Глава 23. - Галерея Нины Фрид -
В выставочном зале кипела жизнь. Одетые по последней моде посетители прогуливались вдоль белых стен галереи, оставляя за собой шлейфы дорогого парфюма. Приглашенные на предпоказ выставки делились на три категории. Первые - останавливались возле заинтересовавших экспонатов и вполголоса обсуждали творчество авторов. Вторые - одержимые желанием получить новые фотографии, важно позировали перед объективами камер. Третья категория посетителей представляла собой людей, зарабатывающих на искусстве: критиков, арт-дилеров, журналистов и пиарщиков, жадно рыскающих в поиске новой добычи.
Все они были одинаково чужды Ене. Девушка прислушалась к разговору парочки, остановившейся неподалеку. Парень в черной водолазке рассказывал зеленоволосой подруге факты о Леонардо Да Винчи. Оказывается, знаменитый художник сделал много полезного для мира науки. Он проводил анатомические исследования на трупах, распиливая и изучая их кости. Результаты своих открытий Леонардо отражал в рисунках, чем здорово помог ученым пятнадцатого века.
Еня задумалась: смогла бы она помогать Алику в изучении науки своими рисунками? Девушка не была белоручкой, но вскрыть человеческое тело она бы не смогла даже во имя прогресса. Художница проследила взглядом за парнем в черной водолазке и его спутницей. Парочка, оживленно дискутируя между собой о роли великого художника, приближались к стене с Ениным творчеством.
Художница нервно оглянулась в поисках укрытия. Что, если эти двое спросят ее о Леонардо Да Винчи? К собственному стыду, Еня поняла: единственное, что она знает о великом творце, это то, что он написал «Мона Лизу». В Нижнем районе, где росла Еня, Да Винчи знали только потому, что какой-то умник назвал в честь него приложение для знакомств.
— Это прекрасно, — улыбнулся парень в черной водолазке, разглядывая картину с Ениным отцом, — кто автор?
— Евгения Ромашкина, — буквально из ниоткуда материализовалась Нина Фрид. Сегодня женщина сменила кожаный тренч на деловой костюм жемчужного цвета и уложила каре. Она окинула толпу нетерпеливым взглядом и завидев сжавшуюся возле стены Еню, широко улыбнулась.
— А вот и сам автор. Евгения, это Феликс Этюдов, знаменитый арт-критик. А это Аглая Берилл – лучший пиар-менеджер в мире искусства. — Нина Фрид подвела парня в черной водолазке и его зеленоволосую спутницу к Ене.
— Здравствуйте, — тихо поприветствовала парочку художница.
— Думаю, что Евгения нас узнала, — с апломбом сказал Феликс, с интересом разглядывая Еню.
— Ведь наши имена известны всему культурному обществу, — подхватила Аглая.
Все застыли в ожидании ответа юной художницы.
— Конечно узнала. — натянуто улыбнулась Еня. Ей хотелось верить, что такой краткий ответ не повлечет за собой новые вопросы.
— Ваше творчество цепляет, — заметил Феликс. — Особенно меня впечатлил сюрреализм картины «Отец». Вы любопытно интерпретируете символику чешуи в контексте человеческой природы. Евгения, какие сюрреалистические художники или произведения оказали на вас наибольшее влияние при создании работы? Можете ли вы провести параллели между их подходами и вашим?
Еня сглотнула слюну. Критик и его подруга ожидали глубокого интеллектуального ответа, но умных мыслей в голову юной художницы, как назло, не приходило.
— Рене Магритт, — выдавила она, в глубине души надеясь, что ничего не перепутала, и художник действительно был сюрреалистом.
— Значит я правильно понял ваше творчество! — просиял Феликс.
— Что же вы поняли? — поспешно спросила Еня.
Художница решила перехватить инициативу разговора.
— Вы также как и Магритт любите ставить под сомнение реальность, — надулся от важности критик, — в вымышленной чешуе, покрывающей руки отца, кроется призыв к исследованию границ человеческой идентичности и природы. Эта картина – крик погибающей экологии.
«Вымышленная». — горько подумала Еня. Она поправила рукой влажную от холодного пота челку. Больше всего на свете художнице хотелось рассказать этому вылизанному парню всю правду об эпидемии и сбить с его лица выражение спеси.
