ПЁС [18+]

Длинные рассказы всегда вызывают сон, словно ему позвонили в дверь и сообщили, что пора прийти. Слушать неспешное повествование чьей-то жизни — нередко утомительно, особенно когда эта жизнь кажется неопределённой и недосказанной. Такое же чувство испытал Владислав. Он заснул, наклонив голову вниз. Я и не заметил, что теперь меня больше никто не слушал. Разговор с самим собой всё же иногда доставлял мне удовольствие, ведь поговорить с тем, кого ты не понимаешь было полезно и даже необходимо. Главное не переусердствовать. Иначе вскоре ты поймёшь, что говоришь только со своим отражением, которое также, как и ты, тебя не понимает.

Посмотрев на часы, я понял, что мы с ним всё ещё имеем шанс приобрести несколько бутылок пива, взамен на те, которые незаметно кончились. Попытавшись встать, я чуть ли не вскрикнул от боли. Нога по-прежнему предупреждала меня, что не стоит куда-либо идти. Но я никогда не повиновался своим недугам. Они рано или поздно пройдут. В итоге мне удалось побороть то, что заставляло меня остаться на месте. Я подошёл к Владиславу, спящему на кресле, и легко потряс его за плечо. Он почти перепугался, когда заметил перед собой меня. Как будто всё произошедшее казалось ему всё тем же сном.

— Что... что-то случилось? — спросил он.

— Ну, если не считать, что ты уснул, то у нас кончилось пиво. Магазин ещё открыт. Можем успеть до одиннадцати.

— Ох... — ответил он, протирая глаза. — Дай я проснусь и... и пойдём.

— Ты не знаешь случаем, как там поживает моё пальто?

— А? А, пальто... Ну, запах должен отойти... немного. Я протёр его в местах, где были пятна от помоев. Можешь проверить. Забери с балкона.

— Спасибо, — сказал я и, хромая, открыл дверь на балкон, вытащив оттуда своё одеяние.

Вскоре мы вышли на улицу. Однако я понимал, что стоит быть бдительным. С момента, когда я впервые оказался в этом районе прошло уже несколько часов. И хоть мне казалось, что полиция давно бросила мои поиски за ненадобностью, я всё равно не терялся и оглядывался за спину каждую секунду. Зная, что совершаю глупость, но всё равно шёл против страха. Возможно, этим я и кажусь людям одновременно смелым и также одновременно с этим полным идиотом. Но ничего не поделаешь. Можно, конечно, сказать, что идиоты — мы все. Ибо легче обвинить каждого, чем сделать виновника из себя. Да. Так будет легче.

Он не терялся и был рядом со мной, постоянно зевая и наблюдая за тем, как я еле переступаю через лужи. Боль в ноге усиливалась ночным ветром, будто бы залезающим мне под кожу и кусающим рану. Складывалось ощущение, что Дроздовский, смотря на меня, пытается вспомнить, о чём я ему рассказывал. И как уложить эту историю в свой голове. Его молодому разуму предстоит ещё многое постичь. Владислав уже выглядел умным человеком, но не мудрым. Я считаю, что мудрыми являются не только старики и старухи. Для меня любой человек способен понять жизнь с абсолютно любого возраста. Нужно всего лишь прийти к мысли, что пора прыгать с обрыва. И тогда ты сразу принимаешь смысл своего существования: дойти до предела, когда появление эмоциональной волны больше не являются твоим двигателем.

— У тебя есть... где переночевать? — спросил он.

— Да. Я живу пока у моей сестры.

Он кивнул.

— Она бы понравилась тебе.

— Что? — спросил он. — В смысле?

— Не глупи, Владислав. Что, хочешь сказать, тебе никогда девчонки не нравились?

— Да почему?.. Нравились...

— Ну, вот и она понравится. Добрые люди находят друг друга издалека. Вы даже с ней одного возраста. И, если честно, то во многом друг на друга похожи. Она так же, как и ты, меня не оставила. Проявила заботу, которой не хватало... А знаешь... не упусти свой шанс, хорошо? Только судьба сводит людей. И лучше не иди против неё. Никогда. Не пытайся...

— А как зовут твою сестру?

— Дарья, — сказал я, вспомнив её внешность. Она предстала в моей голове рядом с Владиславом. Это было похоже на правду. — И скоро я получу от неё по шее...

Ведь тогда я посмотрел на чуть ли не сотню пропущенных звонков, забивших мой телефон до отказа. Самое сложное в общении с моей сестрой — это объяснить ей, почему ты так долго не разговаривал с ней, не писал электронные письма и не изволил появиться спустя почти десять лет. Но причина была не во мне. Когда мы были маленькими, я видел её в своём доме чуть ли не каждый день. В моей комнате мы строили лагеря из подушек и покрывал, смотрели мультфильмы и играли в прятки. Эта игра закончилась только недавно, когда я вышел из тени и попросил у неё прощения, хоть и сам не понимал, за что. Помимо игр, Даша очень любила читать книги. Мне же всегда было приятно слушать её незрелый, девичий голос, ведущий по строкам Достоевского и его великого романа об молодом убийце-студенте Родионе Раскольникове. Она читала мне книги до одиннадцати лет, пока не умерла моя мама, всякий раз, когда мы ложились спать под свет фонарика в том самом доме. Даша укутывалась в плед, брала в руки фонарик и... я засыпал уже на четвёртом предложении. Но после мы выросли. Из-за проблем в семье Даша была вынуждена уехать в другой город, где её мама решила взяться за новую работу. Сначала они жили в Москве, позже перебрались в Подмосковье из-за нехватки денег на квартиру в столице. Мой отец хотел им помочь. Но моя тётя отказалась от какой-либо помощи. Потому что ей не требовались деньги, заработанные разбоем. Тогда я решил, что всему причиной стал характер матери Даши. Однако дело было в ином. К ней домой наведалась полиция по подозрению в связях с моим отцом. Всё это кончилось, но уже ничего нельзя было изменить. Мы с ней даже не успели попрощаться. Я понял, что её больше нет рядом со мной только когда позвонил ей и хотел узнать, придёт ли она снова. Но не пришла. И даже в тот момент трубку взяла не Даша. Мне просто сообщили об этом, поставили перед фактом, а дальше... Живи как хочешь.

