Марк стоял рядом, уставившись на нас с неприкрытым изумлением. В руках — мягкая игрушка, волосы взъерошены. Похоже, он пришёл с вопросом, но... нашёл ответ важнее.
— Ты что, застряла?
Александр нехотя оторвался от меня, медленно, как будто нас кто-то насильно разъединял. Его взгляд — тёмный, тёплый, горячий. Я едва дышу.
— Нет, просто... папа очень соскучился, — говорю я, улыбаясь Марку, пытаясь дышать ровно.
— А! — Он кивает с важным видом. — Как в мультике, где принц разбудил принцессу! Он её тоже долго целовал, и она проснулась!
Александр моргнул.
— Ты что, мам, тоже спала?
Я замираю на секунду.
— В каком-то смысле... — шепчу, и чувствую, как Александр прижимает меня ближе, как будто знает, в каком именно смысле.
— А может, мне тоже кого-нибудь поцеловать? — Марк с энтузиазмом чешет затылок. — Ну мало ли, вдруг она спит сто лет!
— Нет. — Мы с Александром в унисон.
— Но пааап...
— Марк. — Голос Александра низкий, усталый, но полный внутренней агонии.
— Лаадно... — Марк уже разворачивается, отходит... и замирает на пороге. — Тогда я пойду поцелую своего пса. Вдруг он заколдованный принц?
Он уходит бегом, тапочки шлёпают, игрушка подпрыгивает в руке. Секунда тишины.
Александр закрывает глаза и выдыхает:
— Я больше не могу.
Я обнимаю его за шею, прижимаюсь носом к его щеке, шепчу, еле сдерживая смех:
— Ты же сам хотел большую семью... ещё одного ребёнка.
— Я передумал.
— Врёшь.
Он открывает глаза, смотрит на меня, почти шепчет:
— ...Да. Очень вру.
— Знаю. — Я снова тянусь к его губам. — Но ты всё равно хочешь.
Он только стонет в ответ и тянет меня ближе, пряча лицо в моих волосах, пока где-то в гостиной не доносится:
— Псина! Просыпайся, я — принц Марк, и я пришёл тебя спасти!
*****
Ночь. Комната наполнена лишь шепотом дыхания и шелестом простыней. Александр — горячий, неутомимый, безумно соскучившийся. Его рука скользит по моей талии, медленно, как будто запоминая каждый изгиб. Его губы находят мою шею, и я уже почти теряюсь в нём, в этом моменте, в дыхании, в напряжённом, тягучем молчании между нами...
— Тук-тук.
Я замираю. Александр тоже. Его губы всё ещё на моей коже, но дыхание обрывается.
— ...Марк, — мрачно выдыхает он, не двигаясь.
— Мам, мне страшно! — голос за дверью дрожит и пронзает ночь, как грозовой раскат. — Мне приснились злые... финансисты!
Я крепко зажмуриваюсь, прикусывая губу, чтобы не рассмеяться. Александр вскидывает глаза к потолку, почти молясь:
— Это проклятие, — бормочет он.
— Они гнались за мной с отчётами! У одного была папка, и он кричал: "Погасите задолженность!" Это был ужас!
— Иди сюда, — шепчу я, уже натягивая одеяло до подбородка.
Дверь скрипит. Маленькие босые ножки топают по полу, и вот он — наш ночной гость. Марк плюхается в кровать между нами с выражением величайшего облегчения.
— Ура! Я знал, что тут безопасно!
Он обнимает меня, прижимаясь как щенок. Я чувствую, как Александр всё ещё неподвижен, лежит.
— Я тоже люблю семейные объятия! — радостно сообщает Марк.
— Марк... — Александр хрипло произносит. — Ты скоро вернёшься в свою кровать.
— Почему?
— Потому что... взрослым нужно спать.
— А я вам мешаю?
— Да. — Хором. Я сдерживаю смех, Александр — душевный крик.
— Но я же просто лежу! Я ничего не делаю!
— Именно, — сквозь зубы шепчет Александр. — Ничего не делаешь.
Марк не унимается:
— А может, мне тоже потом жениться? Тогда мне никто не будет мешать!
Александр наконец поворачивает голову ко мне, и в его взгляде — такая боль, такая страсть и такая жажда мести... всему миру.
— Ладно, — выдыхает он, будто это приговор. — Только на сегодня.
Марк сияет, как победитель.
— Спасибо! Вы — лучшие родители!
Он устраивается уютно, чуть ли не раздвигая нас локтями. Проходит полминуты, прежде чем...
— Мам...
— Да? — шепчу обречённо.
— А почему у папы такая горячая спина? Он заболел?
Я сжимаю губы, чуть не захлёбываясь смехом. Александр выдыхает сквозь зубы:
— Да, заболел. Очень тяжёлый диагноз.