— А я считаю, что тут другой смысл, — встряла в диалог Аглая, — Куда глубже, чем ты, Феликс, думаешь. Тут не обошлось без личностного конфликта. Изображенный мужчина достиг кризиса среднего возраста и прочувствовал социальное отчуждение. Чешуя – это символ его уязвимости и отражения страхов. Не исключено, что картина названа «отец», чтобы раскрыть семейные разногласия между Евгенией и ее родителем. С помощью изменения кожных покровов автор вызывает у зрителя сильные эмоции к персонажу. Лично у меня это – страх, отвращение и замешательство.
— А что, если, ее отец потерял человечность? Чешуя символизирует утрату души! — воскликнул Феликс.
— Это же гениально! — ахнула Аглая.
Еня сделала глубокий вдох. Внезапно, просторный выставочный зал показался ей слишком маленьким и тесным, а воздух – спертым и острым от смеси духов. Тревога, дремавшая внутри девушки еще с начала мероприятия, резко проснулась и заполонила собой все пространство.
— Аглая, я польщен твоим детальным разбором! Такими темпами, станешь моим конкурентом по цеху, — шутливо добавил критик.
Его голос звучал приглушенно, словно между Еней и ее собеседниками выросла непреодолимая стена. Не в силах больше слушать этот бред, художница извинилась и направилась к выходу из зала. Вокруг сновали люди и щелкали вспышки фотоаппаратов. Еня ускорила шаг, надеясь, что больше ее никто не остановит. Больше всего на свете девушке хотелось стать невидимкой. Все происходящее здесь казалось неправильным. Для Ени творчество всегда было процессом интимным и подсознательным, слишком личным для холодного рационального разбора. Теперь же ее картинам давали объяснения вылизанные парни в обтягивающих водолазках и зеленоволосые женщины.
Внезапно ногу художницы пронзила резкая боль.
— Ай!!! — вскрикнула Еня.
— Смотри, куда идешь, девочка, — прогнусил мерзкий голос.
Еня подняла глаза и встретилась взглядом с мужчиной в черном смокинге. Она вздрогнула. Мужчина был похож на новорожденного крысеныша с мертвецки бледной кожей.
— Вы отдавили мне ногу, — сердито заметила Еня.
Человек сверлил художницу серыми глазками. Его лицо выражало презрение.
— А, Евгения Ромашкина. — Прищурился мужчина. — начинающая художница...Если не секрет, как ты додумалась нарисовать своему отцу чешую?
Еня поежилась. Вопрос крысоподобного звучал как угроза. Она скосила глаза на его черный смокинг и похолодела: к карману пиджака была прикреплена черная роза. «Он из правящей партии», — выстрелила в голове у девушки мысль.
— Это отсылка...эээ...к мифологическому образу. Хорошего дня. — пробормотала она и не дожидаясь новых вопросов, поплыла сквозь толпу к выходу.
В коридоре было на удивление пусто. Еня налила воды из кулера и присев, прикрыла влажные от слез глаза. Обивка кресла приятно охладила кожу после душного зала.
— Одна тут отдыхаешь?
Художница почувствовала аромат хризантем. Лорианна. Пришла.
— У Никиты фраз нахваталась? — Еня распахнула глаза, не веря своему счастью.
— Неа. При знакомстве он пытался быть Альбертом и вел себя более-менее культурно. Иначе я бы отшила его, раньше, чем узнала, — фыркнула Штольц.
Сегодня блондинка выглядела элегантно: ее длинные блестящие волосы спадали локонами на острые плечи, а тонкую длинную шею украшало бриллиантовое колье. Завершали образ маленькое черное платье и туфли-лодочки.
— Ты и правда здесь! Вот это да! — завопила художница, вскакивая с кресла.
— Я думала ты уже вовсю автографы раздаешь, а ты тут киснешь в коридоре, — проворчала Штольц. Девушка достала из клатча упаковку с бумажными салфетками и протянула Ене.
— Честно говоря, думала, ты не придешь, — вытирая салфеткой потекшую тушь с глаз тушь, улыбнулась художница, — ты больше не злишься?
— Злюсь. Но бросить тебя в такой день не могу.
— О, Ло!!! — воскликнула Еня, чья грусть уже улетучилась. — Спасибо, спасибо! Почему ты решила прийти?
— Буду честна: меня замучила совесть. Знаешь, в детстве я занималась балетом...
Еня уловила в голосе подруги оттенки грусти и сосредоточилась на рассказе подруги.
