SOLO LUPUS

Весна в Ред-Хиллс наступила столь внезапно, что к середине марта пронизывающий февральский холодок уже казался не более, чем вымыслом. Ему на смену пришло теплое полуденное солнышко, лелеющее мечты о новой жизни и, конечно, о лете.

Жители городка сбросили грузные зимние одежды и попрятали их куда подальше до следующих заморозков. Это не могло не радовать Викторию МакИвен, которая извлекла из своего гардероба более легкие, весенние наряды. Сегодня она остановила свой выбор на светло-голубом хлопковом платье в мелкий белый горошек, а поверх него надела любимую джинсовую куртку нараспашку. Виктория неспешно прогуливалась до небольшого кафе итальянской кухни неподалеку от дома, где собиралась отобедать со своим возлюбленным.

В последнее время Уильям Мартинес буквально не отходил от МакИвен, не упуская ее из своего пристального внимания двадцать четыре часа в сутки. И ей это даже нравилось. Однако просьбы Уильяма не ходить по улице одной и отчитываться за каждый свой шаг вызывали у Виктории недоумение. Несмотря на это, она все же гнала сомнения прочь: впервые в жизни у нее возникли поистине глубокие чувства и выстраивались серьезные отношения, оттого МакИвен думалось, что именно такими они быть и должны. Мартинес говорил ей о любви, и это были не просто слова – в них она видела серьезность и ответственность, а значит лишь из добрых побуждений парень просил Викторию поступать так, он просит. Пусть временами это и было чересчур.

МакИвен также приходило на ум, что Уильям велел ей осторожничать и не разгуливать по улицам Ред-Хиллс в одиночку, потому как главного подозреваемого в убийстве Эйприл Моррисон, по мнению самой Виктории, признали непричастным к этому делу. Питер Нельсон отделался лишь несколькими утомительными допросами, тогда как Эдмунд Бергман все еще не был ни осужден, ни выпущен на свободу за неимением доказательств или же опровержений. В любом случае, когда в городе происходят такие страшные вещи, что пришлись по несчастную душу Эйприл, лучше не пренебрегать осторожностью.

Шествуя по тротуару, Виктория пожалела, что не надела солнечных очков. Всю дорогу ей приходилось щуриться, да так, что глаза слезились: шестнадцатого марта солнце выдалось особенно навязчивым. Приставив к бровям ладошку, она уже собиралась перейти дорогу к нужному ей заведению, но за мгновение до этого ее остановила горячая ладонь, опустившаяся на плечо.

– Здравствуй, Виктория.

Испуганно сделав шаг назад, девушка присмотрелась к говорящему с ней.

– Дядя Майк! – воскликнула она, наконец, расслабившись.

– Да, золотце, – с едва скрываемой одышкой подтвердил мужчина и раскинул перед ней свои медвежьи объятия. – Как же давно я тебя не видел!

– Это точно, – согласилась МакИвен, коротко прижавшись к Кэмпбеллу и осторожно похлопав его по спине. – Теперь совсем к нам не заходите... У вас все хорошо?

– Бывало и получше, – признался Майкл. – Как отец?

– Ах, – едва не выругавшись, пробормотала Виктория. – Все так же. Голова под капотом, а в голове... – она вздохнула, снова сдерживая эмоции. – В общем, вы же его знаете. Печется обо мне так, будто я хрустальная.

– Знаю-знаю, – кивнул Кэмпбелл. – Боб привязан к тебе, милая, даже слишком, и иногда его забота переходит границы. Уверен, это лишнее, ведь ты разумная девочка. Не правда ли? – чуть склонившись к Виктории, он выразительно посмотрел ей в глаза.

– Да, – уверенно ответила МакИвен. – И отцу стоило бы это понять. Дядя Майк, – чуть тише начала она, – кажется, папа сильно переживает из-за вашей размолвки, а я даже не знаю, чем ему помочь... Он отказывается говорить со мной об этом, но, может, хоть вы объясните, что такое у вас стряслось?

– О, прелестное дитя, – умилился Кэмпбелл, коснувшись пальцем золотистого локона волос Виктории. – Ты так добра и внимательна. Но не стоит тебе пережив...

– Эй, какого черта здесь происходит?! – в разговор МакИвен и Кэмпбелла вклинился непонятно откуда взявшийся Уильям Мартинес, чьи глаза отчего-то злобно сверкали.

