Глава 18.
Я уже открыла рот, чтобы задать ему еще один вопрос — может быть, самый важный. Что-то про Летти, про Себастьяна, про то, что будет, если мы не успеем... Но вдруг раздался стук в дверь. Глухой, уверенный. Один раз. Потом ещё.
Я обернулась в сторону входа, бросив через плечо:
— Кто ж это принесло в такой час...
И тут же повернулась обратно. Его не было. Никаких следов. Ни скрипа, ни движения, ни даже воздуха, который бы дрогнул после исчезновения. Просто — пустота.
Место, где секунду назад сидел незнакомец, теперь было лишь обычным стулом.
Я устало выдохнула, прикрыв глаза и пробормотала:
— Когда-нибудь я привыкну к этому дерьму. Правда. Когда-нибудь...
Я подошла к двери, пальцы легли на ручку — привычно, почти на автомате, и резко распахнула. На пороге стоял Уильям.
Нахохленный, промокший от вечерней влаги, с тяжёлым взглядом, будто он уже сто раз пожалел, что сюда пришёл.
Я нахмурилась.
— Что? — резко спросила я. Голос был как удар, короткий и сухой.
Он промолчал пару секунд, потом вздохнул и опустил взгляд куда-то в сторону, будто не знал, с чего начать.
— Я... просто пришёл проверить, как ты, — сказал он наконец, негромко.
Я всё ещё стояла на пороге, слегка прищурившись.
— Ты ехал через полгорода, чтобы просто это спросить?
Он криво усмехнулся.
— Ну, у нас всех сейчас немного странные способы заботы, не находишь?
Я отступила в сторону, открывая проход.
— Проходи, раз уж приехал. Только Декс может начать шипеть, он не особо любит вторжения.
— Я постараюсь не шуршать, — пробормотал Холт, заходя в лавку.
Мы молча прошли вглубь, в тёплую часть, возле кассы горела настольная лампа и пахло ромашкой и книгами. Он огляделся, будто впервые замечая, насколько уютно тут может быть, несмотря на вечную пыль и скрипящие половицы.
— Рут... — начал он, но не сразу продолжил. — Не обижайся на Эллиота. Он... он просто не умеет по-другому.
— Он умеет быть грубым. Это точно.
— Потому что он боится. — Уильям сел напротив. — Боится потерять тебя. Всех нас.
Я посмотрела на него.
— Это не оправдание.
— Нет. — Он кивнул. — Но, может, причина. А у Эллиота это почти одно и то же.
Мы на минуту замолчали. Только Декс, недовольный, спрыгнул с подоконника и демонстративно фыркнул.
— Он скучает по тебе, — добавил Уильям тише. — Просто не знает, как это сказать, чтобы не прозвучало как приказы. Или угрозы.
Я усмехнулась.
— Ну, пусть ещё немного скучает. Может, наконец научится разговаривать.
Уильям замолчал, но в его взгляде появилась настороженность. Он медленно развернулся ко мне спиной и, не говоря ни слова, прошёл чуть дальше вглубь лавки, взгляд стал скользить по полкам, по теням от лампы, по занавескам, что едва дрожали от сквозняка, которого не было.
Я проследила за ним глазами.
— Что такое?
Он не ответил сразу. Вместо этого сделал глубокий вдох, почти как животное, которое уловило чужой запах. Нос чуть сморщился, брови сошлись.
— Здесь... кто-то был, — произнёс он медленно.
— Ну, спасибо, Шерлок. Конечно был. Я и Декс, — попыталась отшутиться я, но голос прозвучал неуверенно.
Холт проигнорировал. Пошёл вдоль одного из стеллажей, прикасаясь к краям книг, будто искал нечто невидимое. Его пальцы были осторожны, движения — сосредоточенные. Он казался другим в эти секунды, чуть более хищным, внимательным, чутким, чем обычно.
— Не просто "был", — наконец сказал он. — Энергия свежая. Она... не как твоя. Не как человеческая.
Он остановился у стула, где недавно сидел незнакомец, и провёл рукой по подлокотнику.
— Тепло ещё держится.
Я не сдвинулась с места.
— Ты всегда так определяешь гостей?
— Если они не оставляют следов ног, запаха тела и не открывают дверь — да, — отозвался он сухо, но без упрёка.
— И? — спросила я, хотя уже знала, что он скажет.
Он посмотрел на меня долгим, пронзительным взглядом. Ни раздражения, ни удивления — только усталость и понимание, будто всё это он уже видел, просто с другими людьми.
— Во что ты, чёрт побери, уже успела вляпаться, Рут? — спросил он наконец. Тихо. Без нажима. Но с нажимом в интонации, который не перепутаешь. Я усмехнулась, коротко, но безрадостно.
— Ты хочешь официальную версию или ту, от которой будет трудно заснуть?
