Глава 16.
Утро пришло без предупреждения. Без рассвета, без птиц, без солнца. Просто небо стало светлее, и лампы в коридоре начали казаться не такими яркими. Я не спала, только сидела, прислушиваясь. Иногда казалось, что я просто тень на фоне, забытая в углу. И, пожалуй, это было мне на руку. За стенкой слышались приглушённые голоса Максвелла и Холта. Короткие команды, фразы, план, как действовать дальше. Они собирались ехать. Без меня. И пусть.
Я поднялась с места, когда услышала, как хлопнула входная дверь. Машина за окном зарычала, но не сразу тронулась, они что-то обсуждали прямо у капота. Последний шанс выйти, что-то сказать. Но я не вышла.
Просто тихо пошла и покинула участок через боковую дверь, ту самую, что всегда плохо закрывается и предательски скрипит, но в этот раз почему-то сработала почти беззвучно.
На улице стоял блеклый, безвкусный рассвет. Город выглядел уставшим. Он больше не просыпался, он разлеплял глаза из-под тяжёлого сна. Я пошла пешком. Мне просто нужно было подумать. Остыть.
Моя лавка встретила меня так, будто и не замечала моего отсутствия. Всё было на своих местах: витрины, книги, запах сухих трав, пыли и бумаги. Как будто здесь время вяло покачивалось на стуле и попивало мятный чай.
Я прошла внутрь, не включая свет — он был ни к чему. Утренний полумрак, пробирающийся сквозь витражное окно, делал всё мягче, тише. И только тогда я по-настоящему ощутила, как соскучилась по этому месту. По шелесту страниц, по изгибам полок, по легким занавескам, которые сами поднимались при каждом сквозняке, как будто вздыхали.
Стукнуло что-то сверху. Я сразу поняла кто.
— Декс, — выдохнула я, уже поднимаясь по лестнице на второй этаж. На верхней ступеньке меня встретил надутый, оскорбленный до глубины души кот, хвостом он бил по полу, как маятником раздражения.
— Знаю, знаю, я исчезла. Без разрешения. Без объяснений. Ужасно себя вела.
Он фыркнул, и, демонстративно отступив на пол кошачьего шага, позволил себя погладить. Я опустилась рядом, зарывшись пальцами в его тёплую, немного спутанную шерсть.
— Я тебе клянусь — если выживу, то куплю тебе целую курицу. Только тебе. Живую или готовую — сам выберешь.
Он не ответил. Только снова фыркнул, и, с важным видом, направился вниз. Я улыбнулась краешком губ, поднялась и зашла в подсобку.
Переоделась в более тёплую кофту, одной рукой натянула носки и села на краешек старого дивана. И нет — я не собиралась идти за Максвеллом и Холтом. Я просто хотела... побыть. Да просто побыть. И вернуть себя себе. Может быть, это было бегством. Может, — здравым решением.
А если судьба захочет, она сама меня туда вернёт. А пока — я здесь. С Дексом, с тишиной, которую ещё можно назвать своей.
Следующие два дня прошли... медленно. Не тоскливо. Не тревожно. А именно — медленно. Как будто всё внутри и снаружи замерло, растянулось в вязкое состояние ожидания.
Я не уходила из лавки. И не потому, что боялась. Просто позволила себе прожить обычную жизнь, хоть и временно, словно сняв чужую, чужую до боли, кожу.
Утро начиналось с Декса. Он будил меня в семь, как по будильнику — лапой по щеке, коротким "мрр" в ухо, взглядом "вставай, женщина, ты обещала". Я вставала, натягивала кофту, ставила чайник и готовила завтрак. Ему — корм. Себе — чай с мятой и медом и сэндвичи.
Потом я открывала лавку.
Фростморн жил своей жизнью, и редкие прохожие уже спешили по делам. Кто-то махал из-за окна. Кто-то заходил. Покупатели были разные, кто-то искал редкую книгу по местной флоре. Кто-то просил чтиво "от бессонницы, но чтобы не привязало", а кто-то — просто заскакивал поболтать и узнать, жива ли я. Я говорила, что жива. Улыбалась и шутила.
Но внутри... всё равно ждала.
Вечером, когда солнце косилось в стекло, я закрывала дверь, опускала табличку "закрыто", наливала себе чай, иногда — вино. Читала старые книги. Перебирала открытки, которые Летти когда-то прятала между страниц. Иногда ловила себя на том, что ловлю звуки за окном — вдруг машина? Вдруг шаги? Вдруг знакомый голос? Но никто не приходил. Ни Максвелл. Ни Холт.
Ни письма. Ни звонка.
Я продолжала вытирать полы, отмывала полки, которые давно стоило привести в порядок. Рисовала мелом ценники. Но всё это время чувствовала: что-то там, в мире, движется. Слишком медленно, чтобы видеть. Слишком тяжело, чтобы игнорировать.
А я просто...отступила.
Иногда ловила себя на том, что жду, что вот-вот услышу, как щелкнет дверь, как раздастся её голос: «Ты не поверишь, что я только что увидела».
Я даже пару раз поймала себя на том, что заваривала чай на двоих. Открывала ящик, доставала лишнюю кружку... и только потом вспоминала.
Летти всегда была бурей. Слишком громкой, слишком живой. Такой, что от неё уставали, но и без неё было как без кислорода.
Она заполняла собой всё пространство, как свет, который не замечаешь, пока он не погаснет.
Я скучала. Я скучала не по разговорам, а по присутствию. По тому, как она могла пройти мимо и хмыкнуть. По тому, как оставляла кружки в неожиданных местах и злилась, если я не замечала её новых серёжек.
Я даже стала представлять, что она просто уехала, уехала ненадолго и скоро вернётся. Привезёт ерунду из какой-нибудь придорожной лавки и скажет: «Смотри, твоя эстетика — череп в кружеве».
Но тишина за дверью оставалась тишиной. И Летти не возвращалась.
Может быть, именно поэтому я и не пошла с ними. Потому что если бы я снова потеряла кого-то, не простив, не договорив, не дослушав, я бы не вынесла.
Поэтому я осталась.
И ждала.
Что-то мелькнуло за окном. Не тень. Не человек. Движение.
Резкое и лёгкое, как ветер, скользнувший мимо, почти нереальное. Я сразу поняла — это не случайность. Не прохожий. Что-то... было не так.
Декс поднял голову, уши прижаты, хвост поддёрнут — он не шипел, но весь напрягся, будто узнал чьё-то присутствие. Я подошла к двери, приоткрыла её медленно, прислушиваясь.
Тишина. Улица почти пуста.
Я вышла, прошла мимо лавки, вдоль стены. Воздух пах прелой листвой и чем-то... сладковатым, незнакомым. И как только я свернула за угол — врезалась в него. Он стоял слишком близко.
Молодой, высокий, с тонкими чертами лица, будто вырезанный из мрамора в полумраке старой церкви. Кожа светлая, почти прозрачная, губы — немного обветренные, будто бы он недавно был где-то на холоде. Глаза — глубокие, серые, с тенью. Не злой. Но и не человеческий.
— Извините, — выдохнула я, делая шаг назад, но он не отступил.
Он не приближался, не трогал меня, просто смотрел. Долго.
Словно искал черты, сверяя их с чем-то, что знал. Или чувствовал.
— Вы... Рут, — наконец сказал он. Голос мягкий, низкий, почти гипнотический. — Вы всё ещё здесь.
Я напряглась.
— Кто вы?
Он не ответил сразу. Только слегка склонил голову, как будто изучал.
— Тот, кто был рядом, когда её забрали.
У меня всё сжалось внутри.