В руках мести | 18+

Эстетика «Глава 24»:

Всё замирает, проникаясь слогами Ричарда Ода. Каждая его буква меч, что рвано терзает кожу и душу. Внутри оборвалась зарождающаяся жизнь или жизни, я не знаю, правда. Туманное сознание не позволяет мыслить здраво, не даёт возможности на анализ происходящего. Настоящее приглушенно и лишь боль оповещает о своём присутствии.

— Что? — сквозь мучительные спазмы широко открываю глаза, облокачиваясь на прямую руку.

— Ты права, стоит познакомить сестричку с реальностью, ведь она такая горькая, —присаживается на корточки, рассматривая побледневшее лицо. — Тебе обязательно понравится, — криво улыбается, переставая моргать.

— Од... — сглатываю, боясь шелохнуться.

— Нет, крошка. Я Хадсон! Ричард Хадсон твой старший брат по крови, — поворачивая голову на бок, оголяет зубы.

— Чушь, — сиюминутно получаю пощечину, выплевывая слюну с металлическим привкусом.

— Заткнись! — встаёт и подходит к Барни, отрывая от его рубашки кусок ткани для перемотки поврежденной руки. — Ты узнаешь всю историю от начала и до конца. — щёлкает зубами у кончика влажного носа.

Из кармана брюк достает шприц и пузырек с неизвестной жидкостью. Наполняет сосуд и вонзает в моё плечо иглу, наполняя тело бушующем веществом. Боль между ног и внизу живота настолько сильна, что не имею сил, а также элементарной возможности на сопротивление, просто продолжаю лежать, прожигая рассеянным взглядом мужскую обувь.

— Что это? — успеваю промычать, перед тем, как почувствую молниеносный прилив свободы от мучений.

— Наркотик, — что-то ищет, расхаживая по комнате.

— Всё это время я убегала от тебя, — не двигаюсь, глубоко наполняя лёгкие воздухом. Накрывает состояние, когда не чувствуешь мышц и работы организма, но мозг работает чудесно. — За что?

— Готова? Чудесно, я начну. Не смей перебивать, — проводит железными ножками по старым балкам, останавливая найденый стул напротив. В руке блестит пистолет, что уверенно приближается к приоткрытому рту. — Поняла?

Киваю и покорно соглашаюсь, ощущая прохладный метал на губах.

— В детстве меня растила женщина, люди таких таких называют «мама», но я ненавидел убогую пьяницу и мечтал о её смерти, желательно мучительной. Уже в двенадцать успешно осуществил мечту серебренной вилкой, — широкие губы дрогнули, издавая мерзкий смех.

Дуло опускается, даря кратковременную передышку. Продолжает монолог, активно жестикулируя рукой в которой выплёскивает чёрное оружие, напоминая о том кто сейчас в дамках.

— Но за счастье всегда нужно платить. Моя плата – детская псих больница и заключение: «психически больной ублюдок». Там пробыл восемь лет. Сука, грёбаных восемь лет! — подрывается на ноги со страшным оскалом и вновь садиться обратно, надевая маску безразличия.

— За полгода до грандиозного побега появилась молоденькая сотрудница. Наивная, глупая дура, — снимает пиджак, развязывая фиолетовый галстук и расстёгивает верхние пуговицы рубашки.

— Сразу смекнул, что это мой единственный шанс. Она помогла подстроить смерть и мы успешно сбежали, не оставив и следа после себя. Потом, конечно же пришлось убить девчонку, но как шлюха и информатор Мия была великолепна, — облизывает губы, раздвигая ноги.

Не издавая и звука, внутри трясусь от страха, что приносит один человек – Ричард... Хадсон? Неуравновешенный псих, который сидит напротив, непредсказуем и вооружен, а я наполовину мертва, внутри растекается наркотик и возможно с лёгким сотрясением. Весьма плачевная картина и совершенно не в мою пользу.

— Благодаря Мии, узнал, что имею отца, который ни разу не появился в моей жизни
и прятал в психушке. Она узнала его адрес и уже тридцать первого декабря я дошёл до Нового Орлеана, пробрался к нему в гараж, подправил пару деталей в машине и притих, зная, что Джон Антуан Хадсон сто процентов разобьётся.

— Нет! — выкрикиваю, закрывая лицо руками. Вот он – виновник смерти моей матери и семьи Пайперов. Это не была случайная авария. — Нет! Нет! Нет!

