SOLO LUPUS

Профессор Янг сосредоточенно наблюдала за сплошным потоком студентов, торопливо покидающих аудиторию по окончании семинарского занятия по культурологии. Преподаватель сидела за своим столом, куда поочередно падали заданные на дом рефераты, и кивала в знак одобрения. Однако когда один из студентов прошел мимо профессора, а его домашняя работа так и не пополнила внушительную кипу, женщина недоуменно посмотрела ему вслед и громко окликнула:

– Мистер Мартинес, вернитесь, пожалуйста!

Уильям обессиленно закрыл глаза, крепко вцепляясь в лямку своего рюкзака, и нехотя развернулся к профессору Янг.

– Да, профессор, – остановившись у ее стола, отозвался он.

– Могу я поинтересоваться, где ваша домашняя работа? – сложив руки на столе, женщина с вызовом глядела на нерадивого студента, которого прежде таким не считала. Обычно Уильям Мартинес исправно выполнял заданное.

– Сегодня я не готов, – без обиняков заявил парень, не боясь взглянуть преподавателю в глаза.

Миссис Янг недовольно поджала напомаженные губы и склонила голову.

– Больше не желаете получить автомат к концу семестра, Уильям?

– Я подготовлюсь к следующему семинару, профессор. Обещаю.

– Хотелось бы верить.

Мартинес кивнул, подумав, что напрасно дал миссис Янг такое обещание. Как правило, он не зарекался попусту и потому заранее дал себе установку заняться культурологией на досуге. Да и автомат лишним уж точно не будет.

Виновато опустив голову, Уильям вышел в коридор, сливаясь с толпой учащихся «Хай-Хоупс». Он поправил лямки рюкзака на плече и направился в сторону аудитории, где его ожидало следующее занятие. Мартинесу то и дело приходилось сталкиваться с другими студентами, что зачем-то неслись по коридору, как угорелые, но он никак на это не реагировал, продолжая свой путь. Однако когда кто-то схватил его за рукав куртки, Уильям резко обернулся, всем видом обозначая свое недовольство.

Виктория МакИвен округлила глаза, встретившись со взглядом Уильяма. Помимо нескрываемой радости, от встречи с Мартинесом Виктория испытала облегчение.

– Привет, – с придыханием произнесла она и, заметив, что все еще цепляется за его рукав, отдернула руку.

– Здравствуй, Виктория, – Уильям остановился напротив Виктории, и его лицо смягчилось мимолетной улыбкой.

– Где ты пропадал? – вдруг нахмурилась девушка, пробегаясь по нему глазами. – У Бергмана тебя не было. Я писала и звонила на твой телефон, но он оказался недоступен. Мне пришлось... немного поволноваться.

– Напрасно. Я просто неважно себя чувствовал

МакИвен снова изменилась в лице, проявляя обеспокоенность. Ей показалось, Уильям чувствует себя неважно и сейчас, потому как он выглядел усталым, если не сказать изможденным. Под его глазами пролегали на первый взгляд незаметные темные круги, а обычно начисто выбритое лицо покрылось неопрятной темной щетиной. У Виктории возникло такое ощущение, что Мартинес плохо спал прошлой ночью или и вовсе заболел.

– Ты что, болен? – озвучила свое предположение она, потянувшись ко лбу Уильяма и мягко коснувшись его своей ладонью. Вроде, не горячий.

– Нет, – он покачал головой, осторожно отнимая руку Виктории от своего лица. – Сейчас я в порядке.

– Ты был у доктора? Тебе точно стало лучше? – взволнованно защебетала МакИвен, натянув рукава пушистого бежевого свитера до самых пальцев, дабы ненароком снова не начать ощупывать Мартинеса на предмет недомогания.

Он тихо рассмеялся. Какая она все-таки удивительная, эта Виктория.

– Волноваться совершенно не о чем, Вики, – уверял Уильям, даже и не заметив, что упомянул имя Виктории в непривычном для себя варианте. – Мне просто нужно было немного передохнуть от забот, только и всего.

Мартинес слукавил. Дабы пресечь обсуждение своего недолгого отсутствия, проще было сослаться на плохое самочувствие, нежели признаться, что внезапный приезд родителей ощутимо его подкосил. Уильяму даже из дома выходить не хотелось: семейная ссора заставила его задуматься обо всем том, что он так старательно избегал.

– Ну, а что насчет тебя? – с интересом вопрошал Мартинес. – Ты кажешься мне чем-то озабоченной. Есть новости об Эйприл?

– Никаких новостей, – Виктория покачала головой. – Я даже не уверена, хорошо это или плохо... Но ты прав, в последние дни я места себе не могу найти из-за... – она вдруг осеклась, принимаясь теребить ремешок своей сумки-почтальонки из коричневой кожи, что была подобрана под цвет ботиночек на невысокой подошве.

