Пять
Клементина даже не догадывалась, как много времени она просидела на холодном кафеле, размазывая слезы по щекам и убито всхлипывая.
Около пары часов, должно быть, потому что за прошедшее время она уже около десяти раз поймала себя на мысли, что пора успокаиваться и брать себя в руки.
Еще около тридцати минут потребовались ей, чтобы выполнить это, казалось бы, невыполнимое задание.
Безэмоциональное "пять" сорвалось с ее губ просто по инерции, просто потому, что счет менял хоть что-то.
Девочка привстала, опираясь на здоровую руку. Вокруг нее раскинулось безжизненное поле, щедро украшенное желтой осенней травой; на горизонте занимался рассвет. Золотистые лучи солнца уже виднелись на дымке облаков, окрашивая их во все оттенки желтого.
Девочка не спешила идти вперед, осматриваясь. Столь резкая смена обстановки настораживала. Сначала - пугающая заброшенная лаборатория, а затем - ничем не привлекательное поле, залитое утренним светом.
Боль в оцарапанной ходячим руке больше не чувствовалась так явно. То ли Клементина привыкла к этому ноющему, тупому чувству, то ли нервные окончания просто становились менее чувствительными, отмирали.
Сделав глубокий вдох, девочка двинулась вперед шаркающей походкой. Какое-то болезненное безразличие охватило ее душу, взяло в плен разум. Апатия, смешивающаяся с ощущением глубокой, пробирающей до костей тревоги, образовывала весьма странный коктейль чувств. Сознание словно раскололось на две части - одна была исполнена могильным холодом и безразличием, вторая - острой болью от потери друга и отвратительным чувством липкой тревоги. Наверное, именно так и начиналось раздвоение личности. В тебе словно боролись два разных человека, и каждый отстаивал свое право на существование, норовя выбраться к "пульту управления" телом.
В этой ситуации - одним человеком было безэмоциональное существо, расчетливое, обладающее холодным разумом и трезвым рассудком, а другим - маленькая девочка, мечтающая забиться в самый дальний темный угол, как раненое животное, и рыдать до тех пор, пока все чертовы эмоции не выльются наружу потоком слез.
Клементина не могла позволить "завоевать рассудок" хоть одной из этих странных личностей - они только бы свели ее в могилу, в которой она и так стояла одной ногой. Позволить себе потерять самообладание значило умереть окончательно.
Девочка замерла перед изуродованным трупом. Остекленевшие глаза неизвестного бедняги закатились, зрачки ушли под верхние веки. Очевидно, женское лицо (но сказать наверняка было нельзя), было изуродовано: на скулах отсутствовала кожа; подбородок украшал ужасающий след от укуса - ходячий, видимо, постарался на славу, откусив добрую часть кожи и мяса, обнажив кости черепа; на лбу виднелись многочисленные царапины, похожие на те, что оставил мертвец на руке Клем.
На теле бедняги (или бедняжки) не было живого места: среди месива виднелась уцелевшая кожа, но даже она была покрыта кровью и украшена сине-лиловыми трупными пятнами.
Вопреки всему этому, девочке почему-то показалось, что труп слишком маленький.
«Он, видимо, пытался максимально сжаться, надеясь отгородиться от боли» – решила Клем, неуверенно переступая с ноги на ногу, и чувствуя себя крайне некомфортно.
Девочка пошатнулась, ладонью закрыв рот и нос, как только почувствовала отвратительный запах тухлого мяса, исходивший от трупа. Сделав шаг назад, она вдохнула свежий воздух, но тошнота не отступила.
Когда она сделала шаг назад, стало еще хуже.
- Что? - недоуменно спросила Клементина сама у себя, заметив рядом с трупом бело-синюю кепку. На ней спереди, чуть выше козырька, красовалась буква "D". Это была ее кепка - сомнений даже не возникало. Головной убор был испачкан грязью и кровью, но он по-прежнему был узнаваем.
- Так себе ощущение, да? – девочка резко обернулась, едва сохранив равновесие. Перед ней стоял тот, кто наводил ужас на всю группу из домика, едва ухмыляясь уголком губ и пристально всматриваясь в лицо девочки.
- Карвер, - почти по-кошачьи прошипела Клементина, с отвращением прищурив глаза. Ей не нравилось, что он был здесь. Не нравилось, что он опять смотрел на нее свысока, кривой полуулыбкой показывая, что знает все ее чувства и страхи.
- Первые минут сорок это сводило меня с ума, - мужчина поравнялся с девочкой, она встретила его холодным, колким взглядом, - Думал, что свихнусь. Но потом понял, что в этом есть смысл. Взглянув на собственное отражение из зазеркалья можно обрести истинный покой.
Девочка едва поморщилась, с трудом понимая, о чем говорит мужчина. Его речи всегда казались ей слишком туманными, в них было мало сути. И мало правды. Карверу нельзя было верить - в этом Клементина была уверена на все сто процентов.