— Какой?
— Терпение на пределе.
*****
Дом погружён в тишину. В редком, почти священном мгновении мы наконец-то одни. Дверь в комнату закрыта, свет приглушён, и Александр целует меня так, будто прошло не два часа с последнего раза, а два года. Его руки обвивают мою талию, дыхание становится всё тяжелее — напряжение между нами нарастает, как гроза перед бурей.
— Господи... — шепчу я, пальцы в его волосах.
— Тише, — он прижимает меня к себе, губы скользят по моей шее. — Пока не началось...
Скрип.
Мы оба замираем. Прислушиваемся.
Снова скрип. Потом — шаги. Медленные. Неуверенные.
— ...Что это? — шепчет он.
— Похоже... не мышь, — отвечаю я, натягивая простыню повыше.
Тень появляется под дверью. Мы уже знаем, кто это. Секунда тишины, и...
— Мам? Пап? — сонный голос, как привидение из сказки. — Вы тут?
Александр резко откидывается на подушку, стирая с лица всё, кроме раздражённого смирения.
— Да, Марк, — говорю я как можно мягче.
— А что это были за звуки? Там кто-то стонал. Вам плохо?
Александр зажмуривается. Медленно. Очень медленно.
— Просто... папе приснился кошмар, — объясняю, сжимая его руку под одеялом.
— Ооо! — в голосе Марка появляется решимость. — Тогда я пойду его защитить!
— Нет, нет! — в унисон, испуганно.
— Почему?
— Потому что... он уже проснулся, — говорю я.
— И ему стало лучше, — добавляет Александр, не открывая глаз.
— Но вдруг ему снова приснится? Я могу держать его за руку!
Александр садится. Его голос низкий, спокойный, почти пугающе сдержанный:
— Марк. Ложись. Спать.
Молчание. Потом обиженное:
— ...Ладно. Но если он опять застонет — зовите! Я уже герой в садике.
Шарканье ног. Щелчок двери. Тишина.
Я падаю на подушку, смеясь в неё.
— Ужасный, ужасный герой, — бормочет Александр. — Я покупаю ему палатку. Во двор.
— Он же наш сын.
— Значит, мы переезжаем в гостиницу. С охраной.
Я смеюсь, перекатываясь к нему. Его рука снова ложится мне на поясницу.
— А если он нас ещё раз прервёт?
Он смотрит на меня серьёзно, почти с вызовом:
— Я начну выговаривать свои желания... в слух. Под дверью. Пусть знает, что испортил.
Я хохочу.
— Ты жесток.
— Нет. Просто отчаянно влюблён.
Он целует меня в лоб, задерживаясь чуть дольше, чем обычно.
— Чёрт, — выдыхает он.
— Что?
— Я тебя слишком люблю для этого.
— Даже если это теперь — наша романтика?
Он вздыхает, обнимая меня крепче.
— Пусть будет так. Но завтра я точно покупаю беруши.
*****
Утро. Пар ещё висит в воздухе после душа. Я, вся в капельках, закутанная в полотенце, выхожу из ванной. Александр идёт за мной — расслабленный, довольный, его рука лениво скользит по моей талии, а губы жадно прижимаются к моей влажной коже.
— Хм, — он мурлычет в мою шею, — тебе идёт это полотенце. Хотя мне больше понравилось, когда его не было...
— Ты неисправим, — шепчу я, смеясь.
— О!
Мы оба вздрагиваем. Из-за угла выскакивает Марк, весь в утренней энергии, с игрушечным мечом в руке. Он выглядит как маленький мститель чистоты.
— Вы опять мылись вместе?! — глаза у него расширяются. — Это чтобы воду сэкономить?
Я закашливаюсь, Александр замирает на месте, как охотник, которого застали с добычей.
— Да, — наконец выдавливаю я. — Экономия. И забота об экологии.
— Ага... — Марк щурится. — Но в душе же тесно! Почему тогда папа всё время говорил «осторожно»?
Александр наклоняет голову, его лицо — маска абсолютного спокойствия:
— Чтобы мама не поскользнулась. Безопасность прежде всего.
— А ещё что-то грохнуло!
— Шампунь упал, — выдыхаю я.
— Потом ещё один стук!
— Мыло.
— А потом мама сказала...
— Марк. — Голос Александра становится твёрдым. — Ты завтракал?
— Нет, но—
— На кухню. Сейчас.
Марк уже разворачивается, но резко останавливается, озарённый новой мыслью. Медленно поворачивается обратно и, глядя на меня, спрашивает:
— Мам, а у тебя на шее красное пятно. Ты чесалась?
Александр поднимает руку и медленно прикрывает лицо. Я стараюсь не заржать.
— Аллергия, — говорю, вдыхая через нос.
— На что?