– Из-за чего? – Уильям поторопил МакИвен с ответом, приблизившись к ней на пару шагов.

– Отойдем, – она потянула его за руку и остановилась в сторонке рядом с одной из лекционных аудиторий.

Виктория не знала, как рассказать Уильяму о своих переживаниях и подозрениях, которые касались Эйприл и Оливера Уэббера. У нее в голове не укладывалось, что ее страшное предположение может оказаться верным, но девушка пока не находила аргументов в пользу того, чтобы отбросить этот вариант. Как назло, и Мартинес будто сквозь землю провалился, пока она все эти дни промучилась в размышлениях. Может, он бы сразу развеял все ее сомнения, и теперешнего трудного разговора не случилось.

– Помнишь, мы с Оливером ходили в кино на той неделе? – издалека зашла Виктория. И как только Уильям согласно кивнул, продолжила. – После того, как мы попрощались, я заметила на его запястье браслет. Казалось бы, и что с того? Но... – она подошла к Уильяму вплотную и, взявшись за мужское плечо, чтобы дотянуться до его уха, шепнула: – это браслет Эйприл.

Мартинес отшатнулся от Виктории, густо-густо нахмурившись.

– Ты... в этом уверена?

– Уверена. На нем был тот же самый браслет, что Эйприл купила на ярмарке в день своего исчезновения. Торговец все говорил ей, что эта вещица очень редкая. Эйприл обожала подобные безделушки... – МакИвен вдруг содрогнулась, когда поняла, что говорит о подруге в прошедшем времени. Стало тошно от собственных же слов.

– Оливер? – Мартинес глядел в пустоту, о чем-то крепко задумавшись. – Это абсурд какой-то.

– Уильям, – тихо проговорила Виктория, перебирая пальцы, – где Оливер был в пятницу вечером, когда Эйприл пропала?

Сначала взгляд парня не отображал ровным счетом ничего, все еще оставаясь направленным абы куда, но потом... Мартинес расширил глаза, что с каждой миллисекундой становились все темнее, и встретился с растерянным взглядом Виктории.

Он хорошо помнил, что в давно минувшую пятницу Оливер ушел из «Меломана» после обеда, оставив закрытие магазина на своего работника. Сейчас Уильям судорожно пытался вспомнить все детали того дня, но ничего нового на ум не приходило. Его босс ушел около двух-трех часов, и Мартинес остался в магазине один, не считая изредка наведывающихся покупателей. А в завершении дня явилась Виктория и разыграла занятный спектакль для Питера Нельсона, примерив на Уильяма имя Итан.

– No puedo creerlo, – прошептал он, переваривая все услышанное. Руки так и сжались в кулаки, а выраженная линия челюсти заметно напряглась, когда Мартинес крепко стиснул зубы. – Оставайся здесь, – чужим голосом распорядился парень и сорвался с места.

– Уильям, постой! – прокричала Виктория, тут же бросаясь за ним вдогонку. – Куда ты?

– Оставайся здесь! – на ходу обернувшись, повторился он и скрылся за углом.

Пока Виктория безмолвно хлопала глазами в непонимании, что произошло, Уильям уже покинул «Хай-Хоупс», глубоко наплевав на последнее занятие. Ноги сами несли его в «Меломан».

Мартинес не обращал внимания на те мысли, что крутились в его голове, покуда он спешил в магазин. Уильям не пытался подключать логику, не копался в чертогах разума и уж тем более не выстраивал стратегический план по выяснению сложившихся обстоятельств. Он просто пулей мчался к месту работы, переисполненный разрушающей ярости.

– Мартинес! – с обезоруживающей улыбкой воскликнул Оливер, едва его работник появился в торговом зале. – Ты сегодня рано, – он мельком глянул на часы, – твой рабочий день только через... Уильям?

Сквозь зубы зашипев, Мартинес обеими руками схватил Оливера за ткань серой футболки и порывисто прижал его к стене, отчего один из висящих на ней постеров в рамке свалился на пол буквально в паре миллиметров от парней. Осколки стекла со звоном разлетелись по сторонам.

– Эй! – возмутился Уэббер, от эффекта неожиданности не успев ничего предпринять против сильной хватки Мартинеса. – У меня с твоей блондиночкой ничего не было! Не попутал ли ты чего, амиго, решив тут руки распускать?!

Уильям пропустил его слова мимо ушей, резко впившись пальцами в его правое запястье.

– Что это? – требовательно процедил он и потряс у лица Оливера его же рукой, на которой болтался браслет.

– А? – непонимающе выпалил Уэббер. – Ты о чем?

– Откуда у тебя браслет Эйприл Моррисон? – решив не ходить вокруг да около, задал прямой вопрос Уильям. А когда он наткнулся на ничего непонимающий взгляд серых глаз Оливера, то с еще большей силой сдавил пальцами его запястье. – Отвечай сейчас же, черт побери!