— Учитывая, что я уже пару дней сплю урывками в машине, — Уильям облокотился на стеллаж плечом, скрестив руки, —
— Ты прав. Здесь кто-то был. Не человек. Хотя... выглядел вполне по-человечески. Красивый, молодой. Но с такими глазами, в которых — не возраст, а эпохи.
Холт слегка наклонил голову.
— Демон?
— Нет, — покачала я. — Не похоже. Он не угрожал. Не пугал. Он знал. И знал слишком многое, чтобы я могла это проигнорировать. И он... — я замолчала, прежде чем добавила, — сказал, что он здесь с начала времён. Наблюдатель.
Уильям не пошутил, не отреагировал сарказмом. Только медленно кивнул.
— Тогда, боюсь, это моё "вляпалась" — не то слово.
Я посмотрела на Уильяма. Всё, что сидело внутри, бурлило, просилось наружу — всё, что сказал мне тот незнакомец, всё, что я видела, чувствовала, понимала, но не успела сложить в слова.
— Я хотела бы рассказать больше, — выдохнула я наконец. — И тебе. И ему.
И замолчала на секунду, отвела взгляд в сторону, туда, где тени от лампы отбрасывали неровные контуры на стену.
— Но Эллиот... он чётко дал понять, что мне лучше валить. Так и сказал. Так что...
Я чуть пожала плечами, изобразив полу безразличную гримасу, которая не скрывала горечи.
— Я решила, что, наверное, стоит послушать.
Холт посмотрел на меня, закатил глаза и тихо, почти лениво бросил:
— Господи, ты ведёшь себя как в детском саду.
Я резко подняла на него взгляд.
— Что?
— "Он меня прогнал, значит, я обиделась и больше ничего не расскажу!" — передразнил он с таким тоном, что я бы в другой раз швырнула в него подушкой. — Рут, ты взрослая женщина. У тебя гипс. У тебя кот. И у тебя, чёрт возьми, есть информация, которая может всё изменить. Максвелл не святой. Он бывает резким, он тупит, он молчит, когда надо говорить. Но он переживает за тебя так, что у него морду сводит. Просто он такой.
— Это не объяснение, — буркнула я.
— Нет, — усмехнулся Уильям. — Но это причина, по которой ты должна рассказать всё. И мне. И ему. Потому что если ты не скажешь, а мы ошибемся, ты себе этого не простишь.
Я снова замолчала. И впервые за два дня почувствовала, как защита внутри даёт трещину. И он ведь был прав.
—Ну, вообще-то, я и сама собиралась рассказать вам об этом. И тебе, и Максвеллу. Просто... не сразу.
Уильям замер, потом выпрямился, и на его лице впервые за вечер мелькнуло что-то вроде облегчения.
— Слава богу, — выдохнул он, театрально прижав руку к сердцу. — А то я уже начал составлять план похищения. И заставить тебя говорить под пытками — ну, скажем так, с твоим упрямством, это заняло бы недели две.
— Пытки мятным чаем и сарказмом, да? — усмехнулась я.
— Самые изощренные, — кивнул он с серьёзным видом, а потом шагнул к двери. — Ну что, собирайся. Поехали.
— Куда?
— К Максвеллу. Ты же не думала, что я позволю тебе не рассказывать ему это лично? — он распахнул дверь и обернулся через плечо. — А заодно и подкину. Ты ж, как всегда, пешком.
Я фыркнула.
— Декс недоволен. У него был план по развалу цивилизации и кормлению меня до старости.
— Извинись перед ним. Скажи, что срочный выезд. И обещай вернуться. Живой.
Я взглянула на кота. Он не шелохнулся, только лениво прикрыл глаза, будто благословляя.
Уильям ехал быстро, но без спешки. Как человек, который знал: мы и так опоздали, но всё ещё можем успеть.
Салон автомобиля наполнялся мягким светом от уличных фонарей, а за окном город снова начинал напоминать живую вещь — что-то с дыханием, с ритмом, с шёпотом в ветках.
Я сидела на пассажирском сиденье и молчала. Молчала не потому что мне нечего было сказать, а потому, что если начну говорить раньше, чем увижу Эллиота, то просто не смогу остановиться.
Машина мягко свернула с главной дороги. Я тут же повернула голову, мельком взглянув на указатель. Он вёл не к участку.
— Эй, — я нахмурилась, — ты едешь не туда.
— Знаю, — спокойно ответил Уильям, не отрывая взгляда от дороги.
— Мы не в участок?
Он покачал головой.
— Нет. Эллиот у себя. Сказал, не хочет видеть кабинет. Там всё уже в крови и пыли — образно говоря. А может, и не образно.
Я молчала, глядя на поворот, который мы проскочили.
Маршрут поменялся. И не просто географически.
Я шла в его личное пространство. В ту зону, где Максвелл, как правило, не пускал никого, кроме необходимости.