Удивление Даши, когда я появился у неё на пороге, было таким же неописуемым, как если бы перед ней появился восставший из могилы мертвец. И я часто сравнивал себя с подобным существом. Потому что на самом деле подо мной чаще всего была не земля, а открытый гроб, в который оставалось лишь упасть. Замертво. Всю дорогу я раздумывал над тем, что же ей сказать. Она ещё не знала про случившееся с моей семьёй. Не была на похоронах моей матери, не была на похоронах отца. Как и я не хотел бы там быть.

Я не знал, чем моя сестра занимается, не знал, как поживают её родители, мои дядя и тётя, и даже не имел представления о её личной жизни: не знал ничего. И только в момент моего приезда я сразу же услышал о неприятностях, которые вдруг её настигли. После того, как я прожил в её квартире всего один день, Даша пришла с разбитыми коленями, синяками и слезами. Беды не ушли. Они пропали и явились снова. Ничто не способно уйти на бесконечно, хоть бери в руки лопату и закапывай эти самые беды в землю со всеми потрохами. Я не хотел этого оставлять лишь потому, что это было необходимостью. Возможно, мои цели и были благими, но в душе я осознавал, ради чего избиваю других людей, напавших на неё. Ради того, чтобы втереться к ней в доверие, вновь изобразить из себя двоюродного брата, которому можно верить. По-другому и быть не могло. Это мои инстинкты, часть моего характера. И тогда я стал задумываться над тем, что ей не повезло иметь со мной одинаковые корни.

Оказавшись около входа в супермаркет, Владислав поспешил зайти внутрь, однако я оставался на улице. Он заметил мою стоящую, обездвиженную статую. Болезненные ощущения в ноге требовали не двигаться. К тому же я не хотел здороваться с камерами, ведь полиция имела шансы проверить видеонаблюдение в самых близких местах этого района.

— Что, передумал? — спросил Владислав.

— И не посмею, — ответил я. — Просто... лучше сходить тебе. Одному. Меня могут запомнить в лицо, да и камеры там уж точно работают.

— Но... я один не смогу. Мне восемнадцати ещё нет.

— А вот тут ты не прав, Руслан Владимирович.

Я вытащил свои водительские права и положил ему в руку. Владислав, впавший в замешательство, тут же осознал, к чему я клонил.

— Что-то мне не кажется эта идея хорошей...

— А я и не сомневался, однако, уверяю тебя, если не будешь волноваться — всё пройдёт, как по бороде острой бритвой. Просто прячешь пальцем фотографию, но не полностью, так, легонько, — показывая ему, говорил я. — Вот увидишь, в такой вечер все кассирши явно усталые и им побоку, сколько тебе лет. Главное, чтобы доказательства были. Держи деньги.

— И всё равно я не уверен... — произнёс он, нехотя взяв в руки бумажки.

— Неуверенность в тебе — всего лишь страх, с которым пора начать бороться. Мы живём один раз. В конце концов, нужно брать от бытия всё доступное.

Он замешкался, однако не остался всё также стоять на месте. Владислав взглянул на мои права и, удерживая в голове ещё и мои слова, вошёл через самооткрывающиеся двери. Сейчас я решил использовать своё пребывание в единственном числе и отошёл в тень под деревом около магазина, набрав своей сестре. Я знал, что сейчас услышу. Ведь она не видела меня с того самого момента, как я сказал ей, что мне нужно уйти «по делам». А в итоге, как всегда, вляпался. Иметь недопонимания с законом уже входило в привычку. Вредную привычку.

— Руслан? Где ты? Ты придёшь домой? — спросила она.

— Думаю... думаю, нет, сестрёнка.

— А почему? — спрашивала Даша. — С тобой... всё хорошо?

— Да. Всё... нормально. Не волнуйся за меня.

— Когда ты вернёшься?

— На утру. Не хочу будить твоих родителей.

— Мама тоже волнуется. Думает, что ты уже во что-то впутался. Ты же знаешь её. Она не может быть неправа. Ну, ей так кажется. Однако мне что-то тоже подсказывает, что у тебя не всё в порядке. Руслан... куда ты ушёл сегодня вечером?

В её голосе я ощутил уже найденный ответ. Она всё понимала, лишь хотела подтвердить свои мысли. Но я не помог ей с этим.

— Мне нужно было подышать. А пока гулял, нашёл тут одного хорошего парня.

— Что ещё за парень? Вы с ним... бухаете, что ли?

— Какая же ты догадливая, — сказал я. — Перестань волноваться. Всё. Иди уже, ложись спать. Утром я приду и... мы поговорим.

— Ты мне не указывай, — ответила Даша строго, но по семейному с добротой. — Не придёшь утром — можешь дышать тут хоть всю оставшуюся жизнь!

— И тебе доброй ночи.

Дроздовский выбежал из магазина с набитым бутылками пакетом. Он вернул мне права, довольно улыбаясь.