– Кто эта Эйприл Моррисон? – искренне недоумевал Оливер и, не уступая своему оппоненту в физической силе, резко дернулся. – Пусти меня, Мартинес! Не вынуждай отвечать тебе тем же!

Но Уильяма было уже не остановить. Он навалился на Уэббера всем телом, не давая ему возможности воспротивиться своему натиску.

– Отвечай. Как ты связан с Эйприл Моррисон, и почему на тебе ее браслет? Отвечай по-хорошему, иначе я выбью из тебя эти ответы.

– Что?! Это мой браслет, недоумок! – прорычал Оливер и, снова резко дернувшись, отбился от Уильяма, который даже пошатнулся, но чудом удержал равновесие. Уэббер тут же отступил подальше, тяжело дыша и выравнивая на плечах заметно растянутую Уильямом футболку. – Я не знаю никакой Эйприл! Что за бес в тебя вселился?!

Крепко схватившись за край прилавка рукой, Мартинес пытался унять бешеное сердцебиение.

– Где ты был вечером пятницы, когда проходила ярмарка «Мистер Пампкин»?

– Это что, допрос, шериф Мартинес? – усмехнулся Оливер, как и Уильям, пытаясь успокоиться. – В чем ты сейчас намереваешься меня обвинить? Или просто захотелось надрать зад начальству?

– Эйприл Моррисон – та девушка, что бесследно пропала в тот вечер после ярмарки. Ее не может найти ни полиция, ни поисковой отряд «Ред-Хелп». На тебе ее браслет, Оливер. И если ты сейчас же не начнешь отвечать на мои вопросы, мне придется заставить тебя.

На лице Уэббера, наконец, отобразилось понимание происходящего. Он тяжело вздохнул и полез в карман джинсов, чтобы извлечь оттуда свой мобильник. Пару мгновений пробегаясь пальцем по сенсорному экрану телефона, Оливер подошел к Уильяму.

– Это две тысячи пятнадцатый год, мое первое сафари. Я обожаю путешествовать. Ну, знаешь, не греть задницу на пляже, а активный отдых: походы, поездки, скалолазанье... Люблю рисковать, – парень усмехнулся, открывая следующую фотографию. – Это пару дней после предыдущего фото. Тогда я купил себе эти четки на местном рынке с прочими сувенирами у одного весьма забавного дедули, – Оливер приблизил фотографию, где стало хорошо видно его загорелое запястье, на котором и красовался упомянутый аксессуар. – Не знаю, где Эйприл Моррисон приобрела свой браслет, но зато мне известно, откуда у меня мой.

Мартинес с облегчением выдохнул. Сначала он ощутил, как с его плеч падает непомерный груз, а затем... Уильяма с макушки до пят окутало чувство стыда. Казалось, даже его смуглые щеки запылали огнем.

Сомнений в том, что Оливер Уэббер никаким образом не причастен к произошедшему с Эйприл Моррисон, у Уильяма больше не было. Предоставленные Оливером доказательства не вызывали ни капли сомнений в своей правдоподобности. Мартинес был уверен: на фото действительно его босс из две тысячи пятнадцатого года, и об этом говорила его прическа, что разительно отличалась от нынешней. Ранее Уэббер носил короткие волосы, выгоревшие на палящем солнце. Да и браслет, будь он неладен, хорошо виднелся на снимке.

– О, боже... – пробормотал Уильям, яростно растирая лицо ладонью. – Прости, Оливер, даже не знаю, что сказать в свое оправдание. Можешь меня уволить.

Уэббер кривовато улыбнулся.

– Не стану я тебя увольнять, Мартинес. Расслабься.

– Правда, не понимаю, что на меня нашло. Я мог поговорить с тобой нормально, но... Я разозлился. Думал, ты причастен к исчезновению Эйприл. Как только Виктория заикнулась о твоем браслете, что, как она думала, принадлежит ее подруге, я... Просто немыслимо!

– Значит, Виктория предположила, что я замешан в криминальщине? – фыркнул Оливер. – Славненько.

– Я понимаю, как это неприятно слышать. Виктория просто очень переживает из-за того, что Эйприл пропала. Не обижайся на нее, Оливер. Она жутко напугана и растеряна.

– И ей нужна поддержка, – окинув Уильяма многозначительным взглядом, дополнил Уэббер.

– Знаю, – кивнул Мартинес. – Я пытаюсь быть ей полезным.

– Ну-ну, – с хитрой улыбкой буркнул Оливер, отбрасывая назад растрепавшиеся волосы ладонью.

Уильям в недоумении сдвинул брови.

– Что означает это твое «ну-ну»?

– Сам распутаешь это дело, – по-доброму издевался Уэббер. – Одно ты уже благополучно раскрыл.

– Все-таки злишься, да? – потупив взгляд, промямлил Уильям. – Что ж, имеешь полное право.