Я подхожу, приглаживаю его волосы и с максимально серьёзным лицом отвечаю:
— На... вопросы.
— О-о, — Марк кивает, явно впечатлён. — Тогда я пойду есть. Чтобы не заразиться.
Он уходит. Мы замираем. Тишина. Потом...
— Я серьёзно, — говорит Александр, не убирая руки с лица. — Я устанавливаю замок.
— На ванную?
— На его язык.
— А если он научится открывать и то, и другое?
— Тогда я съезжаю. На неделю. В отель. Без детей. Без вопросов.
Я смеюсь, прячась в его объятиях.
— Всё равно найдёт. И спросит. И припомнит. Через двадцать лет.
— Тогда нам остаётся только одно...
— Что?
Он прижимает меня к себе и шепчет:
— Никогда не переставать удивлять его объяснениями. Он сойдёт с ума раньше, чем всё поймёт.
*****
Мы сидим в гостиной. Мягкий свет лампы, плед на коленях. Александр за моей спиной, его руки обвивают меня, пальцы переплетены с моими. Он что-то шепчет мне на ухо — что-то между шуткой и обещанием. Его губы касаются мочки, и я краснею до корней волос.
— Ты, кажется, снова проигрываешь, — шепчет он, слегка покусывая край уха.
— Я даже не помню, какая у нас была игра, — хриплю я.
Он смеётся, и я чувствую, как его грудь вздрагивает за моей спиной. И тут...
— Пааап! — В комнату влетает Марк, сияя, будто только что изобрёл космический корабль. — Я решил!
— Что? — Александр не отрывается от моего уха, но замедляется.
— Я хочу научиться целоваться!
Я поперхнулась воздухом. Александр откидывается назад, смотрит на Марка с выражением «мне это снится».
— ...Что?
— Ну ты же мастер! — говорит Марк, абсолютно серьёзно. — Ты маму целуешь так, что у неё даже уши краснеют! Я всё видел! Я тоже так хочу! Научи!
Александр на секунду закрывает глаза, делает вдох, выдох.
— Нет.
— Почему?!
— Потому что... — он поднимает палец, явно придумывая на ходу. — Это взрослый навык. Нужен... опыт. Мудрость. Практика.
— А я что? Маленький и глупый?!
— Нет, ты... молодой и неопытный.
— Ну тогда я потренируюсь на собаке! Она добрая. И не возражает.
— Нет! — мы кричим хором, в один голос.
Марк скрещивает руки, всем своим видом выражая вселенскую обиду.
— Вы вообще ничего не разрешаете... Даже собаку любить!
— Иди делай уроки, — спокойно говорит Александр, как будто у него встроенный антивзрывной механизм.
— Фу-у-у! — Марк уходит, топая. Но не забывает бросить через плечо: — Я всё равно узнаю! Через интернет!
Мы остаёмся наедине. Я медленно поворачиваюсь к Александру и, приподнимая бровь, говорю:
— Мастер, да?
Он втягивает меня обратно в объятия, наклоняется к губам.
— Ты же не сомневаешься?
— Я бы хотела... убедиться.
Он целует меня. Долго. Уверенно. Горячо. Мастерски.
— Фу-у-у-у! — донёсся голос из коридора. — Я просто шёл за водой! Не обращайте внимания!
Мы резко отстраняемся, оба задыхаемся.
— Марк! — одновременно кричим мы.
— Ладно-ладно! — и уже издалека, с невинностью, которая никого не обманет: — Я всё равно вас люблю! Даже если вы странные!
Тишина.
Александр смотрит на меня. У него глаза полные ужаса, любви и принятия своего родительства.
— Он делает это специально.
— Нет, — я смеюсь. — У него просто безупречное чувство времени.
— Он — моя карма.
Я целую его в нос.
— Наша карма. Но, чёрт возьми, какая классная.
*****
Вечер. Мы с Александром устроились на диване. Его рука медленно скользит под мою футболку. Его губы касаются моей шеи — медленно, лениво, с обещанием гораздо большего.
— Я принёс игру! — дверь распахивается, и Марк влетает с коробкой в руках. — Всю охрану обыграл, теперь ваша очередь!
Александр медленно — очень медленно — убирает руку.
— Марк... может, завтра?
— Нет! Вы всегда так говорите. А потом втихаря играете без меня!
— В какие это мы... игры? — я приподнимаю бровь.
— Ну, взрослые! — Марк важно кивает. — Типа «кто дольше молчит» или «кто быстрее разденется»!
Я давлюсь смешком. Александр прикрывает глаза рукой.
— Мы... не в эти версии «Монополии» играли.
— Ага, — Марк хитро прищуривается. — Не обманете. Всё, кидайте кубик!
Два часа спустя.
На столе — хаос из купюр, карточек и фишек.
