Наступит завтра

Алик проснулся от шума. Еще не осознавая происходящего, он попытался перевернуться на бок. Его попытка оказалась безуспешной: каменное тело отказывалось повиноваться мозгу. Сквозь тяжелые и неподвижные веки врача продирался бледный свет.

Ограниченный в действиях и незрячий, он лежал на мягком и теплом, прислушиваясь к тревожному гулу. Когда парень понял, что это выла сирена, то все уже стихло. Алик не знал, сколько прошло времени прежде, чем у него получилось открыть глаза и прежде, чем размытое светлое пятно сформировалось в белый квадрат потолка. Не успел он обрадоваться своему маленькому успеху, как его кудрявая голова взорвалась болью. Алику вспомнились страдания Никиты по утрам после ночей, бесцельно проведенных в барах. Терзаемый мигренью, его друг охал от боли и запивал обезболивающее холодной водой. Алик ни разу в жизни не пробовал алкоголя, но предположил, что сейчас проживает нечто сродни похмелью. «Неужели люди тратят свое здоровье и деньги, чтобы впоследствии чувствовать себя так?» — вяло подумал парень.

Вскоре тело начало оживать. Сначала врачу удалось пошевелить пальцами на руках, а затем перевернуться на бок. Алик привстал на локоть и огляделся: он находился в комнате с голыми стенами и тюлевыми занавесками на единственном окне. В углу стоял старый платяной шкаф. На прикроватной тумбочке ждал своего часа стакан с водой. Несмотря на жажду, врач побоялся пить. По стулу, стоящему возле кровати, Алик понял, что его навещали. Вылизанный и необжитой интерьер произвел на парня приятное впечатление. Алик любил минимализм и порядок, но чистоплюев подобных себе никогда не встречал. Это наводило на мысли о том, что он находится либо в отеле, либо в посуточной квартире.

Алик присел. Перед глазами заплясали черные мушки. Он напрягся, пытаясь вспомнить события, предшествующие его появлению здесь, но мысли не хотели собираться воедино. Память подбрасывала воспоминания урывками: безуспешная работа над вакциной, объятия Ени, то страшное сообщение от матери, темный коридор... Добравшись до этого момента, врач вздрогнул и резко пришел в себя. Проснувшийся инстинкт самосохранения закричал, что нужно бежать. Врач свесил ноги с кровати и с грохотом рухнул на пол: ослабевшие мышцы не слушались. На адреналине он дополз до окна и подтянувшись с третьей попытки, выглянул из-за шторы. От увиденного Алик едва не лишился дара речи.

Пейзаж за окном рисовался знакомым забором с проволокой, столбами, усеянными гроздьями камер и шапками лесных деревьев вдали. Но поразило его совсем другое: на выжженом пустыре выстраивались армейскими рядами синие рептилии.

Они изменились: теперь существа передвигались на задних лапах и носили экипировку в виде пронумерованных бронежилетов и касок.

Алик прищурился, пытаясь сосчитать количество рептилий, но плохое зрение не позволяло ему разглядеть номера на бронежилетах в дальних рядах. Достоверно известно врачу было одно: за две недели его отсутствия, количество рептилий на базе выросло в два раза.

Над строем обращенных возвышался пьедестал, на котором, словно дирижёр, размахивал руками маленький человечек в красном скафандре.

— Рав-нясь! — Рявкнул командор на пьедестале в рупор. — Смирно!

Рептилии покорно застыли, обнажив сияющие белизной клыки. Их синяя чешуя искрилась в лучах серого солнца, словно морская гладь из далекого детства Алика.

— Автоматы на гру-дь! — не утихал визгливый рупор. — Делай РАЗ! Делай ДВА!

Рептилии послушно вскинули оружие и перезарядили его. Алик не был экспертом в военной тематике, но ему показалось, что их автоматы больше человеческих, словно изготовлены специально под толстые когтистые лапы.

— Кру-гом!

Синие существа покорно выполнили все озвученные команды. Они напоминали Алику змей, плясавших под дудку заклинателя. Внезапно, рептилия в четвертом ряду выронила оружие и упав на все четыре лапы, протяжно завыла.

— Двести второй! Отставить! — заорал человечек на пьедестале.

Рептилия, не обращая на него внимания, опустила голову и застыла. По рядам обращенных существ пронесся недоуменный вой.

— Двести второго – в Треугольную комнату! Живо! — отчеканил командор на пьедестале. В ту же минуту из корпуса Воспитания выбежали трое черных скафандров. Двое из них толкали перед собой тележку, а третий держал в руках ветеринарное ружье, знакомое Алику по предыдущей вылазке. События развивались стремительно: вооруженный работник прицелился и выстрелил шприцем в обращенного. В ту же секунду, чешуйчатое тело рухнуло на землю и обмякло. Трое черных скафандров совместными усилиями погрузили бездыханную рептилию на тележку и вместе с ней направились в корпус Воспитания.