На лице прежде улыбчивой Виктории проступило испуганно-удивленное выражение. Она шокировано смотрела на взвинченного Уильяма и не сразу опомнилась, чтобы схватить его за руку и отвести в сторонку.

– Уильям! Что ты делаешь?! – воскликнула МакИвен, бросив взгляд на своего собеседника, что ничуть не растерялся.

– Я же просил тебя ждать меня в кафе! – на повышенных тонах произнес Мартинес, обращаясь к Виктории, но задержал на ней взгляд совсем ненадолго – его глаза так и вперились в незнакомца. – И кто это, нахрен, такой?!

– Ты что?! – негодовала она. – Это же дядя Майк, друг моего отца!

Уильям нахмурился еще гуще, инстинктивно заслоняя собой девушку и становясь напротив Майкла Кэмпбелла, который, в отличие от молодых людей, оставался спокойным и невозмутимым.

– Не волнуйся, девочка, все нормально, – со слабой улыбкой мягко проговорил мистер Кэмпбелл, в этот момент взирая на Уильяма. – Держи себя в руках, сынок, не стоит создавать о себе плохое впечатление.

Мартинес наполнялся настоящей яростью. Казалось, он вот-вот лопнет, как туго натянутая струна гитары из каморки «Меломана» при крайне агрессивной игре Оливера Уэббера. Невыносимо было лицезреть бесстрастную физиономию этого «дяди Майка», по виду которого трудно было угадать, что он вообще себе думает. Уильям решительно не понимал, отчего этот человек выглядит таким самодовольным и смотрит на него в ответ с какой-то отвратительной усмешкой. Его дико подмывало стереть с лица Майкла Кэмпбелла высокомерную ухмылку.

– О, прошу прощения, сэр, – едко проговорил Мартинес, сделав шаг навстречу мужчине. Его руки сжимались в кулаки и страшно зудели, намереваясь во что-нибудь впечататься. – Не потрудитесь ли объяснить, какого дьявола вы творите с моей девушкой? – продолжал наигранно церемонничать он. – Или вам нужно помочь?

– Уильям! – одернула парня Виктория, ухватившись пальцами за рукав его куртки. – Немедленно прекрати!

– Может, тогда ты объяснишь? – повернувшись к МакИвен, потребовал Мартинес. – Почему этот мужик к тебе так... прикасается? – с отвращением выплюнул он.

Виктория широко разинула рот, стремительно сгорая со стыда перед Майклом за поведение своего парня. Ей было не ясно, о чем с непривычной злостью толковал Уильям, и совсем не узнавала его такого. В ее голове слова возлюбленного вызывали диссонанс: как можно было увидеть что-то дурное в действиях дяди Майка?

– Просто немыслимо! – прокричала она, нервно заправляя растрепавшиеся на ветру волнистые волосы за уши. – Ты, верно, сошел с ума! Извинись перед Майком, сейчас же!

– Что? – склонившись к Виктории так, словно плохо ее расслышал, выпалил Мартинес. – Извиниться?!

– Вижу, твой приятель не в самом добром расположении духа, – усмехнулся Майкл, устало вздохнув. Ему жутко наскучило наблюдать за завязавшейся ссорой пары вспыливших детишек. – Я пойду, Виктория. Еще свидимся, – он учтиво кивнул и, напоследок смерив Уильяма похолодевшим взглядом, медленно зашагал в направлении центральной улицы, тихонько насвистывая мотивчик какой-то песни.

– Я не могу поверить, что ты так повел себя, Уильям! – какое-то время провожая глазами мистера Кэмпбелла, набросилась на Мартинеса Виктория. – Что за глупая ревность?! Да и к кому?! Боже, какой стыд...

Мартинес ошарашено захлопал глазами, взявшись за голову.

– Черт, ты серьезно? То есть, ты считаешь вот это нормальным?

– Дядя Майк мне как второй отец! Он и взгляда неправильного в мою сторону не бросит! А твоя слепая ревность на ровном месте – большое и не самое приятное открытие для меня! Зачем ты был так груб с ним? Мне совсем это не нравится, Уильям! Совсем не нравится!

– А мне не нравится, что какой-то старый хрен пристает к тебе прямо посреди улицы! – прогрохотал Мартинес. Но когда в его голове зашевелились некие соображения, вдруг разом смягчился в стремлении отбросить все эмоции. – Виктория, – он взял девушку за руки, внимательно вглядываясь в ее лицо, – скажи мне начистоту, тебе есть что скрывать? Он к тебе приставал и велел молчать об этом?

