Глава 1. 3
Тишина, словно густой туман, окутала комнату после ухода Панакоты. Дверь закрылась с мягким скрипом тяжёлых петель, оставив Даяну в одиночестве. Она сидела на краю кровати, словно прикованная невидимыми цепями. Мысли путались, эмоции захлёстывали, не давая сосредоточиться. Её взгляд застыл на одной точке, но перед глазами был лишь мрак, растворяющий всё вокруг. Минуты, а может, часы тянулись бесконечно — время в этом месте потеряло свой смысл. Комната, пропитанная тусклым полумраком, давила на неё, словно стены сами дышали её страхами.Но внезапно тишину прорезал новый аромат — острый, пряный, с нотами кориандра, кардамона и лимонной травы. Запах тайских специй, смешанный с тёплым, сладковатым дыханием чили и чеснока, ворвался в её сознание, пробуждая чувства. Желудок отозвался голодным спазмом, и Даяна, до этого подавленная страхом и отчаянием, вдруг ощутила, как её тело оживает. На столе перед ней появился поднос с яркими блюдами, полными красок и текстур, словно загадка из другого мира. Их манящее тепло контрастировало с холодом комнаты, обещая утешение, которого она так жаждала. Даяна потянулась к тарелке, её пальцы дрожали, касаясь горячей поверхности. Пар, поднимавшийся от блюда, приятно обжигал лицо, возвращая ощущение реальности. С каждым вдохом аромат становился ярче, заполняя её существо. Голод, подавленный стрессом, теперь захлестнул её, как волна. Она взяла ложку и, не раздумывая, отправила в рот первый кусок. Острая, многослойная тайская кухня взорвалась на языке, пробуждая каждую клеточку. Специи, словно искры, возвращали её к жизни, наполняя теплом и энергией. С каждым укусом Даяна чувствовала, как пустота, оставленная словами Панакоты, отступает. Вкус был свободой — свободой, которой она была лишена так долго. На мгновение она забыла о пропасти, о Реe, о ритуале. Было только это мгновение, полное жизни, почти магическое. Тайская кухня всегда была её страстью. Дома она умоляла Рея пойти в тайский ресторан, но он неизменно отказывался, утверждая, что острые блюда «сожгут» её вкусовые рецепторы, лишая тонкости восприятия. Он строго следил за её рационом: запрещал кофе, считая его вредным, ограничивал сладости, чтобы она «не растолстела». Его забота, казавшаяся сначала трогательной, со временем стала удавкой, сковывающей её желания. Даяна подчинялась, но в глубине души росло сомнение: почему её радость должна быть под контролем? Вкус этого блюда, такого живого и непокорного, разбудил в ней вопрос: не заслуживает ли она свободы наслаждаться тем, что любит? Конфликт между его заботой и её стремлением к самостоятельности разгорался, как пламя, которое она так долго подавляла. Внезапно её взгляд упал на стол, где лежали лист бумаги и ручка. Ручка была необычной: её металлический корпус холодил ладонь, а в резервуаре переливалась странная жидкость — вихрь космических оттенков, розовых, фиолетовых, синих, сливающихся в гармоничном хаосе. Она мерцала, словно живая, искажая пространство вокруг себя, как звезда, пойманная в стеклянную ловушку. Даяна взяла ручку, чувствуя её тяжесть и значимость. С решимостью, которой она сама от себя не ожидала, она написала: «Я соглашусь, но хочу в последний раз поговорить с Реем». Каждое слово, аккуратно выведенное на бумаге, было не просто просьбой — это была последняя нить, связывающая её с прошлым, с надеждой, которую она не хотела отпускать. Она сложила записку, её движения были медленными, почти ритуальными. Подняв глаза, она встретила взгляд невидимого наблюдателя — тени, что всегда присутствовала в этом мире. «Передайте это Панакоте. Пожалуйста», — её голос был тихим, но в нём звенела стальная решимость. Этот жест, эта записка были больше, чем просто словами — они были её вызовом судьбе, её последним актом сопротивления перед неизбежным.
Утро наступило мягко, как тёплый свет, пробивающийся сквозь тонкие занавески. Даяна проснулась от лёгкого прикосновения — чьи-то пальцы нежно перебирали её волосы. Это ощущение было таким знакомым, но одновременно чужим, что её сердце замерло. Открыв глаза, она увидела его — Панакоту. Его лицо, озарённое мягким сиянием, было близко, а в глазах мерцала загадочная теплота. Слабая улыбка тронула её губы.
— Панакота… — прошептала она, словно пробуя его имя на вкус, как признание, рождённое где-то глубоко внутри.
— Доброе утро, мой кристалл, — его голос, тёплый и уверенный, обволакивал, как шёлк.
— Я получил твою записку. Встреча с Реем возможна, но ненадолго. Ты слишком долго здесь, слишком привязалась к этому месту. Оно стало частью тебя, но ты не можешь остаться навсегда. В его словах звучала мягкая твёрдость, как будто он одновременно заботился о ней и напоминал о неизбежности. Даяна почувствовала, как её сердце, скованное страхом и сомнениями, слегка оттаяло. Мысль о встрече с Реем, пусть даже мимолётной, наполнила её радостью, смешанной с болью. Она знала, что время ограничено, но эта надежда, этот крохотный шанс найти ответы на мучившие её вопросы, сиял, как луч света в темноте. Её взгляд затуманился, но улыбка не сходила с лица.
— Погоди, — остановил её Панакота, заметив, как она слабеет.
— Тебе нужно подкрепиться, иначе не хватит сил.
На столе появилась чашка крепкого кофе, увенчанная пышной пенкой, и десерт, который сразу притянул её взгляд: кусочек белого шоколада с миндалём и малиной. Аромат корицы и свежеиспечённых булочек наполнил воздух, создавая иллюзию уюта. Кофе согревал ладони, а первые глотки возвращали силы, словно вливая жизнь в её тело. Но главным был круассан — мягкий, с хрустящей корочкой. Откусив кусочек, Даяна ощутила, как бананово-шоколадная начинка тает во рту, смешивая лёгкую сладость банана с кремовой глубиной шоколада. На мгновение тяжёлые мысли отступили, растворяясь в этом вкусе. Но сладость контрастировала с горькими воспоминаниями о вчера — о предательстве, о пропасти, о словах Панакоты. Даже пряный сыр и сосиски, необычные для утреннего завтрака, казались частью этого странного баланса между наслаждением и болью.