Как только операция по устранению непокорной рептилии закончилась, над пустырем эхом разнесся голос командора.

— МАРШ!

Построение продолжилось.

Алик затаив дыхание наблюдал за происходящим. В его кудрявой голове сформировалась мысль, что научный эксперимент Крука и его приближенных зашел слишком далеко. Пораженный зрелищем за окном, парень не заметил, как за его спиной скрипнула дверь и в комнату тихо вошел долговязый человек. Когда плечо Алика сжали тонкие длинные пальцы, он вздрогнул.

— Альберт Ковальский! Добро пожаловать на базу Винтер, — проскрипел над ухом парня старческий голос.

Алик резко обернулся. Перед ним стоял пожилой мужчина в красном скафандре и шлемом в руке.

— Н-ни-кол-лай Ни-ко-лаевич-ч? — с трудом промычал Алик. Чугунный язык во рту не поворачивался, из-за чего речь звучала невнятно. Мужчина холодно рассматривал Алика колючими глазами. На кончике его крючковатого носа сидели очки с круглой оправой, в стеклах которых Алик видел собственное отражение – такое жалкое и незначительное на фоне этого высокого человека, когда-то так много значившего для Алика, а теперь навсегда лишенного статуса кумира. Перед ним возвышался его бывший преподаватель, знаменитый ученый, кумир, владелец исследовательского центра и злодей в едином лице – Николай Николаевич Крук.

— Вижу, вас впечатлило наше утреннее построение. Жаль в предыдущий раз вы покинули нас до пересменки и пропустили самое интересное.

— О-откуда вы...

— О! Не задавайте глупых вопросов, мальчик. Не портьте мое впечатление о вашем интеллекте. Я помню вас со времен вашей учебы в университете. Выдающиеся способности! — Крук по-отечески взял Алика под руку и довел до кровати. Парень опустился на одеяло и почувствовал, как мягкая постель засасывает его обратно в целительный сон.

— Вам нужно поесть, — надтреснутый голос Крука резал воздух, возвращая парня в реальность, — это запустит обмен веществ в организме и поможет быстрее восстановиться.

— Что в-вы мне-е в-вко-лоо-ли? — еле выговорил Алик, с трудом разлепив веки.

— Немного барбитуратов, — улыбнулся уголком рта Крук, усаживаясь на стул возле кровати. Ученый достал из кармана рацию и нажав на кнопку, приказал позывному семнадцать принести завтрак в седьмую комнату. Спустя пару минут в дверь осторожно постучали. В комнату вошел человек в черном скафандре. В руках он держал поднос, на котором стояли кофейник, две кружки и тарелка с беконом и яичницей. Ученый молча указал черному скафандру на прикроватную тумбочку. Плавно поставив поднос с едой, сотрудник бесшумно удалился.

От запаха жареного бекона живот Алика предательски заурчал. Крук разлил кофе по кружкам. 

— Я бы рад трапезничать с вами в нашей столовой, но ваша координация будет нарушена еще пару часов. — Придется соблюдать постельный режим до конца дня, — сказал он, заботливо передавая парню в руки теплую кружку.

— Ч-что с м-мамой? — еле выговорил парень. Пить кофе из рук старика ему не хотелось.

— Алла Петровна жива-здорова. Попробуйте яичницу, она восхитительна.

— Г-где ма-ма? — спросил Алик, игнорируя совет ученого.

— Тш-ш-ш...Сначала – завтрак, а после еды – все подробности. Вы же не хотите обидеть повара? Братья Винтер выкупили территорию санатория «Юность» под нашу базу и уволили весь персонал, кроме двух поваров. Все почему? Мастера своего дела. Запомни, мальчик мой, талантливые люди всегда будут при работе.

Алик молча смотрел в потолок. В прежние времена парень был бы рад вниманию такого влиятельного ученого как Крук, но после всего изученного и увиденного, ему не хотелось ни принимать еду от этого человека, ни находится с ним в одной комнате.

— Решили не завтракать из упрямства?  — продолжал старик, — упрямство...деструктивная черта характера, романтизированная поэтами, превознесенная писателями. Но мы-то с вами люди науки, к чему нам демонстрировать юношеский максимализм?

— В-вы не отве-тили на м-мой в-о-прос.

— Мальчик мой, откровенно говоря, вы не в том положении, чтобы задавать вопросы. Посудите сами: вы проникли на частную территорию, представились нашим сотрудником и украли конфиденциальную информацию. Материала хватит на уголовное дело.

