Наступит завтра

«Привет! И спасибо, за то, что продолжаешь меня читать. С момента публикации истории про папу прошла неделя. Чуда не случилось: пост не стал вирусным, а редкие случайные читатели, озаботились не происходящим, а тем, что я вообще посмела такое писать.

Читатель, если ты еще здесь, докладываю: папа сбежал из дома, а бабушку увезли на скорой. Ее нет ни в одной из пяти больниц. Все эти городские структуры, созданные для помощи человеку, только мешают: полиция не верит в случившееся с папой, больницы отрицают поступление бабушки к ним. Мы даже набрались храбрости и звонили в морг. К счастью, там их тоже не оказалось.

После потери близких, наша семья перестала делать вид, что ничего не происходит. Мама больше не скрывала происходящее от знакомых. Она написала о случившемся в домовой чат и собрала поисковой отряд из десяти добровольцев. Прочесывание окрестностей не принесло результата, лишь привлекло внимание участкового дяди Сережи. Мамино заявление о пропаже он принял лишь после редакции и вычеркивания всех показаний о загадочном вирусе. На этом расследование закончилось.

Тем же вечером мы всей семьей расклеивали листовки о пропаже на улицах города. На утро сотни объявлений были содраны. О нашей попытке свидетельствовали лишь следы клея на поверхностях столбов и подъездов.

Моя семья – не единственная пострадавшая в Нижнем районе. Читатель, зараза размножается еще быстрее, чем я думала. Затихает шум соседского быта в сотах квартир. Пустеет двор, и пенсионерки, проводившие дни на скамейке, словно нахохленные воробьи на ветке, выходят все реже. Все чаще на стенах моей комнаты мерцают отблески мигалок. Это работает скорая помощь. Я слышу шепот соседских губ. Вполголоса они обсуждают, куда пропадают люди, но поисковые отряды больше не собирают. Утихли сообщения в домовых чатах. Нижний район погрузился в мрачное безмолвие.

Пропали бабушка с папой, но не наши финансовые долги. Мама снова устроилась на работу: жаль, что ее мечта сбылась совсем не так, как она себе это представляла. Мы с Дэном работаем посменно, и по очереди забираем со школы маленькую Асю. Младшая сестра много плачет и часто спрашивает, где сейчас папа с бабушкой. Я отвечаю, что не знаю где, но они обязательно вернутся. Хочу верить в это сама. Как говорит моя подруга Лика: рано или поздно наступит другое завтра.

Трудное время сплотило семью Ромашкиных: утихли наши скандалы с мамой из-за моей учебы. Дэн за короткое время повзрослел. Можно понять почему: в 17 лет на его плечи легла учеба, работа и ответственность за троих женщин. Признаюсь честно, серьезным он нравится мне больше, хоть иногда и не хватает его пубертатных шуточек.

Я же нашла отдушину в творчестве. Рисование стало моей панацеей, бегством от жестокой реальности. Ведь в мире художника нет времени. Близкие улыбаются сияющими глазами с холста, совсем как живые, но только бессмертные и неподвластные внешним событиям. Они не превращаются в монстров, не болеют и не пропадают бесследно. Что бы ни случилось, папа и бабушка всегда будут существовать на бумаге.

Я рисовала запоем: на парах в университете, на обеде, на ночной кухне и в свободные от покупателей часы на кассе. За последние три недели я создала портретов больше, чем за все 20 лет своей жизни. Некоторые из своих набросков прикладываю к этому посту, для твоих глаз, читатель. Ты можешь хвалить или критиковать мое творчество, равнодушно пролистать, или же впасть в синдром Стендаля. Угадать твою реакцию свыше моих сил, да я и не хочу, просто надоело прятать свое творчество от чужих глаз.

Причиной тому стал вчерашний случай, случившейся со мной на работе. Магазин был пуст, касса посчитана, а до закрытия оставалось пару минут. Я делала наброски старого графа в розарии, как вдруг, дверной колокольчик известил о приходе покупателя. Я с досадой отложила карандаш. По мнению моего директора, покупатель всегда был прав, а значит я задержусь на работе. Покупательницей оказалась сухопарая женщина в темных очках и глянцевом пальто. Она продефилировала на высоких каблуках к холодильнику и достав оттуда самую дорогую минеральную воду, подошла к кассе.

— И вот это пробейте, пожалуйста, — женщина схватила длинными пальцами мой скетчбук.

— Простите, но это не продается, — промямлила я, — это мои наброски.

— Вот как? — женщина сдвинула очки на кончик носа и пронзила меня взглядом черных глаз. Не спрашивая разрешения, она принялась листать страницы.

— Неплохо...хорошо...а вот это – просто отлично! Зашла за водой, а нашла бриллиант, —еле слышно бормотала покупательница, после чего обратилась уже ко мне, — если не хочешь проработать здесь всю жизнь, позвони. После выборов в моей галерее стартует выставка-конкурс для начинающих художников. Нам есть о чем поговорить. Женщина протянула мне визитку и не дожидаясь моего ответа, покинула магазин.

Я повертела в руках глянцевую визитку. «Нина Фрид – галерист, арт-дилер», – гласили буквы с малиновым тиснением. Ниже был указан адрес галереи и контакты. Я вспыхнула от столь высокой оценки экспертной дамы и в спешке закрыла магазин. Написать Нине Фрид я пока что не решилась, но внутри поселился вопрос: что, если я не так плоха, как мне кажется? Поэтому читатель, я делюсь с тобой своим трудом, чтобы сделать тебе приятно, и чтобы преодолеть губительное стеснение...»

