Шесть

- Два, - тихо прошептала она, закрыв глаза. Сердце колотилось как бешеное и это показалось Клем очень странным. Если она умерла, почему по-прежнему слышит удары собственного сердца, отдающиеся оглушающей пульсацией в ушах?

                Клем не хотела открывать глаза. Боялась вновь увидеть Бена, его хищный, такой непривычный, оскал; боялась увидеть тонкие губы, искривленные от отвращения; боялась увидеть пустые глаза, прожигающие насквозь.

                Дышать стало сложно, словно кто-то медленно отключал подачу воздуха в легкие. Перед закрытыми глазами поплыли цветные круги, а голова закружилась. Клементина поняла, что падает. Это ощущение продлилось не больше секунды, а затем ее тело встретилось с чем-то мягким.

- Эй, девочка, не смей, поняла меня? - голос раздавался словно из-за толщи воды, разобрать слова было практически невозможно.

- Твою мать, - выругался кто-то, - Мы в жопе...

                 Клементине показалось, что она слышит голос Кенни и... Ника, возможно. Девочка хотела закричать, позвать их, сказать, что она по-прежнему здесь, по-прежнему слышит их, но пересохшие губы не слушались. Она была парализована, не могла пошевелить и мускулом, пока невесть откуда поднявшийся ветер уносил ее все дальше от голосов друзей. Даже больше, чем друзей... он уносил ее от семьи, от людей, которые всегда были рядом. От людей, которые успели стать ей родными. Уносил в самые темные уголки сознания, самые страшные, жуткие дебри ее самой.

***

            Клементина пришла в себя лишь тогда, когда услышала пронзительный детский плач совсем рядом. Где-то возле нее был младенец, настойчиво требующий внимания. Девочка открыла глаза, осторожно осматривая место, в котором она оказалась в этот раз. Все тело ломило неизвестной слабостью, страх по-прежнему был постоянным спутником Клем. Она даже не знала, мертва ли или просто зависла на границе между миром живых и смертью.

               Но в одном она была совершенно уверена - легко не будет. Но голоса друзей, которые, как казалось Клем, она точно слышала, заставляли сражаться в этом аду дальше. Если она заражена, но еще не умерла, то просто обязана вернуться. Обязана попрощаться с близкими, дорогими людьми. Обязана сказать, что любит их и несмотря ни на что будет помнить, будет скучать.

               Вокруг Клементины все выглядело крайне правдоподобно: нежно-персиковые стены, дорогая мебель, ворсистый ковер под ногами, рыжеватый паркетный пол. Это место выглядело так, будто бы оно было реальным.

                  Из уютной белоснежной колыбельки, стоящей около стены, доносился жалобный младенческий плач. Клементина, оглянувшись по сторонам и убедившись в отсутствии опасности, решительно двинулась к колыбели. В ней лежали двое младенцев - один невыносимо горько плакал, а второй, хлопая длинными ресницами, смотрел на девочку шоколадными глазами.

- Привет, - поприветствовала Клем малышей, не в силах сдержать улыбки, - Вы чьи? Где ваши родители?

                  Один из младенцев перестал плакать, и, взглянув на девочку обворожительно-большими глазами цвета ореха, потянул к ней крохотную ладошку. Клем даже на секунду оторопела от этого искреннего жеста. Как же давно она не видела таких доверчивых глаз, таких искренних и добрых. Девочка протянула здоровую руку к младенцу, едва касаясь маленькой руки. Крошечные пальчики поймали ее палец, неуверенно сжимая его. Однако, что-то стало не так. Как только девочка дотронулась до руки младенца, его взгляд затуманился, а кожа приобрела багровый оттенок. Капли крови проступали сквозь кожу, словно невидимые иголки прокалывали ее; изо рта, носа и глаз сочилась грязно-желтая жидкость - гной.

                   Клементина пронзительно взвизгнула, пошатнувшись, словно от удара, и мгновенно отскочила от детской колыбели как можно дальше.

                    Девочка зажмурилась, но это не помогло. Ужасающая картина по-прежнему стояла перед глазами, разъедая мозг, словно кислота. Кровь стучала в ушах, а сердце билось невероятно быстро, не в силах совладать с паникой. Из колыбели доносились хриплые стоны и тяжелое дыхание.

                    Клементина выпустила ядовитый воздух из легких, и, едва стоя на ногах, вновь приблизилась к младенцам. То, что она увидела, наверняка будет сниться ей в кошмарах до конца жизни...

                     На детях не было кожи. Совсем. Все маленькое тельце каждого из них было укрыто алой пеленой - кровь была повсюду, куда ни глянь. Она сочилась из их тела, обагряя белоснежные пеленки и нежно-кремовое одеяло. Алая жидкость злорадно скользила по светлому дереву колыбели, капала на пол с омерзительным, глухим звуком. Звуком, заставляющим Клем вздрагивать каждый раз, как только она слышала его.

                    Тошнота подкатила к горлу, а голова предательски закружилась.

- Жуткое зрелище, правда? - голос, раздавшийся из-за спины, безумно напугал Клементину. Она резко развернулась, не сдержав короткого визга.