— Ч-что вы от м-меня хоти-те? — спросил Алик, — х-хотели бы о-отправи-ть в тюрь-му, уже бы с-сделали это.  

Очки ученого торжествующе блеснули.

— Верно мыслите. Ваше вторжение на базу всех здесь переполошило. Братья Винтер в ярости. Они потребовали стереть вашу личность. Превратить вас в одного из репиусов: бездумного покорного раба в чешуе и бронежилете. Но я человек науки, привыкший думать разумом, а не эмоциями. Я внимательно изучил собранное нашими сотрудниками досье на вас и предложил братьям альтернативу. Вы же хотите стать ученым и совершить великие открытия?

Алик посмотрел на Крука. Несмотря на всю неприязнь к этому человеку, в его интересах было узнать как можно больше информации. Он решил хранить невозмутимость во чтобы то ни стало, придерживаясь стратегии самого Крука.

— До-пустим.

—  Видите ли, ваша кандидатура заинтересовала меня. Альберт, вы обладаете редким интеллектом и могли бы...работать среди умнейших людей Градуба, вместо ежедневного прозябания в городской больнице...Своих детей у меня нет, ведь я посвятил жизнь науке. В дальнейшем, вы могли бы стать моим преемником, двигать науку вперед, вершить историю...

Алик не мог поверить в услышанное. На протяжении долгих бессонных ночей он мечтал, как однажды его пригласят на работу в научно-исследовательский центр имени Николая Николаевича. Ради этого дня он грыз гранит науки, набирался практики в городской больнице и вот - так просто в один момент получил предложение, к которому шел годами.

Завидев удивление на лице парня, Крук воодушевился и отхлебнув кофе, продолжил речь.

—  Есть одно «но» в вашей характеристике. Альберт, у вас есть потенциал, но простите мне мою неучтивость, вы тормозите собственное развитие. Проблема коренится в вашей принципиальности: твердые принципы сужают ваш кругозор, необходимый ученому.

— К ч-чему вы к-клоните?

— Альберт, вас ограничивают привитые социумом моральные нормы.

Я знаю, что, узнав часть секретной информации, вы решили, что мы тут занимаемся аморальными делами: ставим опыты на людях, превращаем их в рептилий. Ваша вера в науку пошатнулась, а меня вы низвергнули с пьедестала своих идолов, не так ли?

Алик не ответил. Он успел переварить весь спектр разрывавших его эмоций и теперь пытался хранить невозмутимость.

— Мой мальчик, вы должны понять это, если хотите стать ученым: не существует добра и зла, лишь достоверность фактов и полученный результат.

—  У-ученый п-прежде всего человек. Если люди не бу-дут со-блюдать мо-мораль, наша циви-лиза-ция вым-рет. В-вы нарушаете нау-чную э-этику... т-то что вы сделали с Птицыным – антигу-ман-но...

— Да, иногда приходится идти на жертвы. Таков мир, такова правда. Но взглянем правде в глаза, жизнь этого человека была настолько убога, что он согласился на участие в эксперименте. Мы не сделали ничего противозаконного. А мораль... придумали глупые люди. Для манипуляций. Вспомните, как в Средневековье науку называли мракобесием, злом. Люди сжигали людей за их ум.  Что стало бы с человечеством, если бы ученые не бросили вызов средневековому обществу с его моралями?

«В Средневековье сжигали за что угодно, тоже мне аргумент», — мрачно подумал Алик.

—  Вы молоды и неопытны. — Продолжал свою речь Крук. —  В таком возрасте не хочется думать о последствиях принятых решений, но жизнь... проходит быстро. Альберт, вы поймете это однажды утром, расчесывая перед зеркалом седые волосы и вглядываясь в морщины на лице. О чем вы будете жалеть в этот момент? О том, что попали под влияние глупых людей вроде Жана Жаковича или вашего друга Николая...

— Никиты.

— Что?

— Моего друга зовут Никита, — неожиданно четко выговорил Алик.

Крук никак не отреагировал на замечание. Старик пил маленькими глотками кофе и сканировал глазами-буравчиками Алика.