— Молодец, — похвалил я его, заглядывая в пакет. — Я так понимаю, ты всё же смог избавиться от толики страха. Продолжай в том же духе — его и вовсе не останется. Возвращаемся?

— А ты хочешь взять что-то ещё?

— Да. Твоё время. Потому что я ещё не закончил.

Вернувшись домой, мы сели с ним на свои места. Я посмотрел на свою обмотанную бинтами икру и от одного взгляда на неё по мне прокатилась неприятная дрожь, словно эти бинты прячут что-то страшное. Такое часто случается с людьми, когда они не видят того, чего боятся.

Дроздовский относился к алкоголю со всё большим компромиссом. Увидев этого человека в первый раз и сочтя его за обычного прохожего, было трудно даже предположить, что он сможет выпить хоть каплю, ведь его бы уже давно укачало от запаха одной лишь пробки. Но, смотря на то, с какой простотой он потребляет пиво, я понимал положение всей его жизни. Он старается найти что-то, что помогло бы затмить ему стресс. Однако ни новые хобби, ни смена обстановки для него не годились. И никто, кроме алкоголя с этим не справится.

Услышав пшик из-под открытой бутылки пива, замороженной ещё на осенней улице, я сделал один глоток. Это хорошо расслабляло и наталкивало меня на воспоминания. Воспоминания, которые я всё ещё не знал, как описать. Они произошли словно не со мной. Я чувствовал себя посредником, наблюдателем, пока кто-то вершил мою судьбу вне моих желаний. Мне до сих пор с трудом удавалось сдерживать себя, рассказывая о том, что случилось дальше. Ведь именно дальнейшее отпечаталось в моей памяти, как татуировка, которую «мастер» сделал тебе коряво, но этой ошибки уже не исправить. Виноват ты сам, что выбрал именно этого «мастера». И я был виноват, что вступил против всех. Против Бога, которого боялся, но не верил в свой страх.

— На чём ты остановился? — спросил Владислав, глотая пиво.

— На том, что возненавидел вокруг себя каждый объект и каждого прохожего. Потому что именно они являлись частью того злополучного места... Любой город, где я бывал — проклят сам по себе. Но проклятие эти относительное. А там... там было по-настоящему страшно.      

Город: Орехово-Зуево
Дата: 30 ноября 2012 года
Время суток: Под вечер

Потемнело очень рано. Никто и не успел заметить, как свет погас и на его место пришла тьма, окутавшая весь небосвод. Снег начал выпадать из каждой щели, он сыпался на головы быстрее, чем дождь. Из-за него пропадала видимость того, что тебя ждало впереди. Под сугробами находились все без исключения автомобили, оставленные на морозной улице. Здесь даже целой бригады не хватит, чтобы вытащить свою машину из-под такого гигантского завала. Но сейчас только это им и было нужно.

Они вышли из бара через час после того, как Руслан проснулся. Тогда почти весь день они старались переждать тот момент, когда во дворах ещё будет хоть самое мизерное скопление людей. Это дело требовало осторожности и самое главное — отсутствия свидетелей. Как и в любом преступлении свидетели играли непосредственную, а порой и главную роль, которая может решить исход любого события, связанного с криминалом. Зачастую свидетелей заметить бывает сложнее, чем отыскать пропавшее кольцо, что ты случайно потерял в своём многоэтажном особняке. Маркос был в этом деле далеко не новичком. Ему известно каждое правило, каждое действие, которое стоит выполнить перед тем, как начинать угон.

За его спиной бродил Фёдоров. Уставший, не видавший сна он постоянно что-то сулил себе под нос, будто бы наговаривая, проклиная всё, что замечал перед собой. Руслан неизменно отставал от Маркоса. Его то и дело утомляли мысли о том, что он не может вернуться домой. Соломонов вновь его заставил, приказал грубым и явным намёком, что ему отсюда никуда не выбраться. И, скорее всего, никогда. Важным было одно: Фёдоров уже решил, как это сделать. В своей голове он давным давно наплевал на всех, с кем связывали его события. Он не желал оставаться с Маркосом, ведь тот угрожал ему, делая из него собаку на поводке, которую он вёл за собой. Когда появлялись доводы про Богдана, Руслан тут же отвечал самому себе, что — нет, он не пойдёт на предательство ни для того, ни для другого. Он бросит всех разом. Фёдоров посмотрел на спину идущего впереди широкоплечего мужчины с бородой. Маркос, спрятавший руки в карманы, косился по сторонам в поисках автомобиля. Он сказал ему:

— Не отставай.

Фёдоров ответил лишь тем же своим медленным шагом. Маркос решил, что он дразнит его. Руслан всю дорогу шёл с недовольным лицом, однако на самом деле он лишь пытался сдерживать мороз на своей коже. Маркос остановился.

— Что-то не так?

Руслан понял, что впереди него стоит препятствие в виде мужчины за тридцать в тёплом, зимнем пуховике. Взгляд этого самого мужчины исследовал молодого человека в дублёнке. На секунду им обоим показалось, что они не знакомы. Фёдоров поднял на него голову.

— Это как спросить, хорошо ли жить в России, — сказал Руслан. — Не так — всё. Абсолютно всё.

— И ты хочешь высказаться мне, да? Хочешь, чтобы я послушал, как ты сопли распускаешь? Плачешь всю дорогу, что-то там нашёптываешь у меня за спиной... Что, вызываешь духов-убийц? Смерти моей захотел?

— Знаешь, после всего, чего я успел навидаться, я хочу смерти всего мира разом.

— Тогда лучше начни с себя и не заметишь, как помрут остальные.