- Омид? - девочка не верила своим глазам, голос был тихим и убитым, - Ты тоже... здесь...

- Как видишь, - мужчина беззаботно пожал плечами.

- Что с этими детьми? Чьи они, и... почему повсюду кровь? - на последних словах голос Клем дрогнул, - Когда я только... Когда я оказалась здесь, все было в порядке.

                   По интонации девочки было понятно, что ее гложет чувство вины. Не просто гложет, а уже доедает. Фигурально говоря, она уже чувствовала себя съеденной этим отвратительным чувством, стремящимся ежесекундно вонзись свои острые зубы поглубже, отхватить самый большой кусок.

- С этими детьми ты, Клем, - осуждающе произнес Омид, с грустью смотря на окровавленную колыбель, - Это все из-за тебя. Ладно, моя смерть...

                   Клементина почувствовала, как эти слова обжигают что-то внутри. Опаляют раскаленным прутом чувствительные нервы.

- Но дети... Ты думаешь, они заслуживали этого? Заслуживали умереть из-за тебя? - Омид, казалось, не собирался останавливаться. Его оскорбляющие слова лились рекой.

- Я... я ведь ничего не сделала! - голос девочки дрожал, а глаза были на мокром месте, - Я не понимаю...

                 Все это дурной сон. Слишком дурной, даже для нынешнего времени, когда зомби разгуливают по улицам, воплощая в жизнь большинство ночных кошмаров. Но да, Клем, вероятно, спит, потому что такое не может быть правдой. Она не может говорить с мертвыми, не может быть обвинена в том, чего не делала.

- Я объясню, - с виду Омид был совершенно спокоен, но разъяренный взгляд выдавал его эмоции с головой, - в этой колыбели лежит наш с Кристой ребенок. Ребенок, который даже не родился из-за тебя!

                Клем поняла, что не может этого слышать. Усталость, страх, чувство вины норовились выбраться наружу потоком слез. Девочка пыталась сдержать их, пыталась быть сильной. Такой, какой хотел видеть ее Ли. Но с каждым оскорбительным словом Омида это удавалось все хуже.

- Если бы не ты, все было бы в порядке... Я был бы жив, Криста была бы в полном порядке, а пыталась выжить невесть где!... Наш ребенок был бы жив, в конце концов! - мужчина уже не сдерживал эмоций, позволяя голосу сорваться на крик.

- Хватит! - закричала Клементина, падая на колени. Словно по чьей-то воле ее тело стало настолько тяжелым, что ноги просто не смогли его держать.

                 Из глаз девочки потекли слезы. Эти обидные, унизительные капли скользили по ее щекам, соскальзывали с подбородка, глухо ударяясь об паркет.

- Я поняла, в чем дело, - сама себе шептала девочка, пытаясь стереть влагу со щек. В ее голосе слышались нотки паники и усталости.

- Я заразилась. И совсем скоро обращусь, - всхлип, тонущий в шепоте, - У меня галлюцинации. Поэтому я вижу всех вас.

                Клементина запустила руки в волосы, невзирая на боль в искалеченной ходячим руке. Ей не было страшно, но в голове кружились самые жуткие предположения.

- Или я сошла с ума, - эта фраза звучала совсем уж убито, особенно, если взять во внимание грустную улыбку девочки и слезы, по-прежнему текущие из глаз, - Или и то и другое...

                  Хрупкие плечи Клементины еще пару секунд вздрагивали синхронно со всхлипами. Через какое-то время она успокоилась, и, подняв опухшие глаза на Омида, совершенно спокойно спросила:

- Почему там два ребенка? У Кристы разве были близнецы?

- Узнаешь, - сухо бросил Омид, подходя к девочке, словно желая обнять. Клементина рывком дернулась назад, не желая оказаться в объятиях человека, который... был мертв, в общем-то. И который обвинял ее пару секунд назад.

                  Проблема была лишь в том, что Клементина по-прежнему полусидела на полу. Единственное, что было доступно ей - чертовски медлительно отползать назад.

- Я думаю, ты заслуживаешь немного боли, за все, что сделала, - прошипел Омид, хватая за девочку руку и не давая отползти еще хоть на миллиметр. От прикосновения его мертвецких, холодных пальцев по телу пошла неприятная дрожь, а больная рука запульсировала.

                    Клементина хотела вырваться, сбросив пальцы мужчины, когда поняла, что он просто растворился в воздухе. Омида не было нигде, ровным счетом, как и колыбели, утонувшей в детской крови.

                     Рука заныла вновь, но на этот раз гораздо сильнее. Клем поспешила взглянуть на нее и ужаснулась - раны, когда-то казавшиеся относительно безобидными, выглядели ужасно. Вся рука была покрыта отвратительными, мерзкими пузырями непонятного грязного цвета- живого места просто не было видно.

                     Из некоторых обильно сочилась отвратительная бледно-серая жидкость. Клем взвизгнула, предприняв попытку дотронуться до ужасающих ран, полученных словно от ожога.

- Три, - обессилено застонала она, - Пожалуйста, три!

                      Клементина хотела сбежать из этого ада. Но не знала, что будет ждать ее в следующем.