— Заткнись, — выстрел. Пуля приземляется в сантиметрах от меня, делая в открытом куске земли небольшую ровную дырочку. — Умничка, — проводит сталью по щеке, стирая горькие слезы.

С вызовом смотрю в мстительные глаза и ужасаюсь. Они в точности, как у отца, лишь посыл иной. Много маленьких родинок на лице, как у меня, широкие брови и такой знакомый запах карамели, что долго морочил голову. Полное безумие.

— И лишь через четыре года я узнал, что папочка жив. Ну хоть твоя мать умерла, —улыбается, наслаждаясь происходящим. —Знаешь, как я узнал о вас?

Игнорирую, ощущая учащенное  сердцебиение, видимо наркотик подходит к пику. Именно сейчас я в истинных руках мести, но не сдаюсь пока есть малейший шанс на справедливость.

— Конечно не знаешь. Обычные новости... Лия и великий центральный судья Нового Орлеана на всех экранах города. Ненавижу! — топает ногой, краснея на глазах. — И тут я подумал, а зачем мне этот папочка, если истинный виновник именно ты. Та самая малышка Ли, что украла счастливую жизнь сумасшедшего Ричарда. Мою! Мою жизнь! — опускает голову вниз, прикрывая ладонями лицо.

«Псих, больной ублюдок»! — позволяю лишь подумать об этом, не делая опрометчивых и глупых решений – молчу.

Не привлекая внимания, пользуюсь моментом и осторожно сжимаю камешек на правой сережке. Это знак для Арона, что я в беде. Осталось дожить до спасения и узнать всю правду.

— Почти пять лет я продумывал идеальный план, как бы подставить чертовку. Я разобрал все возможные нюансы, добился уважения, статуса и вот наконец-то я смог осуществить задуманное.

— Письмо! Ты прислал мне письмо, —шепчу пересохшими губами, неумело расположившись на полу. От лежачей позы тело затекает, но я ничего не чувствую, могу лишь слушать и говорить.

— Конечно, но ты исчезла! Как потом оказалось крошку спасли «АА» и всё испортили. Я подготовил для Лии Хадсон превосходную участь – сумасшедшая дочь, убившая собственного отца и которая не признает произошедшего, — подлое лицо выражает восторг и привкус удовольствия от гениальности собственного плана.

— Что бы я прожила твою жизнь? Психически больная заключенная...

—Точно! — хлопает в ладоши, не переставая улыбаться.

Историю прошлого прерывает противный женский голос Габриэлы де Бош. Каждый её шаг на высоком каблуке раздается громким эхом по заброшенному зданию. Выглядывая из-за дверной рамы, вся побития, в синьках и царапинах облокачивается об косяк, ехидно улыбаясь и удерживая утонченную сигару. Достаточно одного мгновения и девушка вместе с искристым пеплом медленно скатывается по стене вниз, оставляя за собой тёмно-красную дорожку.

Вскрикиваю от неожиданности данного поступка. Ричард убил её, сделал контрольный выстрел в пепельную голову. Как же спокойно и легко он свершил судьбу, не дрогнув и мускулом на лице. Жизнь для такого человека мизерная единица, пыль, грязь, ничто, а ведь она была в его команде.

— А её за что? — рассматриваю отверстие в женском лбу, теряясь в догадках и приступом тошноты.

— Серьёзно? Думал услышать «спасибо», —широкие брови подлетают вверх, а глаза округляются до размеров фунтовой монеты.

— Я не понимаю, — голова начинает кружиться, но контроль над ситуацией доступен.

— Всё-таки в нашей семье ты глупый ребёнок, — Ричард делает опрометчивый шаг, опуская оружие на пол. Я положила глаз и напряглась, продумывая следующий шаг.

— Де Бошь закончила миссию, пора прощаться. Возможно, завтра я об этом пожалею, ведь девочка так много успела сделать: прицепила к твоему мобильнику жучек, никто даже не заметил; дописала письмо от Барни, заманив в лапы зверя и конечно же не могу забыть об абортивном порошке, что был подсыпан в бокал для сегодняшней именинницы.

Внутренность перевернулась, взорвалась, адреналин заполняет каждую клеточку, призывая к действию. Коварность и жестокость подонка поражает. Нет сил сдерживаться, когда появилась возможность. Хватаюсь за чёрный пистолет, что одиноко лежит на полу. Отползаю назад, вытягивая руку в направлении монстра.