— И все пророчили мне блестящее будущее. Все, кроме отца. Его всегда бесили мои «девчачьи» увлечения, и на то была причина - он всегда хотел сына. Наследника власти. С самого своего рождения я должна была соответствовать его образу: играть в машинки, ходить на охоту, учиться стрельбе, а позднее - вращаться в медийном поле и участвовать в делах общественности. Вся моя сущность бунтовала против его планов. В детстве у меня была лишь одна страсть - танцы. Однажды... — Лора запнулась на долю секунды, но совладала с собой и продолжила, — когда мне было тринадцать, мне дали роль в «Лебедином озере». Я не справилась. Упала на сцене Главного театра, на глазах у важной публики. Все смеялись, а громче всех - мой отец. На следующий день газеты пестрили новостями о моем фиаско. Я спрятала балетную пачку и пуанты в чемодан и больше не танцевала. Через пару лет, благодаря пиар-менеджерам отца, я быстро вовлеклась в общественную жизнь и стала популярной. Мечта сбылась, но не моя. — Штольц умолкла.
— Какой кошмар, — выдавила Еня. — Ло, мне так жаль.
— Не стоит меня жалеть. По правде говоря, ты первый человек, кому я рассказала эту историю. Не считая мамы, конечно. Знаешь, если бы у меня были друзья в то время, возможно все сложилось бы иначе. Но я была одна. Без поддержки, без крепкого плеча рядом. И я не хочу, чтобы что-то подобное случилось сегодня с тобой. Пусть балериной мне уже не стать, но хорошей подругой - шансы еще есть. Ну и будет славно, если вы с Никитой больше не будете мне перечить.
Договорив, Лора отвела взгляд в сторону. Ене показалось, что впервые за все время их знакомства, Штольц смутилась. Художницу взволновала внезапная искренность подруги: прежде Лора никогда не говорила о своем прошлом. Не в силах подобрать слова, Еня заключила подругу в плен крепких объятий. От неожиданности Штольц вздрогнула и сжалась под натиском Ениных чувств. Спустя пару секунд Лора вежливо отстранилась.
— Это твой день! Твой звездный час. А звездочки должны сиять. Так что выдохни и вперед, а я подстрахую, — заявила она, поправляя взъерошенные волосы Ени.
— Мне страшно. — Призналась художница не столько Лоре, сколько самой себе. — В детстве я была аутсайдером и не участвовала в школьной жизни. В университет почти не ходила, а теперь и вовсе его бросила. Наверное, поэтому я не люблю массовые скопления людей. Не привыкла быть в центре внимания. На виду у известных людей. Они подходят ко мне с интересом. Ждут остроумных ответов, а слышат мямлю.
Лора всплеснула руками.
— Да что ты их так превозносишь! Это просто люди. Тебе не надо быть лучше, чтобы понравиться им. Достаточно быть собой.
Еня вздохнула. Имело ли смысл объяснять дочери мэра, что это для нее посетители были «просто людьми», а для таких как Еня – высшим классом. Нет, Лорианне никогда не понять жителя Нижнего района, как бы она не пыталась перепрыгнуть через социальную пропасть между ними. От этой мысли ей стало холодно.
— Давай, отдохни пару минут и возвращайся, — сказала Лора. — А я развлеку общественность своим блестящим явлением. Держу пари, они сразу забудут про все твои проколы. Стоит мне только похвалить работы Евгении Ромашкиной!
— Спасибо, — улыбнулась художница. — Кстати, здесь ходят люди из партии твоего отца.
— Кто? — вздернула бровь Лора.
— Я не знаю его. Невзрачный, с губами-ниточкой. Похож на крысеныша.
— Хммм... — задумчиво протянула Лора. — Пойду узнаю. Жду тебя внутри! Блондинка развернулась на каблуках и направилась в зал.
За стеной раздались радостные возгласы. Толпа посетителей обрадовалась внезапному прибытию Лорианны Штольц. Еня опустила голову. Она была благодарна подруге за поддержку и все же ей не хватало Алика рядом. Утром, когда она в спешке собиралась на предпоказ, на двери врача висела табличка «не входить». Парень вешал ее, когда работал с вакциной. Еня вспомнила, как постояла пару секунд у двери, прислушиваясь к тишине в комнате. Врач либо спал, либо с головой ушел в опыты. С трудом поборов желание зайти и поцеловать Алика на прощание, Еня обула кеды и вышла в подъезд...