Маркос двинулся вновь. Но Руслан стоял на месте и не двигался. Это нервировало Соломонова, он обернулся.

— У тебя проблемы?

— У нас! — сказал Руслан, показывая пальцем на себя и на человека спереди. — Ты не заметил, что ли? Твою мать... Да что мы вообще делаем? Мы должны уже гнать отсюда со всех ног, хоть в Сибирь, блядь, но чтобы нас никто не нашёл!

— То есть, хочешь бегать от него?! — спросил Маркос злостно. — Так беги! Давай, псина! Рви отсюда когти! Но я... Я не убегу ни за что, пока не вырву у него сердце из груди. Ты знаешь, что он отнял у меня? Знаешь или нет?!

— Я... знаю.

— Украл мою семью! Убил моих... братьев! — кричал он во всю глотку. — И я ни при каких обстоятельствах не покину это место... Я убью его.

Эта фраза звучала настолько утвердительно, что Фёдоров неосознанно поверил этим словам. Однако его нисколько не волновало положение Маркоса, он больше думал о себе. Для него оставалось лишь сбежать и порадоваться жизни вновь. Или попытаться это сделать.

— Тогда скатертью тебе дорога, — ответил Руслан. Он начинал оборачиваться.

— Ты куда намылился?!

— На вокзал. Я не ищу смерти. Она сама меня найдёт, если ей будет нужно.

В этот момент он даже обрадовался своему поступку, оставляя Маркоса одного. Руслан понимал, что делает. Он думал, что это правильно. До тех пор, пока Соломонов не подбежал к нему и не схватил за шею. Он развернул его к себе так, чтобы глаза Руслана Фёдорова были направлены прямо на его лицо. 

— Я же говорил тебе... — шептал Маркос паром изо рта. — Мы уедем либо вместе... Либо кто-то из нас останется здесь в мешке для трупов.

— Ага, — сказал Руслан, опуская его руки от себя. — Этим человеком, скорее, будешь ты. Тебе же так хочется сдохнуть, что ты ещё и меня за собой утянуть вздумал! Думаешь, в аду будет скучно?! Да пошёл ты на хуй... Маркос! Найди себе другого придурка! Потому что я уж точно больше не с тобой!

— Подумай над тем, что мне говоришь...

— Опять угрожаешь?! — спросил Фёдоров. — Скажу тебе вот что: я также умею. Но угрожать мало, Марк. Докажи, что сделаешь это со мной, если я уйду...

— Сынок... — произнёс он, сдавливая свои зубы. — Ты же знаешь... Я держу своё слово.

— Так докажи! — крикнул Руслан, резко освободившись из лап бородатого медведя. — Да убей же ты меня, сука! Ты — мразь, из-за которой мы оба подохнем! Ты — тупое животное, которое ослепло и вышло, блядь, на дорогу! Такие животные сразу же умирают! А у тебя... У тебя нет глаз... Ты ослеп, Марк! Так не тяни же!

Он расставил руки в стороны, будто бы готовясь поймать выстрел в живот. Руслан смотрел на него и осознал, что мысли о суициде у него появились только после того, как померла его родная мать. От этого он ощутил слабость в ногах. Его душу настигло изнеможение. Сейчас он по-настоящему хотел покончить со всем. И всего через секунду получил удар в самое брюхо. Фёдоров присел на колено, сжимая руками район попадания свирепого кулака. Внутри него словно бы всё сжималось и разжималось спустя мгновение. В глазах слегка потемнело, стало сложнее отдышаться. И тогда Маркос опустился рядом с ним.

— Это в целях профилактики, — сказал он. — Чтобы взял в себя в руки и прекратил истерить, это раздражает. Ты боишься. Я понимаю. Но твой страх для нас помеха. Нам пора. Возьми себя в руки, сынок, иначе так мы ничего не добьёмся.

Потрепав его по плечу, Соломонов немного приподнял Руслана. Тот, тем не менее, сумел встать и без его помощи, которую тут же отверг. Фёдоров всё ещё держался за живот. Он заметил, как от инерции свалилась его сумка. Маркос снова пошёл спереди, но его шаг стал чуть медленнее, ожидая того, что Фёдоров наконец-таки догонит его. Он повесил сумку на плечо. И в тот же момент вспомнил своего отца. Руслан никогда бы и не подумал, что вновь ощутит себя в своих кошмарах. Он считал, что его отец умер. И ошибался. Тот шёл прямо впереди.

На этот раз в его голове больше не осталось мыслей, разум стал мёртвой пустыней. Он принял тот факт, что ему на самом деле не уехать из этого города. Дело уже начато. И оставалось лишь довести его до финишной точки. Фёдоров отряхнул свою голову от белых хлопьев и побрёл дальше. В нём оставалось всё меньше сил, чтобы вообще о чём-либо думать. Он старался хотя бы удерживать в себе того человека, которым являлся. Но и сам забыл, кто он такой.