— Как вы узнали что я беременна? — ведь об этом даже я не знала, что уж там говорить.

— Опусти оружие, жалко смотреть, —заливаясь смехом, не встаёт с места, чтобы например спрятаться или убежать.

— Говори! — медленно поднимаюсь на ноги, ощущая напряжение каждой мышечной волосинки, что проводит сквозь себя импульсы.

— Я же сказал, Де Бошь подключила жучек. Перехватила вызов какого-то Алекса Кратчела, что убеждал в твоей беременности и конечно же попросила никому об этом не говорить, якобы юная мамочка хочешь самостоятельно огласить столь радостную новость Пайперу. Гениально, правда?

Меня не удивляет действительность, присутствует облегчение, что правда раскрыта, но от неё не становится легче. Сколько же всего потеряно, разбито, убито...

— Где Алисия? — уверенно стою на ногах, не опуская руку.

— Наверное дома, откуда мне знать, –продолжает сидеть на заржавевшем стуле, закинув ногу на ногу.

— Это была приманка? — мотая головой, сомневаюсь. — А кричала Габриэла! — я повелась на низкую игру, черт. Закусываю губы. — Такое ничтожество, как ты не имеет права на жизнь, после стольких грехов.

Нажимаю на крючок, ожидая отдачи, но пистолет холост. Приоткрываю рот, отбрасывая оружие в сторону и стремительно пытаясь скрыться неумелым бегом. Выход впереди и он лишь один – за спиной врага.

— Ты ничем не лучше меня, Лия Хадсон. Ты такая же, в нас течёт одна кровь и от этого не убежишь, — преграждает путь габаритной грудью.

Впиваюсь ногтями в мужское лицо, сдавливая, как только могу. Не боюсь смотреть в глаза и яро борюсь за жизнь. Силы на исходе, как и действие наркотика, что умело приглушал боль. Начинаю чувствовать усталость вперемешку с резью, которая спазмами пробивается, уничтожая изнутри. Сильная рука, переплетает пальцами утончённую шею, отрывая пятки от земли и глухо разрывает памятное ожерелье.

Моя хватка испаряется, пока рот жадно глотает воздух. Кровь подступает к голове, а ноги дико брыкаются, переодически соприкасаясь то с полом, то телом Ричарда.
Царапаю ногтями воздух, получая дикий смех и бешеный взгляд в ответ. Лоб охлаждается, у горла, что-то хрустнуло, конец близок.

Расслабляю тело, переставая бороться и тихо, неразборчиво шепчу:
— П-п-последний в-в-вопрос!

— Хм... — не отпуская, приближает ступни к земле. — Слушаю.

— Сколько их было? —дотрагиваюсь ледяными запястьями к животу.

— Двое, племяшки просуществовали почти три месяца, — облизывает растянутые в улыбке губы.

Роняю прозрачные слезы на бледною кожу лица и прикрываю глаза, встречая судьбу. Рука на шее вновь сжимается с неописуемой силой, шлейф потрепанного платья развивается в воздухе, пропитываясь кровью и соленными хрусталиками. Когда надежда покидает, я закрываю глаза, не проявляя и малейшего сопротивления. В голове считаю до трех: один, два...

Уши заполняет свист пули, тело с грохотом рухнуло вниз. Делаю голодный глоток такого прекрасного воздуха и открываю веки. Перед глазами пелена, которая плавно развивается, фокусируя взгляд на лежащем Ричарде Оде.

— Ли? — выхаркивая кровь, приподнимает темную голову Барни, упуская пистолет из которого сочится тонкая струйка дыма.

— Бар, — хриплю, заливаясь слезами.

На коленях ползу к другу, разрывая ошметки платья об шершавые балки. В тонкую кожу впиваются скобки, а руки протёрты до крови. Прибыв к Барни, накрываю сильное тело своим, обнимая и целуя каждый миллиметр высокого лба.

— Ты жив! — не перестаю плакать, заливая парня под собой.

— Не уверен, — ели улыбается, открывая кровавые зубы.

— Прости меня! Прости, прошу! Мы выберемся, слышишь? Всё будет хорошо и никак иначе, — обвожу крупную скулу, вытирая собственные слезы на загорелой коже лица. То обнимаю, то целую, то глажу, зарывая пальцы в тёмный волос.