Солнечный луч, коснувшийся руки, вернул художницу в реальность. За окном мрачная погода впервые за день сменила гнев на милость. Девушка подумала, что это добрый знак и решила вернуться в выставочный зал. В конце концов, оставалось потерпеть пару часов, и они с Аликом снова будут обниматься на кухне, ставшей символом зарождения их отношений...
Отдохнув пару минут, Еня вернулась к своим экспозициям. К этому времени Лора уже успела замолвить пару словечек о творчестве подруги, и толпа стала более благосклонной. Художницу перестали донимать сложными вопросами и подходили только для того, чтобы узнать ее контакты в социальных сетях.
Остаток предпоказа прошел гладко. Нина Фрид деловито цокала шпильками по кристально чистому полу и контролировала обстановку. Лора фотографировалась и упивалась собственной славой, а Еня улыбалась посетителям и принимала комплименты в адрес своих картин. Когда все закончилось, Нина Фрид похвалила художницу.
— Ты произвела фурор. Давно я не видела такого ажиотажа к начинающему автору. Думаю, мы сможем продать твои работы за очень хорошие деньги! Только не зазвездись раньше времени, — наградила арт-диллер художницу строгим взглядом.
— Это не про Еню, — засмеялась Лора.
Подруги попрощались с Ниной и вышли из галереи. Согласно ранним договоренностям, Никита ждал девушек на лавочке. Парень сосредоточенно поглощал одну за другой сдобные булочки и запивал их водой.
— Ник! Ты же на сушке! — воскликнула Лора.
— Где вы ходите!? Почему так долго?! Вы вообще видели от него сообщение? Тут не до сушки! — прошамкал с набитым ртом Никита.
Друг Алика славился своей невозмутимостью. Друзья называли его в шутку «мистер каменная глыба». Никита редко испытывал стресс, но, если это случалось – он набивал желудок едой.
— О чем ты? — нахмурилась Еня, чувствуя, как медленно леденеют кончики пальцев.
Друг протянул телефон. На экране было открыто сообщение от Алика. Еня уже знала, что произошло нечто ужасное. Знала еще до того, как ее взгляд коснулся текста.
«Привет! Если вы это читаете, значит я не вернулся домой. Сегодня ночью мне написали с неизвестного номера. Они взяли в заложники маму и угрожали превратить ее в рептилию, если я не приеду в квартиру Ковальских. Я поехал туда. Скорее всего, сейчас я нахожусь в центре исследований Крука или на секретной базе. Простите, что не сказал ночью».
— Дурак, — прошептала Еня. — Какой же он дурак! — воскликнула она уже громче. Ее бросило в жар.
— Покажи! — Лора вырвала телефон из пальцев подруги и впилась глазами в экран.
— Так вы еще не читали? — удивился Никита. — Я ему обзвонился. Алик не выходит на связь.
Еня почувствовала, как внутри нее все сжимается. Она сглотнула ком в груди и обхватила руками лицо. В висках загудело. Девушка подняла глаза в небо. Солнце скрылось за тучами. Подул сильный ветер.
— Дурак!!! Вот дурак!!! — закричала Еня. — Ну зачем!!!
Лора обняла подругу и провела ладонью по взмокшей спине.
— Тшшш... не паникуй раньше времени. Вдруг он дома, просто увлекся опытами, — прошептала она. Никита похлопал ладонью по плечу художницы и неуверенно пробормотал: все будет хорошо.
Еня не отвечала. Слова для нее уже потеряли всякий смысл и превратились в набор звуков. Дрожащими руками она достала из кармана собственный телефон и сняла беззвучный режим.
В мессенджере висело одно-единственное непрочитанное сообщение. От него.
— Он написал мне тоже самое! — воскликнула она.
— И мне...— удивилась Лора, — еще и звонил зачем-то ночью несколько раз.
— Брат и мне звонил ночью, а я спал как медведь, — горько вздохнул Никита. — Если бы я только знал...
Словно во сне, Еня набрала номер парня. Автоответчик безучастно сообщил, что абонент не в сети.
— Если с ним что-то случилось, — всхлипнула Еня. — Я не прощу себе этого.
Ей вспомнилось, как утром она боролась с желанием зайти в комнату Алика.
— Я поклялся защищать Алика. Еще в школе, когда его травили одноклассники, — Никита запнулся. — А теперь бро снова в беде.
Лора вызвала личного водителя.
— Машина приедет через пару минут, — обратилась она к друзьям. — Едем к Ене домой, вдруг он там.