В какой-то момент Маркос встал на месте. Он рассматривал район, в котором оказался. Спокойное и тихое место, где не было ни единого человека, кроме стоящих на парковке машин. Оглядев весь находившейся транспорт, Маркос поднял голову вверх на девятиэтажный дом. Во многих окнах горел свет, однако в таком же количестве его и не стало уже через пару минут. Некоторые из мужчин выглядывали с балкона под себя, держа в руках сигарету. Маркос присматривался к каждому объекту, к каждой мелочи. Руслан, наблюдая за его поведением, решил, что Соломонов попросту не может определиться с машиной или его смущает само место. Однако тот уже узнал всё, что ему было необходимо узнать. Маркос увидел знак, гласящий о месте на парковке для инвалидов. На обозначенном прямоугольником белой краской пространстве припаркован старый, слегка дряхлый и неприятный глазам автомобиль, который сам по себе скрывался под снежной погодой из-за своего сливающегося с данным окружением бежевого цвета. Проходя мимо этой машины, Маркос на секунду заглянул в салон и тут же убрал свой взор. Он пошёл дальше. Руслан не понимал, что это значило. Он решил, что им придётся уйти в другой двор или же и вовсе ждать полуночи, покуда все люди не исчезнут. Маркос подождал Фёдорова и тот, пройдя несколько метров, добрался до него. Он произнёс:

— Сейчас мы идём в канцтовары, они прямо через дорогу. Нам нужна лента и проволока. Я покупаю ленту, а ты идёшь за проволокой, как я видел, она на заборе рядом. Срываешь там одну и ждёшь меня здесь. И ни в коем случае не вылезай под фонари. Я не хочу, чтобы нас кто-то видел.

Без лишних слов, Руслан направился за своим руководителем, потому как ему надоели извечные споры и несогласия. Перешагнув через пешеходный переход, они подошли к магазину, продающему бытовую всячину. Маркос не стал ещё раз объяснять Руслану, что ему нужно делать. Он незаметно передал ему в руки нож и мигом отправился через вход в лавку, пока Фёдоров, отыскав глазами забор, стал осторожно двигаться к нему. Позади него лишь снег и то и дело скользящие по асфальту лучи из автомобильных фар. Забор окружал сам магазин, а также и загораживал проход в заброшенное заводское здание. Фёдоров почуял запах, пробившийся в его ноздри. Ему показалось, что кто-то сжигал рядом целую помойку. Однако он всего лишь заметил проезжающий за своей спиной грузовик, от которого воняло свиньями. Почему-то это напомнило его нечто сожжённое, нечто, что должно гореть. Как однажды его отец, когда Фёдоров-младший ещё не вырос, рассказывал ему истории о своём детстве. Отец Руслана жил в деревне, где он каждую неделю вспарывал животы скоту и любил он в особенности прикасаться к шкурам свиней, от которых требовал хрустящие корочки. На тот момент Руслан не понимал, что говорил ему отец. Когда же он начал понимать, ему становилось не по себе.

Эта сумка лишний раз успевала напомнить о своём существовании и только надоедала. Фёдоров положил её рядом, а сам, оглядываясь, подпрыгнул и ухватился за колючий, тонкий провод. Потянув его на себя, Руслан раскрыл лезвие ножа и начал резать им линию нужного размера. Всё было готово. Маркос ждал его у той самой машины.

Двор пустовал. Они стояли в тени. Снегопад терял свою скорость и снежинки начинали, как лёгкие движения балерин, спускаться на землю. Маркос попросил у своего товарища найденный предмет. Он разогнул проволоку, сделав её прямой, а на конце создал аналог крючка.

— Ты собрался «копейку» угонять? — спросил Фёдоров.

— А ты хочешь возиться с «BMW» несколько часов? — ответил встречным вопросом Маркос.

— Она стоит на инвалидном мес...

— Слушай, Руслан, — обратился к нему Маркос, остановив, — будет либо так, либо ты найдёшь машину сам и сам же её угонишь. Как хочешь поступить?

Фёдоров промолчал. Маркос ожидал закрытия дверцы окна на предпоследнем этаже дома, пока какая-то женщина не перестанет глядеть на снежный двор. Вскоре ей это наскучило и она вернулась обратно в теплую квартиру, уведя голову из-под нашествия белых перьев. Маркос проворно пристроился к выбранной им машине. Он встал около стекла, сумев разгрести кузов от снега, и снял с окна резиновое полотно. В появившееся узкое пространство Соломонов просунул крючок до самого конца, а затем резко поднял его вверх. Дверь была открыта. Очередным резким движением Маркос забрался внутрь салона. Каждое его действие было быстрым, расчётливым и опытным. Руслану доставляло удовольствие смотреть за подобным профессионализмом. Сам он никогда не угонял машины и не имел понятия о том, что стоит перед этим делать. Фёдоров сумел только отучиться на водительские права, которые стоили ему не малой суммы. Угон должен был входить в его обязанности после знакомства с Соломоновым, но руки так и не дошли. Сейчас же он был непосредственным соучастником, которому не дали стоять на месте без дела.

— Будешь толкать, — сказал Маркос, возясь с проводами.

Соломонов снял из-под баранки крышку, из которой появился венок проводов. Чтобы вдохнуть жизнь в это древнее транспортное средство, ему не требовалось особых усилий. Маркос сразу же предположил, что эта машина просто так не сможет сдвинуться с места, а потому он и послал Руслана ему помочь. Оторвав кусочек от купленной в канцтоварах изоляционной ленты, он обвязал им все провода, кроме красного, и в тот же миг включилось зажигание.

— Твою мать, — прокомментировал Руслан, стоящий у багажника. — Она жива...

— Осталось только пару движений. Услышишь звук мотора или почувствуешь вонь — толкай вперёд!

Маркос соединил красный провод, отвечающий за стартер, с остальной связкой. Поначалу образовавшееся напряжение ничего не дало. Но тот не мог позволить себе сдаться. И проведя проводами друг по другу словно спичкой по коробку, он тут же заметил, как дворники начали протирать лобовое стекло, а из трубы вылетел слой чёрного дыма. Руслан немедленно выталкивал машину из сугроба. И когда та оказалась вытеснена из снега, Фёдоров быстро сел на сиденье и закрыл за собой дверь.

— Всё ещё не верится, что она едет... А по пути не развалится?