— Ура! — Марк прыгает на месте. — Я чемпион! Пап, у тебя ничего не осталось! Даже на воду!
Александр молча протягивает последнюю карточку.
— Отлично. Теперь — моя игра!
Мы переглядываемся.
— Марк...
— Правда или действие! Я выиграл — значит, командую! Мама, ты первая! Правда или действие?
— ...Действие.
— Поцелуй папу так... как будто я тут есть! — Марк сияет гордостью.
Александр моргает.
— Ты уверен, что хочешь это видеть?
— Да!
— Ну... ты сам напросился.
Он резко притягивает меня к себе, и наш поцелуй на грани дозволенного, но ровно настолько, чтобы всё-таки остаться в реальном мире.
— Фу-у-у-у-у! — Марк зажимает лицо руками. — Я передумал! Это была плохая идея!
Александр отстраняется с торжествующей ухмылкой.
— Сам просил.
— Я больше не буду выигрывать!
— Обещаешь? — хором спрашиваем мы.
Он вскидывает руки.
— Переходим к «Мемори»! Там хотя бы никто не целуется!
*****
Ночь. Тишина. Квартира будто затаила дыхание.
Марк спит. Дверь закрыта. Свет выключен.
Мы с Александром, наконец, наедине. Его тело прижато к моему, дыхание сбивается, кожа горит. Всё вокруг исчезает — только мы, как подростки, забывшие, что нам больше тридцати.
— Ма-а-ам?
Александр замирает.
— Он не спит, — шепчет он. — Он никогда не спит.
— Мам! — Марк стучит в дверь, голос обеспокоенный. — Мне приснилось, что я не сделал уроки! Это был ужас!
— Всё нормально, — пытаюсь выровнять голос. — Завтра проверим!
— А ты чего так дышишь? Ты как дракон в конце мультика!
Я сжимаю губы. Александр опускает голову мне на плечо.
— ...Бегала.
— В кровати? — Марк звучит искренне озадаченно.
— Да. Эээ... зарядка.
— Ух ты. А папа тоже бегал?
Александр делает глубокий вдох. Через нос. Медленно. Устало.
— Да.
— А вы соревновались?
— Именно, — говорю я. — Ночная семейная олимпиада.
— Тогда если что — позовите! Я тоже хочу участвовать!
— Марк. — Голос Александра низкий, почти звериный. — Иди. Спать.
— Ла-а-адно... — Марк топает обратно, но с порога ещё добавляет: — Но если снова начнёте дышать — громко не надо, а то мне тревожно становится!
Хлоп. Дверь закрыта.
Мы лежим в абсолютной тишине.
— Всё, — медленно выдыхает Александр. — Я его усыпляю с снотворным. Каждую ночь. На десять лет вперёд.
— Ты же его любишь, — шепчу я, целуя его в плечо.
— Люблю. Но иногда... так... с гомеопатической дозировкой.
Я тихо смеюсь, прячась у него на груди.
— С ним хотя бы никогда не скучно.
Он целует меня в макушку.
— Это да. Но когда-нибудь... мы добежим до финиша.
— Как настоящие чемпионы.
*****
Утро. Дверь распахивается, и на пороге появляется Марк, морщась.
— Фу-у! А что у вас тут... воняет?
Я замираю. Александр кашляет, пытаясь сохранить серьёзность.
— Это... ароматизатор.
— Пахнет, как в зоопарке! Когда я пони гладил.
— Марк. — голос Александра становится угрожающим.
— Всё, всё! Не кричи, пап... — он отмахивается. — Кстати, мам...
— Что ещё? — я уже боюсь.
— У тебя опять аллергия? — он вглядывается в мою шею. — Красные пятна, как будто тебя комар покусал сто раз!
Александр резко встаёт.
— Пойдём. Купим тебе мороженое.
— Но я только проснулся!
— Отлично. Тогда два.
— Но почему так срочно?!
— Потому что вопросы — это не бесплатно.
Они исчезают. Я падаю обратно на подушку, прикрывая лицо руками.
— Он когда-нибудь вырастет?
— Если доживём до его пубертата — уже подвиг.
— Или умрём от стыда по дороге.
Я хихикаю. Он возвращается и садится рядом.
— Всё равно стоит.
— Ага. — Я тянусь к нему. — Абсолютно.
Он целует меня в лоб, потом — в щёку.
— А теперь... давай уже действительно поставим этот ароматизатор. А то в следующий раз Марк вызовет санитаров.
*****
Марк — наш маленький, ничего не подозревающий Купидон, который не знает, что его голос — мощнейший антиафродизиак и триггер для смеха.
А мы? Мы просто учимся любить... в перерывах между "мам, а почему у тебя уши горят?" и "папа, а ты чего так дышал странно?".
И знаешь что?
Я бы не променяла это ни на что. 💛
