Глава 2. 4
Синхронизация нейросетей:
Семь дней нейросети участников обмениваются эмоциями, воспоминаниями и болью, пока наночастицы, как микроскопические шпионы, усиливают гиперреактивные зоны мозга. Чувства партнёра становятся твоими, и это не романтика, а кошмар, где ты не знаешь, где твои мысли, а где — чужие. Платформы записывали воспоминания в реальном времени, транслируя их, как дешёвое реалити-шоу. Даяна чувствовала, как её разум растворяется, как сахар в кипятке, становясь частью чужой воли.
Итоги этого балагана:
Панакота, конечно, рассчитывал, что ритуал пройдёт гладко, как его самодовольная ухмылка. Но голограмма над пультом замигала красным, как сигнал «вылетели пробки» в этом их антиутопичном цирке. Он поднял взгляд, и его глаза, чёрные, как бездна, впились в Даяну.
«Что-то пошло не так… Ты сплеталась?» — его голос был как нож, готовый разрезать её пополам.
«Ну да, сюрприз, чувак!» — огрызнулась она, хотя голос дрожал, как струна, готовая лопнуть. — «Против воли, между прочим. С Реем, этим гитаристом-абьюзером».
«И почему я узнаю об этом только сейчас?» — его брови сошлись, а воздух вокруг стал тяжёлым, как перед ядерным взрывом.
«Ой, да ладно, я намекала, как могла!» — Даяна фыркнула, хотя внутри всё сжималось от страха. — «Боялась говорить, пока не вырву его проклятые нити из своей души. Думала, ты догадаешься, умник».
Панакота нахмурился, и тени вокруг него ожили, шевелясь, как змеи в темноте. «Тогда мне придётся удалить его с сервера», — сказал он, и его слова прозвучали как приговор из дешёвого sci-fi.
«О, круто, и как ты это провернёшь, хакер теней?» — её голос сочился сарказмом, но сердце колотилось, как барабаны на панк-концерте. — «Он же в другом мире, если ты не заметил».
«Я сделаю всё, чтобы мы сплелись, Дая», — его голос стал мягче, но в нём звенела сталь, как в натянутой струне. — «Даже если придётся разнести твой старый мир в щепки».
Слеза скатилась по её щеке, горячая, как расплавленный воск, но Даяна смахнула её, как назойливую муху. Её панк-дух, её броня, сжался в комок где-то в груди, но всё ещё тлел, как сигарета в пепельнице. Она хотела заорать, но Панакота растворился в тенях, как трусливый рокер, сбежавший со сцены. Даяна осталась одна в замке, её шаги эхом отдавались в коридорах, где чёрные мраморные стены сжимались, как живые, а дроны с красными огоньками следили за ней, как стая механических волков.
«Ну конечно, босс, раздавай приказы и вали в закат!» — пробормотала она, её голос был пропитан ядом. — «А мне тут разбираться с твоими нейросетями и гниющими нитями. Спасибо, что живой, Панакота, прям герой года».
Приоткрыв тяжёлую дверь, она замерла. На Панакоту надевали терновый венок, чьи шипы, касаясь его кожи, вспыхивали неоново-красным, как аварийный сигнал в заброшенной лаборатории. Кровь стекала по его шее, оставляя следы, похожие на трещины в реальности, питая магический код, который держал этот мир на плаву. «Серьёзно? Он собрался так же распотрошить мой мир?» — подумала Даяна, её сердце сжалось, как кулак. Щемящая боль в груди усилилась — нити Рея, всё ещё цепляющиеся за её душу, гнили, их яд растворялся, тяня её в бездну, как якорь тонущий корабль.
Панакота заметил её в тени. Голограммы вокруг него погасли, и воздух стал густым, как в лаборатории, пропитанной запахом металла, химикатов и чего-то до жути искусственного. Он отсоединил имплант от спины с тихим щелчком, как будто выключил свою человечность, и подошёл, скользя, как призрак.
«Я не до конца очистил тебя», — сказал он, его взгляд был как лазер, выжигающий её слабости. — «Ты всё ещё любишь его, не ври».