— Если развалится, ты будешь собирать её по частям, — ответил Маркос, поворачивая руль в сторону дороги.

— Ну, её же и на заводе не собирали. Тогда толку мне этим заниматься?

— Что за неприязнь к российским машинам?

— Это у меня с рождения. Можно сказать, было заложено в гены...

— Что же, здесь я тебе верю. Твой отец никогда не появлялся на людях на русской машине. Всё время покупал европейские, в основном немецкие. Любил «Volkswagen». Мы на его машинке многие места посетили. И, признаюсь, она была качественная, тут и спору нет. Но уважать родное надо.

— Родное? Ты называешь это «родным»? То есть, для тебя и каждый кусок дерьма будет, как зелёная травка и чистые луга, лишь потому, что говно — родное?

— О чём ты?

— Родишься здесь — поймёшь, — сказал тот и достал из пачки одну сигарету, заполнив весь салон прозрачным смрадом.

ДОПРОС

Моё заключение среди этих зелёных стен, записывающей меня камеры и не останавливающей свои вопросы женщины всё не прекращалось. Наш диалог длился уже около часа, а всё, что длится больше шестидесяти минут — начинает утомлять. На запястьях образовались мозоли. Я уже не мог даже пошевелить своими заточёнными в цепи руками. И даже не представлял, когда это закончится.

— Значит, вы в одиночку угнали машину модели ВАЗ-2101? — спросила Елена, услышав моё враньё.

— Называйте вещи своими именами, госпожа Домогарова, — ответил я. — Я угнал «карету» прямиком из девятнадцатого века. Вот только лошадей не имелось.

— И всё же, в вашей копилке появилось ещё одно преступление. Вас это совсем не тревожит?

— А разве должно? Я ведь здесь, прямо при вас, на моих руках наручники, за дверью стоит охрана, и к тому же работает камера. Как думаете, я всё ещё чего-то боюсь, Елена?

— Страх безграничен, — ответила она. — В любой момент может произойти то, что вы никогда не забудете. И это будет пугать вас всю оставшуюся жизнь.

— Меня пугает лишь тот факт, что мой мочевой пузырь — не резиновый. Это досадно, скажу я вам. Данное может обернуться лишними последствиями. Для нас обоих.

— Что же, это вам же на заметку. Чем больше вы будете скрывать от меня деталей, тем больше жидкости будет появляться в вашем... в общем, в вас. Вы всё ещё не хотите содействовать, не хотите сознаваться мне, Руслан. Я слушаю ваши ответы уже более полутора часа, — всё-таки, шестьдесят минут пролетели незаметно, — и мне неясно одно: как вам удалось выжить? Всё же было против вас? Хотите сказать, что вы в одиночку пережили ограбление и то, что случилось после него? И всё ещё в одиночку... Удивительно.

— Со мной был Христос, — произнёс я, немного усмехнувшись.

— Как мне известно, вы не религиозны. Вы никогда не носили крест и не посещали церковь ради благословения или отпущения грехов.

— Только до недавнего момента. Окажись вы в моём положении, Елена, когда ты можешь умереть от холода, от голода, от собственных мыслей... Вы бы и сами поверили в Бога, чтобы хотя бы во что-то верить, потому что в себя вы вряд ли уверуете. Но мои слова считайте за шутку. С Богом у меня ничего личного.

— Вы сказали «за шутку»... Знаете, возможно, так оно и есть. Ведь это и вправду шутка, Руслан. Всё вами сказанное — анекдот. И это особенно бросается в глаза перед тем, что было на самом деле. Мы имеем информацию, о которой даже вам неизвестно, пускай вы и видели всё своими глазами и были во всех обозначенных местах. Но вы всё ещё лжёте. Отойдём от этой темы ненадолго. Скажите, ваш отец часто с вами разговаривал по поводу своего бизнеса? Он рассказывал вам о своих связях, о некоторых личностях...

— На тот момент мне было плевать на всё, что он мне говорил. Я вам отвечу так: редкостью было услышать от него хотя бы вздох в мою сторону. О том, что мой отец — преступник, я узнал только после появления в доме полиции. Они пришли затем, чтобы выпросить у него денег за молчание. Это случилось, когда мне было десять. И даже тогда отец мне ничего не рассказывал. Он предпочитал молчать, в особенности мне. Я сам пытался выяснить, кто он и чем занимается.

— После смерти вашей мамы вас обнаружили в больнице с сотрясением мозга. Это было происшествие, кончившееся очень трагично. Я вам соболезную, Руслан. Однако... что именно вы сказали людям, которые к вам пришли? Мы с вами об этом ещё не говорили. Но это является очень важной деталью для расследования.

— Хотите узнать, что я нарыл про отца? Мои приключения можно было считать поисками Атлантиды. Потому что всё, что я нашёл — это мизерные проступки, в сравнении с которыми выбросить фантик мимо ведра покажется преступлением мирового масштаба. Всё было скрыто.

— Вы лжёте. Сознайтесь в этом.

Эти слова повлияли на моё настроение. И в тот же миг я сорвался.

— Да! — вдруг закричал я, и моё тело передвинулось через стол. — Да! Я лгу вам! Я лгал всем и продолжу, блядь, лгать!

Меня сдерживали только наручники. Взгляд Елены почти не дёрнулся. Она не отвлекалась и была приучена к подобным выходкам. Потому я решил успокоиться.