МакИвен резко оттолкнула его от себя, скривившись от им сказанного. Сейчас она задумалась: неужели в словах отца крылось что-то правдивое относительно Уильяма? Кажется, не напрасно мужчины-латиноамериканцы известны своей ревнивой натурой и раздутым чувством собственности. Вот только ранее Виктория ничего и близкого к этому в Уильяме не замечала и потому сейчас была просто огорошена.

– То, что ты говоришь, – отвратительно! – выплюнула она, высвобождая руки из ладоней Мартинеса. – Я не желаю слушать этот бред!

– Он запугал тебя? – не оставляя попытки достучаться до МакИвен, настаивал на ответе Уильям. – Поэтому ты...

– Господи, прекрати, я прошу тебя! Вот черт... Значит, ты у нас горячий мексиканский мужчина, ревнующий свою женщину к каждому столбу? Решил показать свой темперамент? Отчего же только сейчас?!

Мартинес вздернул брови, отбросив с лица челку. Его ощутимо задело обвинение Виктории.

– Это здесь совсем не причем, – пробормотал Уильям, уговаривая себя не закипать, что лишь подтвердило бы то, как говорила о нем МакИвен. – Не обязательно родиться мексиканцем, чтобы видеть, как этот тип тебя трогал. И в этих его прикосновениях не было ничего отеческого. Выходит, ты либо прикидываешься, либо в действительности не видишь в этом какой-то подоплеки.

– Что такое с тобой происходит в последнее время? Весь этот контроль... Ведешь себя точь-в-точь, как мой отец... – прошептала Виктория, ощущая, как на глаза неминуемо наворачиваются слезы.

Первая ссора с Уильямом, несмотря на испытываемую злость, очень ее расстраивала. Девушке хотелось прекратить эту глупую перебранку прямо сейчас. Чтобы как ни в чем не бывало... Но эмоции настойчиво просились наружу.

– Давай как следует поговорим, – настаивал на своем Мартинес, уже заметно утихомирившись. – Я вовсе не какой-то чокнутый ревнивец, Виктория. Я увидел то, что никак не вяжется с тем, о чем ты мне сейчас говоришь. Это для тебя этот человек – дядя Майк, мне он никто. Какой-то незнакомец, который нескромно к тебе прижимался. Почему я не должен был разозлиться? И если ты утверждаешь, что Майкл Кэмпбелл ни о чем таком, как мне подумалось, не помышлял, то как объяснить произошедшее?

– Я не хочу сейчас с тобой говорить, – огрызнулась МакИвен и развернулась в сторону дороги, ведущей к ее дому.

– Стоп. Что? – Уильям развел руками, в непонимании прожигая взглядом спину Виктории. – И ты вот так вот уйдешь?

– Sí, Señor, – она остановилась, развернулась к нему и тряхнула головой. – И не нужно меня преследовать, por favor!

Мартинес по привычке принялся нещадно кусать нижнюю губу, звучно хмыкнув.

– Ты потешаешься надо мной? Или испытываешь меня на прочность?

– Мы только что поссорились, Уильям, – смахивая со щеки слезу, буркнула Виктория. – И я не намерена продолжать.

– Мы вовсе не ссорились, – возразил он, смягчившись и тоном голоса, и взглядом. – Иди сюда, mi querida, – протягивая к Виктории руки, позвал Мартинес, – не дури.

– Я на тебя злюсь, – она попятилась, с сомнением поглядывая на протянутые руки Уильяма. – Не хочу наговорить того, о чем потом буду жалеть.

– Лучше все сказать друг другу сейчас, – он сделал шаг вперед и нахмурился. – Ты же знаешь, что я смогу тебя защитить, если кто-то тебя обидит? Ты можешь сказать мне все. Все, Виктория. Не бойся и...

– От чего ты все время хочешь меня защитить?! – всплеснув руками, МакИвен закричала так громко, что привлекла к себе и Мартинесу непрошенное внимание прохожих. – У тебя паранойя! И ты совершенно точно держишь меня за идиотку! Мне не нужна защита! Со мной все в порядке, ясно?!

– Ясно! – рявкнул Уильям, засунув руки в карманы и делая шаг уже назад.

– Вот и прекрасно! – заключила Виктория и сердито зашагала прочь.

