Глава 19.
Мои слова всё ещё висели в воздухе, как дым от сгоревшего письма, и они пахли правдой, болью и тем, что уже невозможно развидеть. Я выдохнула. Медленно. Как будто удерживала дыхание весь рассказ.
Максвелл не пошевелился. Он сидел в кресле, с локтями на коленях, глядя куда-то сквозь меня. Лицо словно застывшее — не скованное страхом, а парализованное логикой, которая не знала, куда теперь всё это складывать.
— Ну... — пробормотал Уильям, откидываясь на спинку кресла. — Потрясающе. Только этого нам и не хватало.
Он потёр лицо ладонями, будто пытался стереть услышанное вместе с усталостью, но получилось так себе.
— Выглядел как человек, но не был человеком, — начал он вслух, как бы пересчитывая. — Говорил, что здесь с начала времён. Упомянул Харкровов, упомянул проклятие, трещину.
Он замолчал и посмотрел на меня.
— Ты уверена, что не спала?
Я не ответила. Просто подняла бровь. И он тут же отмахнулся:
— Ладно-ладно. Шучу. Слабо. Но это всё...
— Реально, — закончил за него Максвелл. Голос его был хриплый, низкий. Он откинулся в кресле, уставившись в потолок, как будто там должны были появиться ответы.
— И чертовски логично, — добавил он. — Слишком логично, чтобы быть выдумкой.
— Ну что ж, — отозвался Холт. — Думаю, теперь у нас есть кое-что получше, чем гипотезы.
Максвелл встал. В его движениях было напряжение, как у человека, который вот-вот бросится в огонь — потому что выхода уже нет. Он посмотрел на меня, в этот раз дольше, чем раньше.
— Спасибо, Рут, — сказал он. Тихо. Неформально. Без привычной грубости. Но в этих двух словах было больше, чем в любом извинении.
Я кивнула. Не улыбнулась, не тот момент, но внутри что-то дрогнуло. Лёгкий сдвиг, как будто камень, который давно лежал на сердце, чуть сдвинули в сторону.
— Ладно, — Максвелл провёл рукой по затылку, — пора решать, что с этим всем делать.
— И быстро, — добавил Холт, вставая. — Потому что если Себастьян действительно близок к завершению, у нас остаются считанные дни. Может, даже часы.
— Стойте-стойте, — перебила я их, подняв руку. — А что с Ноа?
Холт и Максвелл переглянулись. Тень неудобства скользнула по лицу Уильяма, а Эллиот слегка скривился, будто уже ждал этого вопроса, но всё равно надеялся, что я его не задам.
— Он всё ещё в камере, — нехотя ответил Максвелл. — Спокойный, молчит. Не буянит, не просит выйти, не пытается съесть стены. Просто... сидит. Ждёт.
— И ты его просто держишь там? — прищурилась я.
— Пришлось постараться над формулировкой, — сухо буркнул Максвелл. — Задержание без ордера, без статьи, без жалобы — пришлось выкручиваться. Написал, что может быть опасен для себя и окружающих, пока не пройдет полное обследование.
— Без психиатрии не обошлось, — вставил Уильям, закатывая глаза. — Ноа вряд ли будет в восторге, когда всё узнает.
— А что мне было делать? — Эллиот посмотрел на меня. — Отпустить? Сказать "удачи, если вдруг одержит, постучи"?
Нет. Пока мы не знаем, насколько он чист, насколько вообще остался собой, — он остается под замком.
— И сколько ты его так продержишь?
— Пока могу. Я, конечно, не волшебник, но репутация еще работает. Пару дней точно потяну. Больше — будет шум.
— А дальше? — спросила я, глядя то на одного, то на другого.
— Вернёмся к плану, — сказал Эллиот. — К старому. Выпустить Ноа.
— Дать ему идти... туда, куда его тянет, — добавил Холт. — А мы пойдём за ним.
Я нахмурилась.
— Он же сам просил об этом. Чтобы, если что, его убили. Вы всё ещё считаете, что он может привести нас туда, не поддаваясь влиянию?
— Мы не уверены, — честно признал Максвелл. — Но другого пути нет. Он связан с этим глубже, чем кто-либо из нас.
Он уже... часть всего происходящего. И, возможно, он — единственная дверь внутрь.
— И если он потеряет контроль? — уточнила я.
— Тогда, — Уильям потер переносицу, — у нас будет не только путь к Себастьяну, но и выбор, который мы должны будем сделать. Очень быстро.
— Убить его? — я сказала это вслух. Глухо. Как факт, с которым никто не хотел иметь дело. Они оба молчали. И в этом молчании было всё.
— Когда?
— Завтра утром, — ответил Эллиот. — Мы его "освободим".