Кипящая вода прыснула на плиту и зашипела, лопаясь пузырями. Еня оторвалась от ноутбука и убавила газ. Желтые рожки посыпались в кастрюлю. Стояла глубокая ночь, но Ася отказывалась спать. Еня знала, что единственный верный способ уложить младшую сестру – это накормить ее макаронами с сахаром. Это было любимое блюдо Аси.

Девушка помешала макароны и включив таймер на телефоне, прижалась лбом к оконному стеклу. На улице было темно, лишь вдалеке на билборде светилось плоское лицо мэра.

«Мое избрание – билет к вашему благополучию. Тридцать лет стабильности в городе».

Еня усмехнулась: за те годы, что Штольц был у власти, в ее родном Нижнем районе менялись лишь билборды с его лицом. Все нахваливали Штольца, но ей было непонятно за что. Дома находились в аварийном состоянии, дороги оставались разбитыми, а скорая помощь приезжала через две недели после вызова. Вот уж точно, стабильность!

Таймер на телефоне известил о готовности ужина. Еня слила из кастрюли воду и разложила еду по тарелкам. На столе был бардак: тетрадь с конспектами лежала на нетронутом учебнике по экономике. Рядом валялся скетчбук с набросками, карандаши и ноутбук с открытым документом. Выбор был очевиден и складывался он не в пользу учебы. Она убрала со стола лишнее и перечитала написанный на скорую руку пост.

«Господи, ну и чушь!» — поморщилась Еня. Одним кликом документ с постом отправился в корзину. Все равно никто не будет это читать. Блогеры так и не ответили на ее письма, только дочка мэра бросила дежурное: «Надеюсь, я стану твоим ориентиром». Впрочем, Еня не исключала, что у Лорианны были настроены автоответы.

Девушка чувствовала одиночество: ее друзья пропали и поделиться своими переживаниями ей было не с кем. Несколько раз они пересекались в подъезде с Ликой. Подруга здоровалась и убегала, оставляя за собой шлейф дорогих духов. В ее новом мире существовали лишь танцы, работа в люксовом отеле и отношения с таинственным парнем, а закадычная дружба с Еней осталась где-то в другой галактике.

Девушка открыла в скетчбуке страницу, на которой Лика спала в электричке. В детстве ей казалось, что дружба с Ликой будет длиться вечно, но с годами невидимые нити, объединявшие их, истончились, а теперь порвались вовсе. Надежда Ромашкина не раз предупреждала об этом Еню, но девушка не верила. Оказалось, что мама была права.

Кудрявый врач тоже пропал. Еня и не думала, что сухарь Альберт может так обидеться на то, что она написала дочке мэра, не посоветовавшись с ним. После той телефонной перепалки парень написал лишь один раз: доложил, что бабушки нет в его больнице. Еня неоднократно брала в руки телефон, чтобы помириться первой, но каждый раз что-то ее останавливало. В конце концов, она не сделала ничего плохого, чтобы извиняться.

Пару раз Еня брала в руки визитку Нины Фрид и откладывала в сторону. Ей казалось, что сейчас не время для начала карьеры художника. Сегодня утром она съездила еще раз по адресу, где жил пропавший полицейский из Пшеничной деревни, но ей никто не открыл. Только злая собака выбежала из подворотни. Пришлось делать ноги.

— Ася! Дэн! Идите кушать! — крикнула Еня. Мама спала в дальней комнате в берушах, ее будить было бесполезно. Неизвестный вирус превращал людей в рептилий, а Еню превратил в маминого заместителя.

Девушка вспомнила, как недавно зашла на кухню попить воды и застала маму за приемом успокоительного. При виде старшей дочери, Надежда Ромашкина спрятала таблетки в карман. Еня заметила черневшие синяки под глазами у матери и то, как сильно она постарела в свете последних событий. Девушка молча обняла мать и поняла одно, что может вирус и положил конец семейной идиллии Ромашкиных, но лишить их человечности ему не под силу.

— Еня! Тебе кто-то писал! — маленькая Ася ворвалась в кухню. Еня забрала телефон из рук младшей сестры и остановилась как вкопанная: сообщение двухчасовой давности было от Альберта. Она закрылась в темной ванне и жадно впилась глазами в текст. От прочитанного сердце девушки сделало сальто в груди.

«Твоя бабушка жива, но обратилась. На сообщения не отвечай», — писал Альберт. К сообщению прилагалась фотография деревянного ящика с инициалами бабушки.

Еня сползла по двери на холодный кафель. Тысячи вопросов в ее голове взрывались гаммой эмоций: от радости за хоть и обращенную, но живую бабушку, до тревоги за Альберта и мук угрызений совести, что она не ответила раньше. Еня хотела подготовиться к экзамену, и чтобы не отвлекаться на социальные сети, оставила телефон в другой комнате. Если бы она только знала!

Экран вспыхнул от нового уведомления. Затаив дыхание, девушка разблокировала телефон. Писал не Альберт, а человек, на ответ которого Еня давно уже не рассчитывала.

«Привет. Зайду к тебе на работу завтра в 16.00. Прочитала твое письмо, надо поговорить. Лорианна».