– Не кисни, амиго, все нормально, – отмахнулся Оливер. – И живо убери это безобразие, – он указал в сторону осколков от рамки, – не хватало еще стекла по всему магазину растащить.

– Сделаю, – тут же подорвался выполнять поручение босса Мартинес. – Только можно просьбу? Не называй меня так.

– Как? – Уэббер несдержанно хихикнул. – «Амиго»?

– Да, – поморщился Уильям и добавил: – пожалуйста.

– Хорошо. И, кстати, об Эйприл. На твоем месте я бы поступил так же.

Мартинес, что уже взялся за метлу и совок на длинной ручке, благодарно улыбнулся Уэбберу.

– Мне нужно было это знать.

Оливер лишь коротко кивнул и вернулся к своему делу, от которого так бесцеремонно оторвал его Уильям.

Спустя пару часов хозяин «Меломана» оставил свое детище на Мартинеса, у которого на завтра был запланирован выходной. Вместо него Оливер собирался обучать стажера, чтобы тот вскоре официально заступил на должность продавца-консультанта. Уильяма не радовала перспектива отсиживаться дома, но он также подумал, что это отличная возможность вплотную заняться учебой. Более того, Мартинес решил не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, и пока не было покупателей, заполнял пробелы по культурологии. Он обложился конспектами в каморке и предусмотрительно приоткрыл дверь, чтобы услышать оповещающий о приходе покупателей колокольчик на двери. Клиентов было не много, а потом пришло время закрываться.

Уильям захлопнул двери «Меломана» и уже собирался двинуться в сторону дома, однако на мгновение замер у входа, заметив у окон магазина знакомую девичью фигуру.

– Виктория, ты чего здесь?

Девушка, что все это время прятала руки в карманах пальто, подошла к Уильяму и потупила взгляд.

– Я пришла, чтобы поговорить с Оливером. Хотела извиниться перед ним, да и перед тобой тоже. Я не решалась зайти, все ждала, когда закончится рабочий день.

– Оливер давно ушел. Я ведь писал тебе, что все в порядке, – хмурился Мартинес. – Ты не получила мои сообщения?

– Конечно, получила. Но я хотела поговорить лично. Мне очень стыдно за то, что я надумала насчет Оливера, да еще и натравила на него тебя. Я просто идиотка...

– Не нужно так беспокоиться. И извиняться тебе не за что. Наоборот, ты проявила бдительность.

– Да уж...

– Но нельзя похвалить тебя за то, что ты в такой час разгуливаешь тут одна, – ранее миролюбивый тон Уильяма сменился строгим. – Виктория, мы до сих пор не знаем, где Эйприл и что с ней сейчас. Небезопасно ходить по улицам Ред-Хиллс совсем одной.

МакИвен удивленно моргнула, не ожидая, что Мартинес станет ее отчитывать.

– И что же, мне теперь всегда отсиживаться дома?

– Просто будь осторожна.

Виктория улыбнулась, вовсе не собираясь обижаться на Уильяма за его резкий тон. Она понимала, что он прав.

– Буду, обещаю. Так я могу как-нибудь загладить перед тобой свою вину?

– Брось... – пробормотал он. – Ты ни в чем передо мной не виновата.

– Но мне хочется угостить тебя чем-нибудь. Зайдем в «Дабл Капс»?

Уильям не смог отказать. Ему и самому не помешало бы абстрагироваться от тяжелых размышлений, которые в последнее время бессовестно поселились в его голове, да и сегодняшнего неприятного инцидента с Оливером. По дороге в кофейню он вспомнил, что забыл свои конспекты по культурологии в каморке «Меломана» и уже собирался вернуться, но решил, что лучше заберет их завтра. Сегодня все равно к учебе он вряд ли вернется: на то не оставалось ни сил, ни желания.

Они расположились за свободным столиком, коих было не так уж и много этим вечером. Уильям молчаливо оглядывал «Дабл Капс», словно оказался здесь впервые, а Виктория наблюдала за парнем и все думала: что же на самом деле происходило с ним все эти дни? К концу дня Мартинес стал только мрачнее, и это не могло ускользнуть от ее внимания.

– Сильно вы с Оливером повздорили? – после затянувшегося молчания опасливо спросила МакИвен.

Уильям поморщился. Ему не хотелось об этом говорить.

– Знаешь, я очень разозлился и даже чуть не ударил его. И ты не представляешь, как мне сейчас за это стыдно. Но как только я представил, что Оливер на самом деле может оказаться не тем, за кого себя выдает, то просто слетел с катушек. Я на дух не переношу двуличных людей.

– Все из-за меня, – настаивала Виктория. – Чего тебе стыдиться?

– Я потерял самообладание, – виновато произнес Мартинес. – Впрочем, это уже не важно.

– Расскажи мне, что у тебя случилось? Я ведь вижу, что ты сам не свой.