Вроде как — по результатам медосмотра. Под мою личную ответственность.
— И всё, что останется, — Холт бросил короткий взгляд в сторону окна, где за стеклом клубилась ночь, — это следовать за ним. До самого конца.
Я кивнула. Никаких возражений. Никаких "а если". Теперь был только один путь — вперед.
Мы не стали говорить больше. Слов и так было слишком много за один вечер. Головы гудели, мысли путались, и напряжение висело в воздухе густо, как сигаретный дым — тот, что въедается в одежду, в кожу, в кости.
Эллиот встал первым. Молча. Прошёл на кухню, поставил чайник, потом — без лишних комментариев — вынес из шкафа подушку, одеяло, аккуратно разложил их на диване в гостиной.
— Спальня твоя, — бросил он в мою сторону, не глядя. — Слева по коридору.
Я прищурилась.
— А ты? А Уильям?
— Я на диване. Он старый, но не кусается. А Уильям поспит в машине.
Холт лишь хмыкнул.
Мне хотелось что-то сказать, может, подколоть... но я видела: они и правда устали. Не физически — морально. Так что просто кивнула.
Я прошла по коридору, приоткрыв дверь. Комната была простая, ничего лишнего. Темное дерево, аккуратная кровать, плед в приглушенную клетку, полка с книгами у изголовья — "Атлас анатомии", "Криминалистика. Практика", "Гроздья гнева" и потрепанное издание "451° по Фаренгейту". На прикроватной тумбе — часы, старая зажигалка и какой-то почти стёршийся брелок. Воздух пах...Им. Не резким парфюмом, не табаком. Он был чистым, немного хвойным.
Я села на край кровати, провела ладонью по одеялу. Всё аккуратно. Даже слишком. Как будто он здесь почти не спал.
В соседней комнате диван скрипнул. Я услышала, как он лёг, потом — лёгкий шум, возможно, плед, соскользнувший на пол.
Дом Максвелла был точно таким же, как он сам: сдержанным, угловатым, немного упрямым. Но при этом — тёплым. Без показного уюта, без декоративных подушек и свечей с запахом ванили. Но с живым теплом. Настоящим. И мне вдруг стало очень тихо. И очень спокойно. Хоть на мгновение.
Ночь накрыла дом, как одеяло, плотное и вязкое. С улицы не доносилось ни звука — даже ветер стих, будто весь город задержал дыхание. Но сон не приходил. Я переворачивалась с боку на бок, смотрела в потолок, считала вдохи. Пыталась думать о чем-то отвлеченном, но мысли всё равно возвращались к нему. К городу. К Летти. К тому, что будет завтра.
Через какое-то время я сдалась. Скинула одеяло, натянула свитер и бесшумно вышла из комнаты, стараясь не скрипнуть полом. На кухне горел теплый свет.
Эллиот сидел за столом, кружка в руке, взгляд — в никуда.
Он услышал мои шаги, но не обернулся. Только сказал:
— Не спится?
— Удивительно, правда? — хмыкнула я, подходя ближе. — Так много поводов для сна.
Я открыла шкаф, достала себе кружку, налила чай — и, после короткой паузы, села напротив. Несколько секунд мы просто молчали.
— Всё слишком быстро, — наконец выдохнула я. — Вчера лавка и Летти, сегодня культ и трещина между мирами. Завтра...
— Завтра может не быть, — тихо сказал он.
Я кивнула.
— Ты боишься?
Эллиот посмотрел на меня. Долго. Прямо. И без привычной маски.
— Да.
Так просто. Без бравады, без отшучивания. Просто да.
— Я тоже, — призналась я. — Но не из-за Себастьяна. Даже не из-за того, что мы можем проиграть. Я боюсь, что всё, что мы делаем, ничего не изменит. Что мы просто будем биться до конца, и он всё равно заберёт её. Всех нас.
Он медленно поставил кружку на стол.
— А если не биться, он точно заберёт. А так... хоть шанс. Хоть выбор.
— Ты изменился, — сказала я вдруг. — Когда всё это началось, ты был... другим. Замкнутым, отстраненным. А теперь ты...
— Устал, — перебил он. — Я просто устал, Рут.
Он провёл рукой по лицу.
— От того, что город всё время рушится. От того, что я не могу никого спасти. От того, что ты с гипсом и синяками. И всё равно рядом.
— Я не могла иначе.
Он посмотрел на меня.
— Я знаю. В этом-то и дело.
Мы снова замолчали. Но это было другое молчание, почти нужное нам двоим. Я чуть склонилась вперёд.
— Эллиот... если завтра всё пойдет не так, если я не вернусь, найди Летти. Найди и спаси её.
— Заткнись, — сказал он тихо. — Ты вернёшься.
Пауза.
— Или я сам за тобой приду.