Когда мы остановились у его дома, в окне уже горел теплый свет.
Я выдохнула.
— Почему не предупредил? — спросила я, прежде чем выйти.
Уильям пожал плечами.
— Потому что если бы я сказал, ты бы сбежала в другую сторону. А так — сюрприз.
— Прекрасный, черт побери, сюрприз.
Он усмехнулся.
— Пошли.
Я вышла. Под ногами — старые доски крыльца, скрипучие и чуть влажные от ночной влаги. Дверь открылась, когда мы только подошли.
Эллиот стоял на пороге, с кружкой в одной руке и усталостью, плотно запекшейся в лице. Он не удивился. Он просто отступил в сторону.
Я застыла на секунду у самого порога, когда Эллиот молча отступил в сторону, впуская нас. Он даже не моргнул, не выказал ни малейшего удивления, будто всё это — моё появление, наш общий визит, было заранее прописано в каком-то чертовом плане. Я медленно повернула голову и посмотрела на Уильяма. Бровь поднялась сама собой.
Ты знал. Он ждал. Что, черт возьми, вообще происходит?
Уильям едва заметно дёрнул уголком губ, то ли извиняясь, то ли издеваясь, но точно подтверждая мои подозрения.
Он знал.
Я прошла внутрь, не скрывая скепсиса.
— Ну, конечно, — пробормотала я. — Тайные заговоры, планы без меня, и снова я в роли последней, кто обо всём узнаёт. Классика.
Эллиот закрыл за нами дверь, не сказав ни слова. Только поставил свою кружку на подоконник и устало сел в кресло, слегка опершись на локти.
— Раз пришла — говори, — произнес он. — Я слушаю.
Я посмотрела на обоих мужчин, один с лицом из гранита, другой с едва скрываемым сожалением во взгляде.
И в тот момент во мне всё вскипело.
— Серьёзно? — я шагнула вперёд. — Вот так? Без "привет", без "рад тебя видеть живой", без, черт возьми, хотя бы "прости, что послал тебя к чёрту"?
Максвелл не шелохнулся. Только моргнул. Уильям отвел взгляд в сторону, но угол его рта дернулся, как будто он ждал этого взрыва.
— Ты не можешь просто гнать меня к чертовой матери, а потом, когда тебе снова удобно, сидеть здесь и говорить: "Говори, я слушаю"! Я тебе не собачка, Эллиот!
Я махнула рукой в воздух, чувствуя, как нарастает злость — не дикая, не истеричная, а та, что копилась. Тихая и глубокая, как старая обида.
— Я не просилась быть частью этого. Я осталась, потому что мы были в этом вместе. Потому что Летти... — голос дрогнул, и я взяла паузу, — потому что она всё ещё там. А ты, вместо того чтобы держать рядом того, кто хоть что-то может, просто отталкиваешь. А потом ждёшь, что я буду послушно вываливать все свои тайны, как будто ты всегда прав.
Эллиот опустил взгляд. Медленно. Но ничего не сказал. А это бесило еще больше. Я мотнула головой, делая шаг назад.
— Может, я зря приехала. Может, вы и без меня прекрасно справитесь.
Я уже развернулась на пятке, пульс стучал в висках, а в горле стояла горькая, плотная обида — та, которую невозможно проглотить. Всё внутри кричало: уйди. Не стоит. Пусть сами тонут в своих загадках и упрямстве.
И тут его голос.
— Рут, стой.
Не громко. Не властно. Но иначе. Я замерла, но не обернулась. Просто застыла, сжав пальцы в кулак.
— Я... — он выдохнул, — я не умею по-другому.
Тишина между нами была густой, как сироп. Я чувствовала, как он поднимается со своего места, слышала шаги. Медленные. Осторожные.
— Я знаю, что был резким. Знаю, что... перегнул.
Пауза.
— Но я не прогнал тебя, Рут. Я испугался.
Эти слова прозвучали почти шепотом. Неуверенно. Так, будто он говорил их впервые.
Я всё ещё не оборачивалась.
— Испугался за тебя. За Летти.
— Ты не имел права, — прошептала я.
— Знаю.
Он подошёл ближе. Я чувствовала его дыхание за спиной.
— Но ты... ты единственная, кто держит нас на плаву. Ты — не просто часть этого. Ты — черт возьми, клей. Без тебя у нас просто... осколки.
Я медленно обернулась. В его лице не было маски. Ни камня, ни холода. Только усталость. И... вина. Та, которую он никогда бы не признал при других.
— Останься, — сказал он. — Пожалуйста.
— И ты будешь слушать? Не приказывать?
— Буду.
— И не посылать?
— Обещаю. Даже если захочу. Особенно если захочу.
Я вздохнула, тяжело, сдавленно.
— Тогда слушай, Максвелл. Потому что то, что я тебе сейчас расскажу, — поменяет всё.