Уильям не сразу нашелся с ответом. Стоит ли говорить Виктории, что он в последнее время только и делал, что занимался самобичеванием, в бессчетное количество раз оплакивал самую большую трагедию своей жизни и все никак не мог понять, за какие грехи судьба оказалась так с ним жестока? Естественно, он принял решение обо всем этом умолчать.

– Приезжали мои родители, а у меня с ними не самые лучшие отношения, – внезапно разоткровенничался Мартинес. – К сожалению.

– И поэтому ты уехал из Бостона? – не постеснялась спросить Виктория.

– Отчасти, – кивнул он. – Между нами нет взаимопонимания, и это всегда мешало адекватному общению. В общем, мы поцапались, как всегда бывает, и... Мне нужно было немного времени наедине с собой.

МакИвен посмотрела парню в глаза и столкнулась с такой невыразимой печалью, что в груди неприятно засаднило. Сейчас Уильям виделся ей не просто одиноким, а как будто потерянным для всех, в особенности для себя. Она не собиралась бередить ему душу и доставать разговорами о семье, но чувство жалости к этому добросердечному парню болезненно терзало ее изнутри.

Виктория накрыла руку Уильяма своей ладонью в утешающем жесте.

– Не печалься. Все непременно наладится. Что я могу для тебя сделать, чтобы ты перестал грустить?

– Ты очень добра, Виктория, – мягко промолвил он. – Но я правда в норме.

МакИвен нехотя отодвинула свою руку, и в этот момент уголки ее губ поползли вверх.

– Тогда улыбнись! – потребовала она в попытке немного расшевелить Уильяма. – В качестве доказательства.

Мартинес не сдержал искренней улыбки, тем самым вынуждая Викторию звонко рассмеяться.

– Так-то лучше! – девушка ликующе вскинула вверх сжатую в кулачок руку. – Тебе к лицу улыбка, – уже не так эмоционально выпалила она и только после сказанного поняла, что ляпнула это вслух. – Э-э-эм, я... наверное, пойду возьму нам молочные коктейли, – тут же стушевалась Виктория и поспешно поднялась из-за своего места. – Что скажешь?

– Классная идея, – согласился Уильям и полез во внутренний карман куртки за своим портмоне.

– Нет-нет, – МакИвен замахала руками, – оставь это! Я ведь угощаю, забыл?

– Но...

– Это не обсуждается, мистер, – обрывая Мартинеса на полуслове, продолжила возражать Виктория. – Сидите тут и ждите свой коктейль, пожалуйста!

Тихонько прыснув в кулак, он сдался.

– Как скажете, миледи.

МакИвен картинно присела в реверансе и, оставив Уильяма за столиком одного, отправилась делать заказ.

***

Тесноватая и малоосвещенная каморка лучшего музыкального магазина Ред-Хиллс по версии Оливера Уэббера наполнилась негромкими звуками перебора гитарных струн. Мелодия еще не звучала ладно: она то приостанавливалась, когда игравший брал паузу, дабы вспомнить следующий аккорд, то хаотично срывалась, едва неправильно взятое сочетание звуков создавало дисгармонию.

Виктория МакИвен взяла в руки гитару впервые за несколько лет. И чтобы выбранный ею мотив стал приятным уху слушателя, ей нужно было потренироваться. Немного побренчав, она опустила правую руку на золотисто-желтый корпус гитары и, самокритично поджав губы, задрала голову вверх.

– Как-то так, – раздосадовано произнесла Виктория.

– Немного практики – и все пойдет, как по маслу! – ободряюще уверял Оливер Уэббер. Он привел МакИвен сюда и ненадолго задержался, чтобы понаблюдать за ее игрой. – На этой ноте я, пожалуй, оставлю тебя. Кажется, маленькая мисс Лайла там уже вся извелась, – усмехнулся парень, имея в виду донельзя нервную девушку-стажера, которую взялся обучать для работы в своем магазине.

– Ага, – кивнула Виктория. – Э-эм... Оливер, – Виктория обратилась к Уэбберу, когда он уже направился к выходу в общий зал «Меломана». – В сотый раз спасибо тебе огромное, и... снова прости за то, что подозревала тебя в ужасном, – приглушенно пролепетала она, искоса взглянув на четки, украшающие запястье приятеля. – Ты этого не заслужил.

– Не держу зла, – он пожал плечами. – Хотя, стоит признать: вы с Мартинесом – та еще шизанутая парочка.

– Никакая мы не парочка, – постепенно заливаясь краской, пробормотала МакИвен.

– Время покажет, – усмехнулся Уэббер. – Играй на здоровье, – с этими словами он вернулся к работе.