– Прекрасно! Мать твою, – сквозь зубы процедил Мартинес, следом обронив пару ругательств.

Он достал из кармана пачку сигарет и закурил. Уильям затягивался нервно, почти беспрерывно, и просто шел по прямой, вкладывая в каждый свой шаг сочившуюся изнутри злость.

За последний месяц в нем скопилась моральная усталость. Он был измотан. Мартинес не мог думать ни о чем и ни о ком, кроме Виктории и своего видения, предвещающего ее скорую смерть. На работе, в университете и даже в присутствии МакИвен парню не удавалось угомонить свое воображение и, часто вспыхивающее беспричинно, беспокойство.

Он по-настоящему хотел, чтобы каждое действие Виктории было под его контролем. Уильяму казалось, опасность поджидает ее везде и всюду, при любых, даже самых глупых обстоятельствах: она могла упасть в душе и разбить голову о керамическую плитку; заходя в автобус, оступиться и попасть под колеса; подавиться рыбной костью за ужином или... быть изнасилованной и убитой тем же Майклом Кэмпбеллом.

Все это любому бы показалось нелепицей, но только не Мартинесу. Он был настолько поглощен идеей предотвращения смерти Виктории, что мысленно взывал к высшим силам, чтобы те дали ему возможность еще раз увидеть ее будущее. Так Уильям смог бы присмотреться к деталям, отыскать зацепки и понять, что именно произойдет с его бедной, ни в чем неповинной Викторией.

Возможно, она права, и у него паранойя. Но какой смысл давать определение его взвинченному, не отпускающему ни на мгновение состоянию? Мартинес не мог и не хотел останавливаться и пускать все на самотек. Он однажды позволил себе это и потерял брата-близнеца. Разве сейчас Уильям имеет право хотя бы задумываться о том, чтобы отступить и преспокойно дожидаться очередной потери? Парень был уверен: на сей раз он этого не выдержит.

Мартинес остановился посреди улицы, понимая, что бесцельно идет незнамо куда. Ему трудно было соображать, ярость волнообразными наплывами все еще настигала его. Майкл Кэмпбелл. Уильям не переставал думать об этом человеке и все спрашивать себя: «что сейчас вообще произошло? Параноидальный бред меня замучил или же некий дядя Майк всерьез позволяет себе лишнего в общении с Викторией?»

Мартинес вдруг развернулся и быстрее прежнего понесся вперед уже в выбранном направлении. Сейчас ему хотелось взглянуть в глаза вовсе не Майклу Кэмпбеллу, чье безобразное поведение явно Уильяму не привиделось, а горе-папаше Виктории – Бобу МакИвену.

Автосервис «Майкл и Донни» находился поблизости от Лингворд-стрит. Отыскать мастерскую не составило Мартинесу труда. Остановившись у тяжелых металлических подъемных ворот, он сразу же несколько раз громко постучал. Какое-то время не поступало никакой ответной реакции, но едва парень решил постучаться снова, ворота с протяжным лязгом поползли наверх.

– Ну, и чего же ты тут забыл, парень? – брезгливо бросил мистер МакИвен, пронзив пришедшего неодобрительным взглядом. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, он стал раскладывать по местам разбросанные инструменты.

Уильям уверенно перешагнул порог, ступив вглубь помещения. Виктория не раз упоминала, что Боб работает руками, но, увидев условия его труда своими глазами, Мартинес подумал: такое занятие совсем не ровня тому, чем занимался Алехандро. Это привело его в изумление: кто бы мог подумать, что в семье пахнущего бензином и железом автомеханика вырастет такое нежное и утонченное существо, как Виктория, а сыном Алехандро Мартинеса, не умеющего ни секунды прожить без контроля и раздачи указаний, станет своевольный Уильям?

– Мне нужно серьезно с вами поговорить, – отставив размышления в сторону, он смело подошел ближе к Бобу и попытался установить с ним зрительный контакт. Но тщетно.

– Удиви меня, – усмехнулся мужчина, демонстративно продолжая копаться в ящике для инструментов.

– Это касается Виктории, – уточнил Мартинес. – Я думаю, она в опасности.

Боб тяжко вздохнул и громко стукнул гаечным ключом по столу.

– Все верно. Она всегда в опасности рядом с тобой, – раздраженно сказал он.