— Вы знали про вашего отца всё. И даже если не всё, то большую часть его преступлений. Потому что, если бы нет, у вас бы не появилось столько знаний и желаний вступить в тот же самый бизнес. Для вас не было другого пути, Руслан. Всё указывало только на это. В душе вы никто, только преступник. Я знаю, когда вы лукавили, но это всё равно не даёт мне права вам доверять, даже если вы говорите правду. Ваша история про убийство в мотеле мне также кажется ложью, как и то, что вы были всё время один и даже то, что вы не знали Богдана. Вы лгали мне постоянно. Однако в вашей лжи нет путаницы, и это похвально. Многие забывает о том, что говорят уже после второго вопроса. Конечно же, когда начинают врать. Вас это не касается. В вас всё впитывается, как в тряпку. Только ведь тряпка обычно собирает грязь... Вы точная копия своего отца. Смиритесь с этим.

— Мне говорили об этом всё время, всю жизнь. Факт за фактом, пример за примером... Да. Я всегда был им. Но во мне было одно отличие, которое делало из нас совершенно разных людей. Я старался измениться. И я всё ещё верил, что неплохо справляюсь.

— Хотите услышать, какой получился результат?

— Нет. Я сам всё знаю...

Город: Орехово-Зуево, посёлок Верея
Дата: 30 ноября 2012 года
Время суток: Вечер

Включенные фары подсвечивали падающий снежный пух. Посреди всей дороги лишь пустота и тонны свалившихся осадков. Когда он хотел посмотреть на изображённый вид с боку, то не увидел ничего, кроме заснеженных ёлок и между ними стоящих голых деревьев. Стало ещё более темно, нельзя даже было сказать, какое сейчас время: поздняя ночь или ранний вечер. Руслан не гадал, он взглянул на часы. Ему хотелось покончить со всем как можно раньше. Однако дела обстояли совсем по-другому. Он понял, что даже если им удастся взять то что нужно за пару минут, им всё равно придётся ждать восхода солнца. Солнца, которое никогда не взойдет. От скуки и приевшегося пейзажа за окном, Фёдоров нашёл выключатель, который тут же осветил весь салон обветшалого автомобиля. Лампочка, загоревшаяся над ними, была блеклой и скорее мешала, чем позволяла что-то разглядеть. Но без света ему не обойтись.

— Что ты делаешь? — спросил его Маркос.

Он заметил, как Фёдоров полез в бардачок. Открыв дверцу, Руслан обнаружил старые очки со сломанной линзой, некие документы, которые, скорее всего, остались после приобретения данной машины. Но самое главное лежало почти на самом дне. Фёдоров взял в руки слегка заляпанный, но ещё не до конца испорченный диск.

— Не хочешь музычку послушать?

— Ну, если от неё мои уши не начнут кровоточить, то я не против, — ответил Соломонов и заставил магнитолу поглотить в себя этот диск.

Руслан пригляделся в список композиций. Все они принадлежали величайшему классику эпохи джаза и меланхолии, когда люди в середине двадцатого века постепенно двигались к своему рассвету. Альбом назывался «Все любят кого-то...», исполнял его Дин Мартин. Он включил песню «Голубая луна»:

«Blue moon you saw me standing alone
Without a dream in my heart
Without a love of my own
Blue moon, you knew just what I was there for
You heard me saying a prayer for 
Someone I really could care for...»  

— По-моему, крови из ушей у тебя нет, — заметил Руслан.

— Пока нет.

Фёдоров вслушивался в медленную мелодию, что расслабляла его тело, наклоняла его голову и позволяла отвлечься от вечного холода, от всех бед и невзгод, с которыми он не мог справиться как физически, так и морально. Руслан хотел увидеть ту самую голубую луну, что высветилась бы где-то там, над целым миром, и указывала ему верный, самый правильный путь. А правильный путь был всего один. Домой.

— Всё равно это не то, что поют наши. Я столько советской классики переслушал, что Америка и вровень никогда не вставала.

— Да? Обоснуешь хоть?

— У нас смысла больше, — сказал Маркос.

— Хватит говорить «нас», — ответил Руслан. — Ты не из России.

— Это мешает мне считать страну родной? По-твоему это неправильно?

— Неправильно другое. Ты хочешь доказать мне, русскому, что-то, от чего я давно отказался. Как будто переманиваешь меня на свою сторону. Пф, — фыркнул Фёдоров в конце.

  — О чём он поёт, а? — спросил Маркос, слегка вслушавшись в текст.  

— Если ты не понимаешь слова — это не значит, что произносится бред. Выучи английский и тогда познаешь настоящую классику.

— Ты так сильно любишь этих американцев? — спросил вдруг Соломонов.

— Нет. Я просто не люблю Россию. Это разные вещи.

— Не мне тебя убеждать, сынок. Но когда в тебе наберётся достаточно мудрости, ты осознаешь, насколько был не прав.

— Не прав? А в чём я не прав? Хочешь сказать, в стране всё замечательно и прекрасно, да? Есть одно «но»: если бы всё было хорошо, не было бы меня и тебя, и таких, как мы.

— Такие, как мы есть везде.

— Однако их быстро ловят. А мы с тобой всё ещё на свободе. О чём это тебе говорит? Что стране наплевать на воров и убийц.

— Да ты радоваться должен, что ещё не в кандалах.

— Уж лучше в них, чем ехать прямиком на смерть, — закончил Фёдоров.

Выражение его лица превратилось в недовольное. Маркос понимал, что этот разговор бесполезен. Он мог хоть сотни часов переубеждать этого человека, доказывать ему обратное, но знал характер Руслан Фёдорова. И что тот практически повторяет слова его отца чуть ли не дословно, будто бы Владимир оживал в его глазах всё чаще, незаметнее и пугающе правдоподобно. Об этом Маркос решил не говорить, ведь он уже предвидел злобу Руслана. Ему не хотелось успокаивать его в очередной раз.