— Позвольте предположить каким может быть ваше будущее, если вы продолжите следовать глупым принципам и законам морали! Защита диссертации станет потолком вашей карьеры. Дальше вы продолжите работу в больнице у старого алкоголика Жана и попутно женитесь на медсестре. Когда появятся дети, вы больше не сможете работать за копейки ради светлого будущего и будете вынуждены перейти в мамину клинику.  Вам придется погрузиться в мирские заботы. От стресса вы станете есть много вредной пищи и стремительно набирать вес, а еще лет через двадцать – начнете пить коньяк на работе, как ваш нынешний начальник. Мечта вашей матушки сбудется: вы займете ее место, и единственное что останется от вас прежнего – это чтение научных статей бессонными ночами. С годами вы будете делать это все реже и реже, пока не задвинете науку пылиться далеко на полку, как свой университетский конспект по микробиологии! Да таков мир, такова правда: без тренировки мозг быстро деградирует. В то утро, когда вы будете расчесывать седые волосы возле зеркала, вся эта ничтожная, высокоморальная жизнь пронесется перед вашими полуслепыми глазами и вы вспомните день, когда выбрали принципы вместо призвания. Разве что... я могу спасти вас от этой участи. — Крук поставил чашку на тумбу и пристально посмотрел в глаза Алику.

— К-как? — тихо спросил парень.

— Выбирайте науку. Займите место моего помощница. К черту принципы, давайте вершить историю.

— У вас уже ес-ть по-помощник.

— Крысон хороший завхоз, но на большее он не годится. Вы – другое дело! Нужно всего лишь отказаться от придуманных социумом понятий о морали и подписать трудовой договор с корпорацией Винтер.

— Добро существует. — Твердо сказал Алик. — Я знаю это на собственном опыте, благодаря близким мне людям...

— Да какое добро! — Фыркнул Крук. — Любимая жена отправляет своего мужа на опыты ради покупки телевизора, это ли добро? Не будем ходить далеко, — глаза ученого блеснули ледяным холодом, — родная мать сдала любимого сына людям в скафандрах!

— О чем вы? — голос Алика предательски задрожал.

— Вы хотели правду, извольте получить: с Аллой Петровной все в порядке. Ваша мама жива-здорова. Более того, она вызвалась сотрудничать с нами, когда узнала, что именно мы хотим предложить ее сыну. Алла Петровна помогла выйти на вас. Альберт, вы же умный мальчик, как вы повелись на весь этот спектакль с сообщением? — голос ученого звучал ровно: в нем не было любопытства, как и злорадства. Эмоции Крука были стерильны, как комната, в которой они находились. 

Алик поперхнулся от возмущения. Впервые в жизни он больше не пытался сдерживать чувств. Влекомый желанием выразить возмущение, парень открыл рот, но тысячи гневных ругательств, вертевшихся на языке, не сорвались с его окаменевших от барбитуратов губ.  Отчаявшись от собственного бессилия, Алик разжал пальцы, сжимавшие кружку с кофе. Раздался звон. Из-под осколков керамики по полу поползла коричневая жидкость.

На сухом лице старика не дрогнул ни один мускул. 

— Причины ваших негативных эмоций известны, — миролюбиво сказал он, словно объяснял термины на очередной лекции в университете. Вам хочется верить в преданность близкого человека и вы отчаянно пытаетесь убедить себя в том, что мои слова не являются правдой.

— Потому что это ложь! — яростно выпалил Алик. — Моя мама не святой человек, корыстный и алчный, но на предательство она не способа!

— Мне жаль вас разочаровывать и заставлять чувствовать преданным, но такова правда. Вы уже взрослый, мой мальчик. Слишком взрослый и умный для детских представлений о добре и зле.

Не в силах больше смотреть на постное лицо Крука, Алик откинулся на подушку и перевел дух. Белый потолок перед глазами задвоился, расплываясь в белое пятно. В тяжелую голову Алика закралась мысль, что если закрыть глаза, то можно себя обмануть, что все увиденное – это сон. Парень глубоко вдохнул воздух и сосчитал в уме до десяти. Как бы сильно ему не хотелось избавиться от общества ученого, терять голову было нельзя.

Старик не спешил. Его колючие глаза с холодным любопытством наблюдали за муками Алика.

— Вы злитесь, потому что думаете, что я занимаюсь подменой фактов с целью манипуляции, но это не так. Я просто хочу, чтобы вы поняли: мораль – это фикция, а этот мир отнюдь не добр. Так что, если ты действительно хочешь принести миру пользу, откажись от слепой догмы. — От нее веет невежеством, — небрежно произнес он, допивая кофе. 

Алик молчал, пытаясь осмыслить слова ученого. Конечно же, он ни на секунду не верил в слова старика о поступке его матери. Несмотря на все разногласия между ними, Алик знал, что мама любит его. И все же, где-то глубоко внутри гаденькое сомнение сосало под ложечкой: что, если слова Крука окажутся правдой?

Алик подумал, что если это правда, то он больше никогда не сможет доверять людям.

Врач молча смотрел на кофейную лужу. Алик ожидал чего угодно: пыток, тюрьмы, заражения, но никак не предложения стать частью зла. Он удивился тому, каким чужим ему показался собственный голос.

— Я должен знать, на что соглашаюсь.