Слабо улыбнувшись Оливеру вслед, Виктория обратилась к музыкальному инструменту. Девушка принялась перебирать одни и те же аккорды, чтобы они сложились во что-то похожее на песню, которую она выбрала. Боб МакИвен всегда утверждал: гитара – не то, что стоит брать в руки девочке. И теперь Виктория жалела, что не пошла отцу наперекор и не принялась усердно заниматься музыкой, обходясь лишь редкими тайными заходами в музыкальную студию при школе. Но отступать было некуда. Она уже пообещала Уильяму Мартинесу показать хотя бы кусочек той светлой музыки, что сможет проникнуть в самое сердце и вызвать в его загадочной душе самые что ни на есть прекрасные эмоции.

Виктории думалось, что сейчас для этого самое подходящее время. В последние несколько дней Уильям выглядел удрученным, переживая ссору с родителями, о чем он вчера неожиданно поделился с нею. Возможно, ему не слишком и нужна была ее поддержка, но девушка старалась помочь Уильяму воспрянуть духом. Все-таки он не оставил еще совсем малознакомую Викторию в тот момент, когда Эйприл пропала. И сейчас МакИвен всей душой надеялась, что лучи солнца прорвутся сквозь тучи, и Мартинес улыбнется. Хоть ненадолго...

Для полноты картины музыку стоило соединить с каким-никаким вокалом, и Виктория, предварительно хорошенько прочистив горло, несмело запела, очень стараясь попадать в такт музыке струн:

– Oh yeah, I'll tell you something

I think you'll understand

When I'll say that something

I want to hold your hand...

Виктории удалось пропеть эти строки без единой запинки, и она исполнила короткий победный танец руками и головой, решив продолжить репетицию. Ей всегда нравилась классика. Особенно «The Beatles» со своей обезоруживающе непосредственной композицией, полной так необходимыми сейчас светом и добротой.

Уильям Мартинес вопреки своему расписанию рабочих смен двигался в сторону «Меломана». Сегодня парень опять задумал засесть за подготовку к надвигающимся экзаменам, и первым пунктом в его личном списке все еще стояла культурология – одна из самых сложных дисциплин для студентов, обучающихся по университетской программе «история искусств». Уильям решил отбросить все свои печали и заручился мотивацией, однако неминуемо столкнулся с реальностью: вчера его забитый не самыми приятными мыслями мозг отказался с ним сотрудничать, посему важнейшие конспекты по и без того трудному для восприятия предмету были опрометчиво оставлены в каморке магазина.

И когда это он умудрился стать таким растяпой? С каждым пройденным метром на пути в «Меломан» Уильям ускорял шаг и злился на себя за то, что теряет свободные минуты на исправление собственных ошибок. А все потому, что родительский приезд попросту выбил его из привычной колеи. Отчасти Мартинес даже был рад тому, что отец обрубил все концы, запретив ему возвращаться домой. Теперь его дом был здесь: в Ред-Хиллс.

Отворив дверь «Меломана», Уильям услышал звон колокольчика над своей головой и даже про себя усмехнулся, отметив выражение лица стажерки, что сперва приняла его за нового покупателя. Девушка явно была испугана, и Уильяму подумалось, что его лицо выглядело абсолютно аналогично в первый рабочий день.

– Привет, Лайла, – коротко бросил Мартинес, кивнув невысокой девушке, чьи раскосые глазки-бусинки выглядывали из-под очень длинной прямой челки, как у пони. – Как работается? – ненадолго остановившись у витрины, вежливо поинтересовался он.

– Х-хорошо, – еле слышно откликнулась Лайла, нервно теребя ворот своего вязаного черно-зеленого джемпера. – Оливер только что ушел, если ты у него хотел что-то спросить. Но я могу передать.

– Нет-нет, мне бы просто забрать пару бумаг из каморки. Дашь ключ?

– Там открыто.

Решив далее не поддерживать диалог со стажеркой, что и без того не находила себе места, Уильям зашагал к маленькой комнатке. Приблизившись к двери, он уже хотел было повернуть ручку, но услышал то, что заставило его замереть.

Звуки музыки в магазине со столь говорящим названием вряд ли бы кого-то удивили, но сейчас они лились не из колонок. Не желая нарушать музыкальную идиллию, Уильям бесшумно повернул потертую круглую ручку и приоткрыл дверь, оставив между ней и проемом расстояние с ширину его ладони. Заглянув в образовавшуюся щель, он затаил дыхание.

Виктория МакИвен устроилась на невысоком стареньком стульчике, склонившись так, что кончики ее светлых волос иногда мягко касались корпуса гитары. Она сосредоточенно перебирала струны и одновременно напевала:

– Oh please, say to me

You'll let me be your man

And please, say to me

You'll let me hold your hand

Now let me hold your hand...

Мартинес наблюдал за Викторией уже достаточно долго и почувствовал себя ужасно неловко. Ему бы стоило как-то обозначить свое присутствие, ведь подглядывать как минимум неприлично. Парень понимал, что ему не стоит находиться в каморке в этот момент: очевидно, он здесь лишний. Но что-то останавливало его. Уильяму даже захотелось стать невидимкой, чтобы подойти к Виктории поближе, не спугнув ее. Он бы созерцал, как тонкие пальцы перебирают грубые струны, а на бледном лице медленно появляется радостная улыбка, когда голос переплетается с аккордами, позволяя песне родиться.