— Когда я тебя первый раз увидел, ты так дрожала, задыхалась...

— Не смей со мной прощаться! — заикаюсь, с трудом проглатывая накопившуюся слюну.

— Пожалуйста, не перебивай, — смуглая кожа стремительно бледнеет. — Хрупкая, красивая, нежная, добрая, смелая, отважная. Я влюбился сразу же и дал слово, что несмотря ни на что буду рядом, стану стеной, — ореховые глазки медленно то закрываются, то открываются, делая лёгкий ветерок своими подкрученными вверх ресничками.

— Конечно, да, да, ты всегда будешь рядом, — руки дрожат, я задыхаюсь. Обхватывая мужское лицо, приподнимаю голову к себе.

— Я люблю тебя, Лия Хадсон и хочу чтобы ты не винила себя в произош... — веки замирают, оставляя раскрытым пустой взляд, что устремлён в истерзанную душу.

— Нет! Прошу, Барни, нет! Ты не можешь! Нет! Бар! — проверяю пульс – тишина.

Обессилено приподнимаюсь, обливаясь фонтаном слёз. Делаю искусственное дыхание, кричу, реву, молюсь – тщетно. Зажимая рану на груди, нащупываю что-то постороннее в кармане пиджака. Достаю бумагу и красивый золотой ключик. Разворачиваю лист, пробегаясь глазами по содержанию. В документе сказано, что Лия Хадсон является законным владельцем местной усадьбы Винчестко Капрезо. Внизу дописано: «С Днем Рождения, Афродита».

Подрываюсь со свирепым рыком из последних сил, ярость горит внутри синим пламенем, прожигая грудную клетку. Мне мало смерти Ода, он должен гореть в вечном котле и молить о пощаде, заливаясь кровью всех невинных душ, что погубила его месть. Направляясь к монстру, без остановки пинаю жалкое тело, проклиная всё, что происходит в этом долбанном, несправедливом мире.

— Ненавижу! Ненавижу! — бью то руками, то ногами мертвое тело, освобождая боль, что накопилась за время жалкого пути.

Останавливаюсь, переставая дышать. В голове прокручивается фрагмент, когда собственноручно выстрелила в друга. Так долго сопротивлялась и отрицала тот факт, что он предатель, чтобы так легко сдаться в последнюю секунду? Ричард прав, я такая же, как он. Мне нет прощения.

Всё ещё внутри находятся два ангелочка, что потеряли шанс на жизнь. Они мертвы, мои кровинки, мои дети... И виной тому я... Они мертвы!

Кричу, ища спасение, зарываюсь пальцами в длинный волос, вырывая пряди и даже не ощущаю боль. Каждая смерть произошла из-за меня, из-за моего существования. Я ошибка, что приносит лишь смерть, боль, пустоту, отчаянье и разрушение.

Последняя тяжелая капля мимолетно падает к ногам. Я не смогу жить с грузом смертей собственных детей, друга, отца... Не издавая и звука, спокойно возвращаюсь к Барни, опускаясь на колени. Осторожно прикрываю тяжелые приоткрытые веки шатена с такими красивыми подкрученными вверх ресничками.

— Прощай, дружище, — нежно целую в лоб, замирая во времени. И вот я сломлена.

  У его запястья лежит пистолет. Подхватываю, рассматривая потертую сталь. Шестерёнки в голове порывисто шуршат, находя единственный правильный выход. Принимая позу сэйдза, облокачиваю большой палец на курок. Холодное дуло вжимается в пульсирующий висок. Моя душа мертва и тело ждёт такая же участь. Жмурю глаза считая вслух до трёх. На этот раз я досчитаю.

— Один, — указательный палец дрогнул у спускового крючка.

— Два, — фаланга плотно прильнула к смертельному механизму.

Где-то передо мной со скрипом открывается входная дверь, пропуская первый свет во тьму. Открываю стеклянные глаза, обрисовывая родной силуэт. Арон замирает в истрепанном коричневом смокинге, его щеки пылают румянцем, темно-русый волос хаотично разбросан в разные стороны, алые губы покусаны, мраморный лоб помят мимическими морщинами, а чудесные синие глаза, что глубиной в Байкал, исследуют оружие в моей руке.

— Прости, любимый! — не свожу глаз со своего сионеозерного призрака, запоминая каждую деталь. Это конец.

— Три...