– Вы не понимаете, сэр, – процедил Уильям. Он боролся с новым приливом гнева из-за нежелания мистера МакИвена элементарно повернуться к нему и продолжать диалог с глазу на глаз. – Речь пойдет о вашем друге. О Майкле Кэмпбелле.

Спина и плечи Боба заметно напряглись. Мужчина все так же продолжал орудовать своими инструментами, но его движения стали скованными, больше не отражая то пренебрежение и уверенность, с коих началась их с Мартинесом беседа.

– И что же ты хочешь сказать? – одной рукой грузно навалившись на стойку, вопрошал Боб.

– Сегодня я стал свидетелем неподобающего поведения Кэмпбелла по отношению к Виктории, – как есть изложил Уильям. Его губы неконтролируемо дернулись и скривились. – Я допускаю мысль, что он может ее домогаться.

Мистер МакИвен с грохотом обрушил со столешницы на пол все, что заботливо раскладывал, и стремительно направился к парню, чтобы с силой схватить его за грудки.

– Ты что себе позволяешь, сопляк? – шумно вдыхая и выдыхая через ноздри, прошипел он и хорошенько встряхнул Уильяма.

Мартинес заметил, что Боб прекратил злобно иронизировать – теперь он пребывал в самом настоящем бешенстве.

– Я, кажется, ясно выразился, – стараясь оставаться хладнокровным и не поддаваться на провокации Боба, металлическим голосом отчеканил Уильям. – Я отчетливо видел, как он трогал ее и...

– Да что ты, мать твою, несешь?! – с силой зажмурившись, взревел мужчина. – Какого черта я должен слушать грязного недомерка, без спроса ворвавшегося в жизнь моей семьи?! – он с силой толкнул Мартинеса в грудь, и тот ощутимо ударился спиной о стену, чем заставил задребезжать прибитые к ней стеллажи.

Уильям свирепо стиснул зубы. Ему не было дела до оскорблений и скотского к себе отношения. Беспокоило другое: неужели Бобу попросту наплевать на то, что происходит у него под носом? Или он вправду настолько слеп и глуп?

– Я знаю, как вы оберегаете Викторию. Всю ее жизнь, – собирая по крупицам остатки спокойствия, с ухмылкой проговорил Мартинес. – Позволяете ей гулять только до десяти, не приветствуете отношения со мной, потому что мой отец мексиканец или же вам попросту не нравится мое лицо. Но сколько бы вы ни пытались разглядеть во мне что-то подозрительное, вам не в чем будет меня уличить. Я призываю вас, Боб, ради Виктории, что дорога вам, я надеюсь, не меньше, чем мне, раскройте глаза пошире. Возможно, ваш приятель вовсе не тот, за кого себя выдает.

На раскрасневшемся лице Боба промелькнули различные эмоции, но в конце концов осталась только злость.

– Ты нарываешься на неприятности, парень, – снова надвигаясь на Мартинеса, провоцировал мистер МакИвен. – Говоря такие вещи, ты рискуешь собственной шкурой.

Уильям не совсем понял, к чему эти предостережения, и остался стоять на своем.

– Виктория и слышать не хочет ничего дурного о Майкле Кэмпбелле. Что, если он ее запугал? Задумайтесь. Хотя бы на минуту задумайтесь об этом!

Боб молча сверлил парня взглядом, будто все его слова не имели совершенно никакого значения. Легкомыслие МакИвена выводило Мартинеса из себя.

– Не будь вы ее отцом, я бы от души вам врезал, – выплюнул он.

– Да хоть бы и так, – с издевкой произнес Боб, – давай, пацан, врежь мне! Авось тебе полегчает, и ты перестанешь совать нос не в свое собачье дело!

– Что ж, я вас услышал, – насилу заставив себя успокоиться, подытожил Уильям, поправляя и оттряхивая на себе одежду, словно та была испачкана. – Разберусь с этим сам.

– Ты меня, верно, не понял, – мистер МакИвен снова стал угрожающе приближаться к Уильяму. – Не лезь. Не в свое. Дело. Я тебя предупредил.

– Не стоит, – огрызнулся Мартинес. – Вы можете сколько угодно бросаться угрозами, но я знаю, что видел. И знаю, как это истолковать. Плевать, что вы себе думаете, я буду защищать Викторию от кого бы то ни было.

– Тогда защити ее от себя, – с отвращением изрек Боб.

Но Уильям уже не услышал его за грохотом гаражной двери.