Мартинес видел в этом некое подобие чуда. И пусть знаменитые на весь мир «The Beatles» пели от лица мужчины, что так хочет превозмочь свою робость и сделать первый шаг к возлюбленной, из уст Виктории это произведение звучало как настоящее откровение. Да, вокал МакИвен без преувеличений был замечательным: негромким, но таким нежным и пронзительным...

– I wanna hold your hand, – отрывисто допела Виктория.

Уильям негромко прикрыл за собой дверь. Скрываться больше не было смысла.

Девушка испуганно вздрогнула, едва не выронив гитару из рук, и резко развернулась на стуле.

– Боже милостивый, – улыбнувшись с облегчением, пролепетала она. – А я-то была уверена, что ты сегодня не работаешь.

– Пришел забрать свои бумажки по учебе, – Уильям неопределенно махнул рукой, указывая на стопку листов, сплошь исписанных строками его размашистого почерка.

Как он и предполагал, конспекты мирно ожидали его в каморке «Меломана», да еще и на самом видном месте: на слегка покосившейся полке, где помимо листов с записями Уильяма обитали моющие средства, предназначенные, как заявлял хозяин магазина, для «идеального блеска витрин».

– Здорово поешь, – отметил Мартинес, что уже успел затолкать бумаги в свой рюкзак и теперь бездумно переставлял разноцветные флакончики с моющей жидкостью. – Я бы хотел послушать еще, если ты не против.

– Не против. Это ведь для тебя.

– Хм? – Уильям в непонимании приподнял густую бровь.

– Помнится, я обещала познакомить тебя со своей музыкой, – хитро прищурилась Виктория, склонив голову к правому плечу. – Хочу доказать, что добрые и светлые эмоции тоже могут быть яркими и сильными.

– Что ж, я готов, – со скрипом подтащив к себе свободный деревянный стул, Мартинес уселся лицом к спинке напротив МакИвен и принялся с упоением слушать ее пение.

Лицо Виктории озарилось улыбкой, пока она пела. В ее зеленых глазах плясали озорные огоньки, да и вся она словно светилась, излучая тепло, которое Уильям ощущал буквально кожей. Мартинесу даже стало совестно находиться с нею рядом, ведь он – такой закрытый, запутавшийся и потерянный, просто-напросто не заслуживает этого тепла. Но все же Уильям слушал Викторию, жадно вбирая в себя каждый звук, словно эта песня станет последним, что он услышит в своей жизни. МакИвен все пела, и Мартинес не хотел, чтобы она останавливалась. Но ей пришлось: песня подошла к концу.

Парень смотрел в одну точку, куда-то сквозь Викторию, не в силах выйти из оцепенения. Мурашки все никак не отпускали его кожу под одеждой, и ему пришлось приложить усилия для того, чтобы вернуться в реальность. Тем более, МакИвен уже испытующе сверлила Уильяма взглядом, словно ожидала какого-то вердикта.

– Это было... Очень... очень мило. Правда, – как на духу выпалил Мартинес, и Виктория громко расхохоталась.

– Мило? Кто же ты такой и куда дел прежнего угрюмого Уильяма? – отшутилась девушка, прислонив гитару к спинке стула, да там ее и оставив.

– Никуда. Он все еще здесь, – неохотно признался парень, поднимаясь со стула.

Виктория последовала его примеру. Она решительно подошла к Мартинесу поближе и опустила ладони на его запястья.

– Ему и не нужно уходить, – Виктория покачала головой, стараясь поймать взгляд погрустневших карих глаз. – Ведь кто сказал, что задумчивость – это порок?

Уильям смотрел на девичьи руки из-под темной челки, и грусть вновь завладела его сердцем. Тонкие бледные пальцы уверенно сжимали кожаный материал мужской куртки, который все же пропускал тепло нежных рук. Уильяму казалось, он должен объясниться перед Викторией. Сказать, наконец, что печалит его, что сводит с ума и заставляет погружаться в депрессию. Но как? И, главное, зачем, если он все это время просто был собой?

– Задумчивость? Я...

– Ты можешь называть это так, как твоей душе угодно. Но я хочу, чтобы ты понимал: тебе не нужно притворяться или пытаться быть тем, кем ты не являешься, Уильям. Потому что ты – такой, какой есть... И ты замечательный.

Мартинес опешил, когда Виктория переместила пальцы с его запястий ниже и уверенно сжала широкие ладони. Она смотрела ему в глаза с такой открытой, подобострастной искренностью, что он не знал, куда спрятаться от этого пронизывающего взгляда янтарно-зеленых глаз. И Уильяму хотелось смотреть на Викторию в ответ, хотелось восхищаться тем, насколько неподдельна ее простота, и как прекрасна улыбка... Но он немедленно себя одернул.