Оказавшись в посёлке Верея, что находится на окраине Орехово-Зуево, Маркос постоянно поглядывал на бумажку, которую отдал ему Руслан. На ней был указан адрес. Но указывал его Богдан. Маркос смотрел на этот почерк, на эти буквы, вычерченные почти идеально. Он возненавидел этот листок переработанного дерева и, запомнив место их дальнейшего пути, смял бумагу и бросил на задние сиденья «Копейки». Он заметил, что Руслан заснул. Макрос выключил свет. И тогда в этом мраке ему стало будто бы холодно. Он видел только светящиеся белые фары и утаённую дорогу впереди.

— У нас с ним было много... пережитого.

Эта фраза пробудила Руслана. Он не хотел просыпаться, но теперь ему больше не получится погрузиться в сон.

— Что?

Маркос закурил.

— Мой дед умер. Я остался без поддержки в двадцать лет. Нигде не учился, у меня не было образования, потому что меня даже из школы успели выбросить. Оставшись в одиночестве, я начал спасать себя любыми способами. Дом, в котором я раньше жил, не принадлежал мне, я там даже не был прописан. Дед не оставил его мне, он решил передать его своему настоящему внуку, которого даже, сука, не видел...

— Получается... у тебя был отчим?

— Верно. Родного отца я никогда в жизни не знал, зато хорошо воспринимал таковым своего отчима. Тот постоянно бухал, но из-за этого не являлся паскудой. Хотя бы ко мне и к матери от не притрагивался. Зато лез в долги. Тогда-то его убили, загнали за угол и порезали горло. Но это случилось перед смертью моей матери. Отчим умер позже, когда меня уже забрал его отец, мой единственный дедушка. Он был охотником и только и жил выслеживанием животных. Когда я переехал к нему, мне было всего... дай вспомнить... семь. Семь лет мне было. Тогда же я и познал все прелести жизни в его доме. Не пойдёшь убивать курицу — ремень, не захочешь вспороть свинью — ремень, не попадёшь в оленя из винтовки... Было больно, но терпимо, могу лишь это сказать.

Взгляд Руслана не отводился в другие стороны. Он слушал только своего собеседника, ведь всё ещё не понимал, что Маркос впервые за время их дружбы говорил о себе.

— Я уехал в Нижний Новгород сразу после его смерти. Ну и... спасал себя, как мог. В основном, воровал, иногда мне приходилось впускать в ход кулаки, чтобы отобрать чужое. Больше всего меня тянули к себе места, по типу людных и приличных заведений. Там чаще всего появлялись богатеи с набитыми кошельками. Как-то раз я напал не на того. Забрал у мужика все деньги, а вдобавок избил и тут же скрылся. За что поплатился спустя час. Меня нашли в подворотне его соратники и главный из них, когда я на украденные деньги купил себе продуктов и жрал их, как настоящий бомж. Из машины вышли люди, поймали меня и наставили на ебальнике синяков. Заслуженно. Лишь один меня не бил.

— Отец, — сказал Руслан задумчиво.

— Да. Ему и не требовалось, за него это уже сделали его головорезы по одному только щелчку. Однако после этого... Моя жизнь изменилась. Он что-то увидел во мне. И я начал его уважать, понимая, каким он был человеком. Твой отец разглядел во мне не бомжа, а... личность. Я всего лишь был одиноким, порабощённым собственными обстоятельствами мальцом. Он дал мне работу и поднял на ноги. Во всех смыслах.

— Всё ещё пытаешься доказать мне, каким он был... хорошим, — проговорил Фёдоров. — Мы с тобой знали совершенно разных людей.

— Он — не хороший, я знаю. Но это факт, сынок. Володя спас мне жизнь. И я перед его смертью пообещал ему сделать всё, что он мне только скажет.

— И... что он тебе сказал?

— Он завещал мне свой бизнес, но запретил идти на врагов в открытую, велел действовать в тихую и не привлекать внимания. Я даже не мог вести дела с кем-то вне Новгорода, хоть ко мне и приезжали люди из Петербурга и даже из Казани. Но за твоим отцом всё ещё следили сотрудники ФСБ. Я всем отказывал. Потому что пообещал. Но главное... Я пообещал ему заботиться о тебе.

— Что-то не похоже, что именно это обещание ты сдержал, — ответил Руслан.

— Я стараюсь. И это тяжело. Просто... для меня ты всё ещё ребёнок. Помнишь, когда мы встретились впервые, а? Знаешь, я видел тебя раньше, когда тебе было шесть. Мелкий проныра, всё ревел и ревел, вечно недовольный...

— Похоже, детство напрочь вылетело у меня из головы, потому что ни одного из вас я вспомнить не могу.

— «Из нас»?

— Да... — ошибся он. — Ко мне разные дядьки приходили. Друзья семьи и тому подобные...

В ответ Маркос лишь покивал. Руслан спросил его:

— Группировка отца... Она была большая?

— Она постоянно менялась. Но я находился лишь с теми, кто называл меня братом. Как и я звал их братьями...

— Почему группировка менялась?

— Долгая история.

— Ну, мы не спешим, — сообщил Фёдоров.

— Знаешь, имелось... всякое. В то время людей часто расстреливали прямо посреди толпы. И никто не был исключением. Все умирали, и это считали нормальным. В любом случае... Это было давно.

Руслан посмотрел вперёд. Он увидел маленькие избушки, а вместе с ними и образовавшийся посёлок, заваленный снегом. Маркос постепенно снижал скорость.