- Ты, наверное, не понимаешь о чем я? - когда мужчина обратился к ней, девочка вздрогнула, но кивнула. Больше по инерции, чем от желания узнать, что же именно он имел в виду. - Я созерцал свой труп около часа, все это время слыша, как шестеренки в голове сходили со своей оси. Я слышал, как едет крыша, если хочешь.
Девочка продолжала скользить недовольным взглядом по собеседнику, понимая, что ему опасно доверять, да и просто находиться рядом небезопасно.
- И зачем ты мне это говоришь? - в голосе Клементины Карвер уловил укор и недовольство, - Я все равно не проникнусь сочувствием.
Мужчина рассмеялся. Так пугающе и жестоко, что мурашки невольно поползли по коже. По мнению девочки именно так должны были смеяться сумасшедшие. Звонко, самозабвенно, с ноткой истерики. Клементина поежилась, не совладав с неприятной дрожью где-то внутри. Когда Карвер наконец-то остановился, еще пару секунд его лицо озарялось лучом неведомой радости.
- Вот о чем я говорил, - мужчина по-прежнему улыбался своей страной, бездушной улыбкой, не вызывающей доверия, - Характер у тебя что надо.
Клементина приглушенно фыркнула, собираясь уйти. Она стремительно развернулась и даже успела сделать несколько больших шагов, когда Карвер окликнул ее:
- Что, даже не поболтаешь со своим трупом? - голос мужчины был пропитан ядом.
Клементина замерла, вслушиваясь в шум ветра, будто он мог бы повторить пугающие слова.
Замерла, почувствовав, как злость обжигает легкие.
Кепка. Не очень большой труп. Все говорило о том, что мужчина прав.
Какой-то голос, наверное принадлежащий ее подсознанию, говорил: «Не оборачивайся. Не покупайся на эту дешевую уловку». Но эмоций были сильнее, чем здравый смысл.
- Я не верю тебе! - почти закричала девочка, рывком развернувшись на сто восемьдесят градусов.
В глаза бросилась испачканная кровью и грязью сине-белая кепка, лежащая с безымянным обглоданным трупом.
- Твое право, - пожал плечами мужчина, демонстрируя наигранное безразличие.
- Они мои друзья. Они не могли поступить так, - девочка злилась, это чувство звенело в ее голосе.
Упрямое нежелание верить в этот бред все сильнее полыхало внутри. Вопреки тому, что сказал Кенни, Клементина по-прежнему была на стороне своих друзей. После того, как Люк выстрелил в Кенни - не важно, специально или по воле шального случая - лицо парня наверняка побелело, и он едва не грохнулся в обморок от переизбытка чувств. Эта картина стояла перед глазами Клем так отчетливо, что не возникало сомнений, что так и было на самом деле. После всего произошедшего Люк ни за что не выбросил бы ее к ходячим. Нет. Она знала Люка достаточно хорошо (хоть ее искренне удивило и расстроило то, что он выстрелил в Кенни), чтобы понять, что такого поступка он точно не совершит. Не после убийства человека.
- Не всегда тот, кто первым приходит на помощь - твой друг, - многозначительно хмыкнул Карвер, но оспаривать мнение девочки не стал, подумав, очевидно, что это бесполезно.
Клементина промолчала, решив, что нужно поберечь силы. Только вот для чего, она не знала.
Вступать в словесную перепалку с Карвером не было смысла. Она закончилась бы или ее слезами, или... уроком, уже преподнесенным мужчиной у фургона по пути в лагерь. Клементина вспомнила этот момент достаточно отчетливо, чтобы с отвращением поморщиться. Карвер ударил ее достаточно сильно, часть лица словно онемела. Но она не сказала и слова, хотя онемение ушло лишь на следующий день. Она молчала, стиснув зубы, пытаясь не заплакать от собственной слабости. До чего легко, в сущности, причинить ей боль. Она могла сражаться с ходячими, но перед людьми была беззащитна. Даже пистолет в ее руках не очень-то исправлял ситуацию. В человека она стреляла лишь однажды - это был мужчина, укравший ее и пытавшийся убить Ли. Клементина не думала, что сможет повторить такое, даже если кому-то из ее друзей будет грозить опасность.
Хотя, подвернись случай, ей бы пришлось. Когда происходило что-то из ряда вон выходящее, рука автоматически тянулась к оружию, а потом уже на помощь приходил разум. Чертов апокалипсис научил ее этому. Действовать быстрее, чем думать.
Девочка заметила, что Карвер исчез. Пару секунд она позволила себе порассуждать о том, как это могло работать: человек исчезал по собственной ли воле, или по воле кого-то свыше; исчезал тогда, когда высказал все, что хотел, или же тогда, когда еще много слов не было произнесено?
Потом Клементина насильно вернула мысли в нужное русло.
Мысль о счете не родила энтузиазма и даже не вселила уверенность, как это бывало ранее.
Но уходить было нужно - нужно было считать.
Нахождение рядом с, возможно, собственным трупом, навевало ненужные сомнения, сбивающие с верного пути.
- Шесть, - наконец-то пробормотала девочка, борясь со странным ощущением тревоги.