Мартинес чувствовал себя гнусным пройдохой, который так запудрил девушке мозги, что теперь она была полностью уверена в ошибочном: «он замечательный». Но ведь Виктория совсем ничего о нем не знает! Ни о его темном прошлом, ни о настоящем, несущем в себе немногим больше света. Неизвестно ей и о смутных, пугающих образах, зачастую приходящих к нему неожиданно, но неизменно вводящих в оцепенение. И ничего замечательного в этом Уильям не находил.

– Вовсе нет, – коротко произнес он и, поддавшись секундной слабости, попался на крючок и встретился взглядом с глазами Виктории.

А в душе девушки разгоралось пламя, требующее выпустить на волю те эмоции, что так сильно в ней бушевали, стоило только появиться рядом этому молодому человеку. Его близость, теплые руки и манящий запах не давали Виктории покоя. Она уже с трудом поддерживала равновесие, но старалась из последних сил. Глаза ее застилало тоненькой поволокой, одновременно заставляющей ранее неизведанному ощущению зародиться где-то в районе затылка, а затем медленно, но так приятно растечься вниз, по спине и к ногам. Это удивительное чувство становилось все сильнее, и вот, девушка уже не смогла более с ним совладать.

Отчаянно зажмурившись, Виктория МакИвен сделала один большой шаг к Мартинесу и, стремительно вторгнувшись в его личное пространство, прикоснулась к чувственным, местами искусанным губам своими. Поначалу это было так сладко, что Виктории казалось, будто она отрывается от земли и уже парит отдельно от своего тела. Уильям сжал ее руки в ответ, и тогда девушка мысленно улыбнулась и смело подалась вперед, тесно прижимаясь к его груди.

Однако что-то пошло не так.

Уильям был очень напряжен. Его грудь стала каменной, а плечи и руки оцепенели. «И это его реакция на поцелуй?» – мимолетом пронеслось в сознании Виктории. Она опасливо приоткрыла глаза, и Мартинес отстранился, отступив назад и сделав длинный шумный вдох. Судя по его растерянному лицу, он вовсе не был в восторге от того, что сейчас произошло.

Безмятежная нега Виктории сменилась досадой и замешательством, что стесняли ее, точно промокшая в непогоду обувь. Еще несколько мгновений они с Мартинесом смотрели друг на друга неотрывно, словно решая, кто первый заговорит о случившемся.

– Виктория, что ты... делаешь? – судорожно подыскивая слова, которые не обидели бы девушку, мямлил Уильям.

Сердце Виктории билось часто и болезненно, а руками завладела неприятная, липкая дрожь: она просто сгорала со стыда, ибо ошиблась. Вновь ошиблась, приняв свои, теперь уже кажущиеся нелепыми, чувства за взаимные. Ей бы сейчас сквозь землю провалиться, вот только кафельный пол и фундамент здания магазина выступали серьезной для этого помехой. Так что у МакИвен оставался всего один выход: через дверь.

– Я пойду, – как можно более спокойно бросила она, хотя голос, как нарочно, порывался задрожать. Поправив на бедрах покосившиеся края бордовой вельветовой юбки, Виктория принялась собирать верхнюю одежду.

– Виктория, постой, я же не хотел... – бессильно оправдывался Мартинес, стараясь хоть как-то исправить ситуацию.

– Я так и поняла, – натянуто улыбнулась она, быстро одеваясь на ходу. – До свидания, Уильям.

Оставив оторопевшего парня одного в растрепанных чувствах, Виктория пулей покинула маленькое служебное помещение, а затем, старательно избегая взгляда стажерки, и зал «Меломана».

Стоило входной двери магазина захлопнуться за ней, а колокольчику прощально и словно сочувствующе звякнуть, как девушка дала волю обуявшим ее эмоциям. Борясь с ледяным декабрьским ветром, Виктория порывисто шагала вверх по улице и тихо всхлипывала, пряча быстро покрасневший от холода нос в шарфе и глотая неумолимо подступающие к горлу горчайшие слезы. «Глупая, глупая Вики, – мысленно отчитывала себя она. – И на что же ты, черт возьми, надеялась?»

Совершенно сбитый с толку Уильям Мартинес так и стоял посреди каморки, не в силах пошевелиться. Он лишь невесомо касался подушечками пальцев своих губ, на которых минутами ранее Викторией был запечатлен такой странный, вырывающий почву из-под ног поцелуй. Неужели во всех шутках Оливера была лишь доля той самой шутки? Неужели сам Мартинес, не осознавая того, по неосторожности заморочил девчонке голову настолько, что она испытала к нему какие-то... чувства?

Он боялся этого. Боялся не меньше своих ужасающих видений. Но, невзирая на это, Уильям сейчас пребывал в непонятной ему эйфории.

И с этим ему еще только предстояло разобраться.